Такси счастья (СИ) - Лунина Алиса

— Мне один специалист по паранормальным явлениям рассказывал, что в Петербурге полно неотмоленных мертвецов, они гуляют по улицам и в окна заглядывают. Это старый дом? Тут много людей умерло?

— Старый, ему лет сто, — усмехнулся Максим. — И людей за сто лет, как ты понимаешь, умерло много. Но бояться ничего не нужно. — Он сел на кровать рядом с ней. — Это особенная ночь, сегодня не может случиться ничего плохого. Ты засыпай, я посижу с тобой, покараулю.

— Дай мне руку!

Он сжал ее ладонь.

— От тебя волшебно пахнет, Саша. Летом, ирисами… Спи. Пусть тебе приснится лето…

И что? Ничего не было. Максим к ней даже не приставал. Посидел рядом, разогнал всех призраков, а когда Саша уснула, ушел.

***

Утром на кухонном столе она обнаружила записку. Максим написал, что уехал на Смоленское кладбище. К обеду вернется, и можно ехать в Москву.

В Москву… А Саша и забыла, что им пора возвращаться в обычную жизнь…

Она налила чай, подошла к окну, и вдруг поняла, что это не влюбленность, а любовь, и это чувство в отличие от легкой, радостной влюбленности станет для нее мучительным и сложным. Любовь, которую она ждала всю жизнь. И трясло ее ночью от того, что она уже ощущала в себе любовь, как болезнь, как изменение в крови…

Он появился к обеду; молчаливый, хмурый. Они поели и спустились вниз к машине. Снова трасса, заснеженные леса, домики…

«Молоком течет по снегу ветер

Обдувая сгорбленные крыши,

Будто белых маленьких медведей

Языком шершавым лижет».

За всю дорогу они не перекинулись и словом, разве что, когда сменяли друг друга за рулем, на половине пути.

В Москву приехали уже ночью.

— Максим, куда тебя отвезти?

Он назвал адрес. Саша остановила машину у его дома. У нее что-то рвалось внутри. Неужели сейчас он уйдет и все закончится, и она его больше никогда не увидит?!

Максим вздохнул:

— Саша…

Ей показалось, что сейчас он скажет нечто важное.

— Еще раз спасибо. Понимаешь, у меня в жизни все так сошлось. В сентябре погиб мой друг, а мы с ним с детства как братья… И началась у меня черная полоса: c женой проблемы, бизнес того и гляди развалится. В общем, навалилось все сразу.

Она кивнула: да, так бывает.

— Это зона сумерек. Ее надо поскорее преодолеть, чем быстрее преодолеешь, тем лучше. Зато потом все будет хорошо.

— Точно? — усмехнулся Максим.

Она серьезно ответила: точно, проверила на себе.

— Спасибо тебе, Саша, эта поездка помогла мне прийти в себя. Знаешь, я перед этим был в такой растерянности, что хотел все бросить, собирался разводиться с женой, закрыть свой журнал… А теперь думаю, надо дать себе еще один шанс. Может, получится спасти брак и дело, которому отдал столько сил? Это как в цигун, помнишь, упражнение «Поднимаем небо»? Нужно его поднять, даже когда оно падает на тебя… Я попробую. Ты мне очень помогла, если бы не ты, не знаю, что было бы…

Она едва не застонала.

«Вот спасибо-то, Максим! Значит, ты решил поднимать небо и налаживать отношения с женой? И в этом есть моя заслуга? Надо же, прелесть какая! Саша, отгрызи себе руку по локоть! Вот сейчас он уйдет, и я его больше не увижу. Я не должна его отпустить, но что мне сделать? Взять его в заложники, связать веревкой и не отпускать? Саш, выдохни и отпусти».

— До свидания, Максим.

— До свидания, Александра!

Он оставил на сиденье деньги (много, хватит на месяц, чтобы не работать, сидеть дома, никуда не выходить и реветь, вспоминая этого мужчину).

— А ну стой! — крикнула Саша.

Максим остановился.

— Деньги забери!

— Почему?

Она усмехнулась:

— Сев в такси, спросила такса:

«За проезд какая такса?»

А водитель: «Денег с такс

не берем совсем. Вот так-с».

— Это что, Александра?

— Ничего. Скороговорка.

— Понятно…

Он взял деньги и ушел.

Сказка закончилась, ангелы остались в Петербурге, а тут Москва и привычная жизнь, и никаких чудес.

Несколько дней она провалялась дома, в слезах и соплях.

Подхваченная, видимо, в Петербурге, сильная простуда сгодилась как надежное алиби. Признаться в том, что ей плохо из-за несчастной любви, как какой-нибудь курсистке, она боялась даже себе самой, не говоря уже о родственниках. Они, кстати, навещали хворую Сашу. Отец с Катей приносили пакеты с едой, заставляли ее пить лекарства и проводили всякие психотерапевтические душеспасительные беседы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Катя принесла сестре диск с записью нового клипа (в качестве спонсора выступил ее новый френд), в котором она, как и в первом клипе, кривлялась и поражала мир своей невозможной красотой.

Отец читал Саше стихи хорошо поставленным актерским голосом, и часто повторял нечто в духе любящего, обеспокоенного отца:

— Скушай, доченька, яйцо диетическое, или хочешь, обратимся к врачу?!

На что Саша отвечала решительно:

— Ни-че-го я не хочу!

В конце концов Катя догадалась — женское сердце не обманешь — и спросила сестру прямо:

— Сашка, у тебя с мужиком проблемы? Ты только нам его укажи, мы его за рога и в стойло!

А Саша расплакалась… Отстань, говорит, не в мужике дело, не буду я так пошло из-за мужика убиваться.

— Что ж тогда убиваешься?

— Да горло болит, и голова, а душа — нет.

Вскоре простуда прошла. Утратив спасительное алиби, Саше пришлось возвращаться к обычной жизни. Надо было работать и не обременять собой родственников, но легко сказать — вернуться к привычной жизни, когда у нее после возвращения из Петербурга в башке будто что-то замкнуло, и ничего не радует, а на душе скребут тридцать три черные кошки.

Говорят, ночь особенно темна перед рассветом, но можно ли этому верить?

Следуя данной теории, самое счастье — впереди у пациентов хосписа. Им прямо таким счастьем светит, что обзавидуешься. Потому как темнее и хуже уже не бывает.

На работу Саша вышла — деньги-то пока никто не отменял, а ей нужно себя и кошку кормить. Села она в Масяню, поехала на вызов и нарвалась на католического священника. Что-то с ним не так, подумала она, едва взглянув на пассажира. Странный какой-то.

А он оказался поляк — раз, католический священник — два, по делам в Москву приехал — три, был в приподнятом расположении духа — четыре. Он поинтересовался, почему у пани такой кислый вид. Пани оживилась и ответила, что вот ничего в жизни не радует, блуждаю во мраке уныния, может, вы, святой отец, укажете направление, в котором мне следует двигаться?

А он вдруг серьезно и даже торжественно сказал, что уныние есть смертный грех, и унылые будут погружены в ил болотного дна. Саша усмехнулась, вот спасибо-то! Только разве это справедливо, если за то, что человеку плохо, ему гарантированно сделают еще хуже? Не лучше, нет, отряды ангелов не бросятся на подмогу; у них, типа, разнарядка — сделать ему хуже, в ил болотного дна, и без вариантов.

И Саша стала стремительно погружаться в эту самую тину, депрессию, ил болотного дна, куда должны быть погружены, согласно Священному Писанию, все отчаявшиеся и унылые.

…Руку помощи в борьбе с хандрой Саше протянула маленькая девочка, восьми лет с необычным именем Соломея. Юную пассажирку Саше сосватала Катя. Сначала, когда Катя предложила встречать из школы восьмилетнюю дочь своей знакомой и отвозить ее домой на машине, Саша даже руками замахала, вспомнив печальный опыт с рублевским деткой.

— Нет, Катя, извини.

— Почему, Саня? Тебе не все равно, кого возить за деньги? Между прочим, речь идет о нормальных деньгах!

— Я с детьми не очень… Не могу наладить контакт.

Катя усмехнулась:

— Тебе и не надо контакт налаживать, нужно просто забирать ребенка из школы и отвозить домой, три раза в неделю, когда мамаша на работе. Это ты можешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пожалуй, да.

— Вот и славно! Мать ответственная, абы кому ребенка не доверит, а за тебя я поручилась.

Соломея оказалась своеобразной девочкой. Худенькая, две рыжие косички, смешливые голубые глаза, большой ранец за спиной (как они, бедняги, таскают такую тяжесть?), серьезная, но с превосходным чувством юмора.