Рисуя смерть - Татьяна Лаас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мягкий, красивый мужской голос произнес:
– Миссис Уильямс, это Майкл Ричардз, я по поводу вашей внучки. Пожалуйста, нам очень надо поговорить. Откройте, пожалуйста. Вы же понимаете, что я все равно войду в ваш дом, но ни мне, ни вам это не понравится. Пришла пора честно поговорить – нам некуда отступать, и вы это знаете. Вам тоже некуда отступать. Мы найдем вас даже на том свете. Терри важна для нас...
Ба прервала запись.
– Тереза, я понимаю, что это все тяжело, но...
Терри лишь кивнула, не в силах говорить. Огромная пасть с острыми зубами и с признаками разложения, так и продолжала стоять у неё перед глазами. И надо понять, надо принять, что это тоже Грег. Грег, который улыбался ей в кафе. Грег, с которым она болтала у себя дома, обсуждая какой-то фильм. Грег, который ей шептал: “Малыш...”. Это было больно. Это было... Ужасающе. Она же не раз напоминала себе, что он оборотень, только не знала, насколько... Это не уютный Эшли, превращающийся в кота, это... нежить. И это Грег, который ей когда-то отчаянно нравился. Еще пару минут назад. Мягкий, неконфликтный, привлекательный, с алыми, без признаков разума глазами.
Ба бережно приобняла её за плечи:
– Это трудно осознать, Тереза, но нужно признать. Эванс человеческая сволочь, но Плитт гораздо хуже. В разы хуже. Он нечеловеческая тварь.
– Ба, мне нужно побыть одной...
– Конечно, – Элеонора поцеловала Терри в щеку. – Отдыхай. Тебе пришлось тяжело в последнюю неделю. Набирайся сил...
Глава 13
Терри осталась в одиночестве и...
Она так рвалась рисовать, она так хотела помочь, а теперь сидела в кровати, смотрела на пустой лист скетчбука и не могла заставить себя провести хоть линию. Руки, обычно её не предававшие, чуть подрагивали, и хотелось одного – забиться с головой под одеяло, привычно убегая из этого мира. Только Терри отдавала себе отчет – она и так долго бегала от происходящего, хватит! Иначе проведет всю жизнь по указке Ба.
Острозаточенный карандаш с укоризной смотрел на неё, а Терри не могла заставить себя рисовать.
Пропасть между Грегом-человеком и Грегом-зверем потрясала. И через эту пропасть не перекинуть мост.
Терри сглотнула и все же заставила себя взять карандаш. Она обещала парням исправить ошибку, а Уильямсы всегда держат обещания.
Через не хочу и страхи она начала рисовать.
Сперва она разобралась с Алексом – сейчас он пугал её меньше, чем Грег. Пришлось нарисовать небольшой стрип. История Алекса, вышедшего на прогулку в дождь и не превратившегося в русала, как раз заняла один лист. Вот Алекс мрачно идет под зонтом, нахохлившись, как недовольная птица. Вот подлый ветер вырывает из рук зонт, и Алекс в отчаянии поднимает глаза вверх, навстречу каплям. Пальцы его судорожно сжаты в кулаки – он будет сопротивляться до конца! И он выдерживает – дождь не подчиняет его себе и не превращает в русала. Терри для верности пробежалась глазами по листу, проверяя, не напортачила ли где? Вроде, получилось хорошо, только… Пальцы продолжали чесаться, словно уговаривая, что самого главного она не нарисовала… Терри плотоядно улыбнулась и спешно набросала последний рисунок: счастливый Алекс, сидящий в луже, где ему и самое место! Теперь Терри точно была довольна историей.
Потом... Карандаш замер, отказываясь рисовать Грега. Точнее, это замерла сама Терри. Рисовать привычно улыбчивого парня было больно – она теперь знала, какой он на самом деле. Она стиснула зубы и заставила карандаш сдвинуться.
Все же она любила Грега – его история вышла за рамки стрипа. Она остановилась лишь на третьей странице, хотя еще на первом листе нарисовала, как Грег сам управляет появлением крыльев. Из-под её карандаша появился Грег с чашкой кофе в руках, и Грег на прогулке в бермудах, и смеющийся Грег, и… Её заставил остановиться только обнаженный Грег в ду́ше. Протягивающую ему полотенце женскую руку она спешно стерла. Этому не случиться. Этому не бывать – забыть алые, лишенные разума глаза не получалось.
Она зажмурилась и спряталась в своих ладонях:
– Терри, ты сидишь в глубокой луже. И никто не вытащит тебя оттуда. Пейринг Грерри окончательно не состоялся и признан ересью. Никаких Грерри существовать не может – Грег чудовище в человеческой оболочке. – Она прикусила губу и все же поправилась: – не так. Грег исчезает в чудовище, его там под разлагающейся оболочкой нет. Небеса, за что это с ним...
За что это с ней, она спрашивать не стала – всегда влюблялась не в тех, и привязывалась к кому ненужно. Каждый раз бывало обидно, а сейчас… А сейчас было еще и больно.
Волны сна мягко наваливались на неё, грозя утянуть в ненужное сейчас забытьё, и Терри решительно открыла глаза. Во всей этой истории, кроме оборотничества Грега, ей не нравилось еще одна вещь – она не могла смириться с тем, что Эванс по непонятной причине уйдет от ответственности за все случившееся. А это совсем неправильно, смерть Пегги была на его совести.
Терри, упрямо побеждая сон, принялась рисовать. От её карандаша еще никто не убегал. И Эванс не убежит! Это Терри знала точно.
Для начала… Для начала… Терри поджала губу, хоть от Ба и прилетало постоянно за эту привычку. Для начала Эванс на рисунке отчитывался перед начальством, и в пузырях над его головой Терри мстительно писала: “Я не знаю сэр, оно само как-то случилось!”, “Я не в курсе происходящего, сэр!”, “Мы пытаемся разобраться со случившимся, но вынуждены признать – все вышло из-под контроля, сэр!”, “Честное слово, я не виноват – оно само!”.
– И ни слова больше, Эванс! – пробурчала Терри. – Если начальство не признает тебя несоответствующим должности, я карандаш весь сгрызу, но придумаю что-то еще.
Из-под её карандаша появился истерящий Эванс, разбрасывающий во все стороны бумаги, Эванс, орущий что-то в окно на случайных прохожих, Эванс, забившийся в уголок, как ребенок – он никогда и никому уже не причинит вреда.
Терри отложила в сторону карандаш – пожалуй, с Эванса хватит.
Так, что еще? Как на зло в
