Жажда. Роман о мести, деньгах и любви - Алексей Колышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет-нет, – Сергей принялся стряхивать с себя эту очередную прилипалу, – я не хочу. Никаких чаевых больше.
– Ах вот как! – девица отпрянула и теперь стояла над ним, сложа руки на груди и презрительно щурясь. – Да мне ваши чаевые ни к чему. Я вам сама приплачу.
– Что, Сережа, – отвлекся от своей Карины Мемзер, – девочка расхамилась? Сейчас, подожди, я позвоню...
– Нет, пожалуйста, – Сергей мотнул головой, – все в порядке.
– Точно?
– Абсолютно точно.
– Ну, сам смотри...
Сергей с интересом разглядывал эту танцовщицу. На ней, в отличие от предыдущей, было немного больше одежды, грудь, во всяком случае, была прикрыта. Происхождения она была определенно восточного: черные волосы, огромные глаза, смуглая кожа.
– Ну, приплатите, – неожиданно для самого себя изрек Сергей. – Я вам, девушка, чаевых не дал, так дайте вы мне, за интертейнмент. Денег не надо, а вот чайник чаю был бы в самый раз, только вы туда не плюйте, пожалуйста.
Дерзкая девица, цок-цок, подошла к стойке, цок-цок, вернулась и поставила перед Сергеем обещанный чайник.
– Вот, пейте на здоровье, – развернулась и тоже пропала в винном свете. Сергею она как-то запала в душу, и он некоторое время пытался отыскать ее глазами среди невообразимой кутерьмы, творящейся в зале. Все диваны уже были заняты, посетителей превращали в клиентов назойливые танцовщицы и томные проститутки.
– Пойдем, – со вздохом сказал Сергей Алле с холодными руками, – пойдем, сделаем это. Нужно соответствовать формату твоего заведения, да и положение обязывает.
Спустились по лестнице, ведущей в преисподнюю. Несколько комнат разного размера, с диванчиками и плазменными панелями. Сергею захотелось принять душ, и ведьма-хозяйка комнат, сухопарая и в бордовом освещении выглядевшая особенно кошмарно, предложила ему комнату с душевой кабиной и большой софой, на которой были разбросаны подушки. В комнате было холодно; душ, сколько его ни регулировали, обманывал и выдавал порции ледяной воды по собственной прихоти. Сергей, оставшись без очков, разглядывал стоявшую рядом с ним расплывчатую теперь проститутку и ни малейшего возбуждения не испытывал. Она пыталась вымыть его, но руки ее были все так же холодны, и теперь, в этой комнате, под ледяным душем их прикосновения были особенно неприятными. Вся она, высокая, обладавшая, правда, очень хорошей фигурой и замечательно пропорциональными формами, напоминала русалку. Он так и сказал ей, нацепив очки:
– Ты похожа на русалку.
Весь дрожа после душа, Сергей испустил деланный смешок и повалился на софу. Единственное, о чем он сейчас мечтал, – укрыться теплым одеялом. Эта продажная женщина нисколько не грела, наоборот, холод ее пальцев вымораживал душу, и он закрыл глаза, предоставив ей делать свою работу. Она старалась напрасно – в тот вечер у Сергея впервые в жизни ничего не получалось. Он не относился к ней, как к падшей или никчемной, он видел в ней лишь женщину, которую не смог удовлетворить. За себя ему почему-то обидно не было. Видя, что у нее ничего не выходит, проститутка спросила:
– Это я виновата или дело в тебе?
– Дело в том, что у тебя очень холодные руки, и когда ты прикасаешься ко мне, ты словно забираешь жизнь, поэтому я назвал тебя русалкой, – Сергей лежал, а она нависала над ним, и ее глупое лицо совершенно ничего не выражало.
– У меня низкий гемоглобин, – сказала проститутка, – у меня и ноги всегда холодные.
– Тогда тебе нужно бросить свою работу. Хотя бы до тех пор, пока ты не потеплеешь.
– Ну хочешь, я не буду тебя касаться руками? Можешь связать меня, это будет смешно.
– Кому? Да и связать мне тебя нечем. У нас ведь нет белого шелкового шарфа и шила для колки льда, а без них представление не имеет смысла.
– Что же делать? – без всякого выражения спросила проститутка, и Сергею внезапно захотелось придушить ее, чтобы она хоть немного изменилась в лице. Эту мысль он с трудом, но все же отогнал.
– Пойдем наверх, – Сергей встал, принялся натягивать рубашку. – Там хоть люди есть живые.
– Ну прости меня, – она тоже встала, подошла к нему вплотную и как-то очень жалко, неуклюже обняла. – Я виновата.
Сергей развернулся, толкнул ее в грудь, она вскрикнула, упала на софу ничком, он следом, накрыл собой ее тело, поцеловал в губы, опустился до живота, потом еще ниже, она развела ноги, пропуская его голову...
Мемзера нигде не было видно. Официантка ответила, что он заказал приватный танец в отдельном кабинете. Сергей подошел к барной стойке, отмахнулся от очередной назойливой мухи, попросил себе стаканчик виски.
– Эй, ты как? – чей-то смутно знакомый голос. Он повернулся: давешняя танцовщица, та, что угостила его чаем. Он улыбнулся и вдруг подумал, что она здесь и сейчас самый близкий для него человек.
– Садись. Выпьешь со мной?
– Угостишь – выпью. – Она присела на соседний высокий стул, приняла из его рук стакан, пригубила.
– Крепкий. Любишь выпить?
– С чего ты взяла? Просто больше нечем заняться.
Она лукаво взглянула на него:
– Алла тебя высосала? После нее многие клиенты жалуются, что сил совсем не осталось. Она у нас вампирша, ее все девочки так называют.
– Без комментариев, а силы еще есть. Хочешь предложить себя? – Он вновь увидел на ее лице прежнее выражение – презрение вкупе еще с чем-то, но она быстро справилась с собой.
– Нет, я только танцую. И вообще, у меня сегодня праздник, я экзамен сдала. У меня ребенок, неохота, знаешь, подцепить какую-нибудь заразу вроде СПИДа и оставить его сиротой. Хочешь, покажу? – и не успел Сергей опомниться и сказать, что это лишнее, как она уже протягивала ему свой мобильный телефон, с экрана которого глядел светловолосый мальчик лет трех с грустными глазами видавшей виды дворняжки.
– Серьезный какой, – вежливо сказал Сергей, – и совсем беленький, на тебя не похож. Ты кто по национальности?
– Я вообще чистокровная татарка, меня Эльвира зовут. Эля. Вернее, у меня отец татарин, а мать была чеченка. Она нас бросила, ушла с мужиком. А сын на своего папу похож. Он меня бросил, когда я родила.
– Грустное какое дерьмо ты рассказываешь. Давай потанцуем! – Сергей спрыгнул со своего стула, стащил ее следом, они принялись отплясывать возле блестящего шеста, Сергей дурачился, спустил до колен брюки, некоторые проститутки подходили к нему и трогали.
– Ты здорово нанюхался, – Эля хохотала, глядя на него, – жжёшь!
– Совсем не нюхал. Я даже не знаю, что это такое. А ты пробовала?
– Ну конечно! Кокаин... Тебе после него кажется, что ты вообще все можешь. Понимаешь? Вообще все. А от экстази кайф другой. У тебя силы просто столько, что тебя аж трясет всего, ну и глюки иногда бывают. Здесь, кстати, можно взять. Хочешь?
– Ты барыжишь?
Она отшатнулась, сделала круглые глаза:
– Нет, что ты! В самом клубе нет, но на улице в машине сидит барыга, у него все есть. Я просто предлагаю, деньги ему, если захочешь.
– Спасибо, – Сергей застегнул брюки, – не сейчас.
Он увидел, как Мемзер выходит из кабинета вместе с каким-то человечком среднего роста, не то китайцем, не то корейцем. «Этих сам черт не различит», – подумал Сергей и помахал дяде, а тот заметил и помахал в ответ. Их обмен жестами произвел на Элю серьезное впечатление.
– Ты их знаешь, да? – спросила она с уважением.
– Только одного, у которого глаза как у нас с тобой.
– А узкоглазый – это владелец клуба. Знаешь, – она заискивающе посмотрела на Сергея, – не говори им, что я тебе предлагала взять. Договорились? А то у меня будут проблемы.
– Тогда давай телефон, а то сдам тебя с потрохами...
Мемзер пожал узкоглазому руку, подошел к племяннику:
– Ну как? Все в порядке? Понравилось тебе? Это тебе не Сочи какой-нибудь. По домам? У нас завтра напряженный день.
«Кадиллак» уже ждал у дверей. Его черная доверчивая туша ластилась к хозяину, дверцы сами порывались распахнуться и впустить седоков в теплое кожаное чрево, но Сергей, давясь чудесным волнением, вдруг наполнившим его при виде ночной улицы, сказал, что хочет еще прогуляться, подышать.
– Как скажешь, начальник, – рассмеялся Мемзер и, уже высунувшись из автомобиля, крикнул напоследок: – Только без загулов, завтра у нас дела!
Под ногами мягким спутанным ковровым ворсом копошилась снежная каша, не давала быстро идти, заставляла поднимать ноги повыше. Из невидимых ночных туч шел редкий снег. Телефон Эльвиры еще цеплялся за память из последних сил, и он поспешил записать его. Мелькнула шальная мысль – быть может, сейчас набрать номер, встретить ее. Представилась белая скатерть, свечи, отчего-то красные, в большом раскидистом подсвечнике, икра на ледяной глыбе и запотевший графин... Нет, нет – только прогулка, тест на выносливость и в его конце вытянутая рука, запах прокуренного такси и сон, блаженный, раскисающий от неги, полный сладкой ломоты в мышцах ног. Он был весь окутан Москвой, с которой наконец-то оказался наедине, вдыхал ее запах, вслушивался в сырое звучание проезжавших машин. И совершенно невероятной была мысль, что где-то далеко сейчас плещется теплое еще море и отцветает многочисленная зеленая всячина, а мать, наверное, еще сидит за столом на кухне и читает толстую, обернутую в газету книжищу.