Золотые пластины Харати - Эрнст Мулдашев

Мне удалось составить две схемы района Кайласа; одна — схема «Страны Богов», то есть схема региона, прилегающего к Кайласу и вторая — схема «священной Парикармы», то есть схема тех мест, по которым паломники обходят по священной тропе гору Кайлас.

Эти обе схемы, без претензий на точность, получились следующими (см. стр. 238, 239).

Лежа на неудобной кровати в гостинице «Пирамида» в городе Катманду, я долго рассматривал эти схемы. На первый взгляд все казалось обычным: такие же, как и везде, реки, горы… Но в душе щемило от ожидания встречи с загадкой. Я еще не знал, какие приключения ожидают нас там. Завтра мы отправлялись на Тибет.

Я представил, какой душевный трепет охватывает паломника, собирающегося совершить парикарму вокруг священной горы. Ему, паломнику, наверное, ведом только один Бог, величие творений которого он сможет наяву созерцать при встрече со священной горой. И ему, паломнику, и в голову, конечно же, не может прийти то, что многие западные (да и восточные) люди имеют в глубине души другого, более «сладкого и родного Бога» — доллар (или рубль, или рупию и тому подобное), во власти которого находятся даже тогда, когда ходят в церковь или мечеть и произносят высокие слова во славу настоящего Бога. Этот «бумажный Бог» силен, очень силен, и сила его состоит в материальной власти, которую он дарует людям. Похотливая сила «бумажного Бога», действующая в области грубо материальных понятий по типу сытости, обладает реальной властью потому, что эта власть близка, понятна и хрустит под пальцами или увесистой пачкой оттягивает карман или «напузник». Куда там до настоящего Бога, ведь для общения с Ним — невидимым — надо ходить в какие-то религиозные заведения, слушать проповеди и изо всех сил представлять величие Создателя, замысел которого остается все равно непонятным! А пачка долларов близка и тяжела, от нее веет реальной силой: захочу — куплю «Мерседес», захочу — шикану в ресторане, захочу — куплю проститутку…

Но… рано или поздно возникает желание «купить» любовь. Это глупое желание становится все сильнее, сильнее и, наконец, начинает грандиозно и больно свербит в душе. Пачка долларов начинает казаться скучной и никчемной, начинают раздражать женщины, которые никак не хотят искренне влюбиться в «денежный мешок» и даже… м… м… м… называют тебя — наместника «бумажного бога» на Земле — противным словом «козел»… и, рано или поздно, к горлу подступает скука, звенящая, тоскливая скука, когда устоявшиеся уже привычки иметь «бумажную власть» становятся похожими чем-то на надоевшую вонь, от которой никуда уж не деться.

Богатый человек, в поте лица зарабатывавший «бумажную власть», конечно же, изо всех сил старается укрыть от самого себя эти разлагающие бизнес мысли, но они все появляются и появляются, а не любящие глаза женщин все встречаются, встречаются и встречаются. Настоящий Бог, тот самый Боженька, которого искренне любят паломники и другие светлые люди, делает свое дело в борьбе с искусственным «бумажным богом».

В тот момент, когда я лежал на неудобной кровати в гостинице «Пирамида» в городе Катманду, я не знал, что почти через два года рухнут две башни Мирового Торгового Центра в Нью-Йорке, что многие газеты будут писать о предречении Нострадамуса по этом поводу, и что многие люди будут считать эту катастрофу не террористическим актом, а божьим возмездием над главной обителью «бумажного бога» на Земле. А еще через некоторое время Надежда Маслова из Екатеринбурга удивительный человек со способностью видеть тонкий мир — пришлет мне фотографию призрачного «огненного меча», занесенного над Нью-Йорком, которую она сделала со смотровой площадки Мирового Торгового Центра с помощью цифровой камеры.

Я встал с кровати и пошел в другую комнату, где полным ходом шел сбор к завтрашнему отъезду на Тибет. В бочках уже лежали продукты, рюкзаки были упакованы.

Сергей Анатольевич Селиверстов купил целый ящик мандаринов и всем рекомендовал есть их, уповая на особую их роль в процессе адаптации к высокогорью. Когда я уходил, взяв свой рюкзак, около двери услышал сочный голос Селиверстова, кушавшего мандарины:

— Двадцатый пошел.

Глава 5

Вот он, Тибет!

— Ох, и трясет, без кишок можно остаться! — в сердцах проговорил Селиверстов, подпрыгивая на заднем сиденье джипа.

— У тебя еще есть чему трястись. Обратно будешь костью ехать, если конечно, живым вернешься, — с видом прорицателя язвительно выговорил худой Рафаэль Юсупов.

— Кончай, еще накаркаешь, — с негодованием сказал Сергей Анатольевич Селиверстов.

— Сам понимаешь, — все тем же угрюмым голосом продолжал Рафаэль Юсупов, — только что, незадолго до нас с Тибета не вернулись два американца и два немца. Куда они делись? Погибли или… как говорится, тайга закон. А если еще вспомнить четырех альпинистов, которые залезли на какую-то из вершин в районе Кайласа, после чего в течение года превратились в стариков и умерли.

— А если еще добавить то, что мы пойдем в Долину Смерти и предстанем перед ликом Зеркала Царя Смерти Ямы, — с ухмылкой вставил Равиль Мирхайдаров.

— Вы еще забыли про заколдованное «место голодного черта», где реализуются все плохие мысли человека, — Селиверстов посмотрел на Рафаэля с Равилем, — кончайте накручивать! Я то по жизни опасностей ой-ой сколько видел. Вон мы с шефом в Гималаях с какими только опасностями не встречались: и лавины, и ситхи, и мертвая вода, и психоэнергетический барьер Сомати-пещер. И ничего — живы и здоровы.

— Риск — благородное дело. Любой исследователь, тем более исследователь-путешественник рискует, и рискует не только честью ученого, но порой и жизнью, — патетично с поучающими интонациями произнес Рафаэль Юсупов. — Просто разумно надо ко всему подходить, ответственно.

— Интересно, как оно будет в объятиях Шамбалы? — как бы сам себя спросил романтичный Равиль.

Дорога, по которой мы ехали после пересечения границы Непала и китайского Тибета, и в самом деле была просто жуткой. Она проходила над пропастью высотой 300— 400 метров , была узкой и состояла из крупных камней вперемежку с грязью. Иногда появлялась колея, и машина начинала буксовать в нескольких сантиметрах от пропасти. Однажды встретился водопад, падающий с почти отвесного склона на край дороги. На этом месте образовалась вымоина. Колесо нашего джипа, попав туда, начало скользить и зависло над пропастью.

— Ва, ва, ва! — вскричал водитель-тибетец.

— Это он «ой» сказал — прокомментировал Рафаэль Юсупов.

Из жестов водителя мы поняли, что нам следует всем сдвинуться в кабине в сторону, противоположную пропасти, что мы и сделали. Три колеса начали натужно вытаскивать четвертое зависшее колесо. Вскоре четвертое колесо затянулось на землю, и мы поехали вперед.

— Ух, — послышался вздох Селиверстова.

Уже вечером мы достигли маленького китайского городка Джангну, еще раз прошли таможенную проверку и уже ночью, так же над пропастью поехали дальше, чтобы добраться до поселка Ниалам, где должны были переночевать.

— Ночью лучше ехать, высоту пропасти не видать, — отметил Рафаэль Юсупов.

Поселок Ниалам располагался на высоте 3750 метров в ущелье и, как нам сказали, был типичным тибетским поселком. Мы разместились в тибетской гостиничке с кроватями, на которых лежали оригинальные коврики, сотканные из шерсти яка. Поужинали мясом яка, и попили чай, куда было добавлено сало этого животного. Было очень непривычно.

Утром удалось найти полчаса времени, чтобы походить по поселку и понаблюдать за жизнью тибетцев. Первое, на что я обратил внимание, это красные ленты с бахромой, вплетенные в косы на головах мужчин и женщин, о роли которых в выведении вшей путем их периодического простирывания рассказывал мне англичанин Тим. На пороге домика я увидел двух женщин, одна из которых увлеченно перебирала волосы другой, иногда смачно вскрикивая и производя двумя пальцами давящие движения. Нетрудно было догадаться, что она говорила что-то типа «Ах, сволочь (вша), попалась!».

Дети, конечно же, чистотой своих лиц и рук тоже не отличались. Они, тибетские дети, как мне показалось, имели, чуть ли не врожденный инстинкт — попрошайничать. Стоило только мне взглянуть на одного юного отпрыска тех людей, от которых некогда зародилось все человечество, как он сразу протянул руку и зычно сказал:

— Сэр, гив (сэр, дай). Я полез в карман и, достав китайский юань, протянул его тибетскому пацану. Вместо «спасибо» он крепко вцепился в мой рукав и, топая ножкой, начал требовательно голосить: — Гив, гив, гив.

Откуда ни возьмись появились еще несколько мальчиков и девочек, которые стали отталкивать конкурента, вцепившегося в мой рукав и также стали выкрикивать это гавкающее слово «гив». Я достал еще несколько юаней и протянул их им. Дети кинулись на них, конкурируя, и даже порвали один юань. Я повернулся и, сопровождаемый негодующими криками, пошел к машине. Вслед мне кинули камень.