Мобберы - Александр Рыжов

– А сокровища? – изнывала Рита. – О сокровищах что-нибудь сказано?

– В трактате Синсеруса Ренатуса говорится, что философия розенкрейцеров направлена на овладение тайнами природы и вечной жизни. В составе Ордена было несколько сот именитых алхимиков, они утверждали, что им удавалось при помощи философского камня превращать в золото любые металлы. Достоверность этих утверждений сомнительна, хотя чего не бывает… Но, учитывая, какие высокопоставленные адепты были у Ордена, можно предположить, что розенкрейцеры не бедствовали. Один Фридрих Вильгельм мог с полтычка отвалить им столько лавэ, что обеспечил бы на всю жизнь и их самих, и их потомков.

– Куда потом подевался этот Орден?

– После смерти прусского короля Орден стал быстро клониться к упадку. На розенкрейцеров начались гонения, потому что пруссаки считали, что они дурачили их правителя. К тому же маги и алхимики, входившие в Орден, передрались между собой. Сведений о роспуске братства розенкрейцеров нет, однако с началом девятнадцатого века упоминания о них и об их богатствах исчезают.

– Притаились?

– Пёс их знает, – Джим закрыл справочники и сложил стопкой.

Они вышли из библиотеки.

– Куда теперь?

Размышления перебил Григ. Рита вытащила из сумочки мобильник: звонил Хрофт.

– Асмуда своровали! – лупанул он с ходу.

– Как?!

– Расскажу… Встретиться надо. К Исаакию подвалить можешь?

Встретились под Медным всадником. Хрофт был хохлат, как какаду, и рассержен, как президент после импичмента.

– Дуем мы с Асмудом по Конюшенной… не помню, по Большой или по Малой… не суть… Вдруг джип мимо фигарит, останавливается, выходят оттуда два мерина, хватают Асмуда под белы руки и грузят вовнутрь. Он орёт, брыкается, я стою, как примороженный, из нирваны выйти не могу… Короче, погрузили они его в джип и пошпирляли дальше по улице. Я только и успел каменюгой им в зад засандалить. Промазал…

– Номер запомнил?

– Куда там… Да и проку-то? Они его за первым же углом снимут и другой приклепают, не засвеченный. Это же мафия, а не детский сад.

– Опять они? – Джим схватился за щёку, словно у него засаднили подточенные кариесом зубы.

– Больше некому, – Хрофт повинно согнул выю. – Я ещё постоял там, на Конюшенной, и как-то втемяшилось мне, что один мерин на того… на борова похож, который нам возле общаги кейс с подтиркой впарил.

– Мерин похож на борова. – Рита попыталась постигнуть всё то, о чём поведал Хрофт. Переделка, в которую влип Асмуд, была и смехотворной, и трагичной. Нет, о смехотворности следует позабыть – если Хрофт не ошибся и в джипе сидели кенты из мафии, Асмуду каюк… Но чего они добиваются?

Только Рита подумала об этом, как ей позвонили, и голос, перемежавший слова с чавканьем, популярно втолковал, что за Асмуда конкурирующая фирма назначает выкуп. В размере сведений, позволяющих добраться до капитала княгини Волконской. Буде Рита сотоварищи откажутся, над пленённым агнцем учинят такое, что не снилось и палачам Нерона.

– Расчленим так, что любо-дорого! – обязался водяной.

– Изверги! – закричала Рита. – Кровопийцы! Ироды! Мы ничего не знаем…

– А по музею зачем шастали?

Рита молчала. Водяной чавкнул, и она услыхала меканье, в котором не сразу распознала голос Асмуда. Вероятно, рот у него был законопачен, потому что до неё не донеслось ни одного членораздельного слова.

– Сейчас мы вашему дружку кое-что отчикаем и пришлём вам в бандерольке наложенным платежом. Гхы-гхы!

Рита обменялась взглядами с Хрофтом и Джимом.

– Говори, – сказал Хрофт. – А то и правда соорудят из него окрошку.

– У Пушкина было написано «Карл Брюллов. Помпеи», – проговорила Рита в трубку, готовая своей ненавистью испепелить и водяного, и всех его подельников. – Мы ездили в музей, чтобы посмотреть на картину.

– А мы вас чуть не мочканули… гхы-гхы!.. чвак…

– За чем же дело стало?

– Ваши трупаки нам без надобности. Пока. А шмальнули, чтоб знала ты… и предок твой чтоб знал: мы каждый шаг ваш отслеживаем… чвак!.. Обкакались, поди? Ничё, вам полезно. А то борзые стали – кто-то вам мессаги про клад сливает, а вы и рады. Чего замолкла? Плети дальше.

– Я всё рассказала.

Ей не поверили. Трубку из её руки выдрал Хрофт и, чехвостя водяного на все лады, потребовал, чтобы Асмуда без промедления выпустили из неволи. Ему ответили с аналогичной экспрессией, диалог получился контрпродуктивным. Неудача постигла и Джима. Его окрестили четырёхглазым засранцем и послали в такое географическо-физиологическое захолустье, куда не добирался ещё ни один путешественник.

– Даём вам двадцать четыре часа. Будете нам дыни компостировать, сделаем из вашего мэна сначала вумен, а опосля начинку для беляшей.

– Ок, – сказал Хрофт, когда Рита положила мобильник в сумочку. – Идём в ментуру?

Их завлекли в ловушку, из которой самостоятельно было уже не выбраться. Рита признала, что на этот раз они бессильны что-либо противопоставить своим врагам. Жизнь Асмуда была брошена на весы, которые от минуты к минуте склонялись не в его пользу.

Джим ещё возражал, высказывал какие-то суждения, обнадёживал, но Хрофт сказал ему:

– Прикрой своё паяло, заморыш! Мне Асмуд – как брат кровный. Без него дружина моя – пшик. Если они его укокошат, я их из-под земли вырою, загрызу, как сусликов… А после с ума сойду и харакири себе мечом сделаю.

– Не надо! – взмолилась Рита. – Мы уладим. Я скажу папе, он всю питерскую полицию подключит. Мы вытащим Асмуда! Живого и невредимого.

– Шевелите культяпками! Разгубошлёпились тут… – Хрофт прибавил скорости и впилился в кривобокий бак, изъеденный коррозией.

Возле бака стоял чумазый бомж, он ковырялся в соре, выбирал съестное и складывал в тару из-под сапожек от Гуччи. Явление Хрофта вырвало его из мира грёз и вожделений. Он бросил обратно в бак вздувшуюся банку латвийских шпрот, цопнул коробку с найденным добром и прижал её к себе. Хрофт, потирая акупунктурную точку, на которой должен был вскоре появиться синяк, крыл отборными ругательствами и бак, и тех, кто его здесь приткнул.

– Пардон, – сказал Джим бомжу. – Наш друг не хотел вас беспокоить.

– Ничего-ничего, – проквакал бомж, пятясь.

Ему было лет пятьдесят, лицо не испитое, одет в костюм-тройку, ещё не успевший прохудиться и истрепаться. Помимо всего прочего, на нём был галстук! Рита никогда не видела бомжей при галстуках. Заинтересованная, она посмотрела на него внимательнее, и внезапное «ой» вырвалось из её уст.

На неё глядел Андрей Никитич Калитвинцев, искусствовед. Такой, каким он был изображён на титульной странице своего сайта.

Неприкаянный

Рита двинулась к нему, остановилась, снова двинулась. Прижимая к ввалившейся груди коробку, словно то был несессер с сапфирами, бомж по-рачьи отступал от бака, намереваясь, по всей видимости, дать стрекача.

– Андрей Никитич? Вы?…

Конечно, ей случалось обмишуриваться. Конечно, есть люди, похожие друг на друга, как двойняшки. Но этот… Пусть черномазый, пожамканный, небритый – но это был тот самый человек, чей портрет они с Джимом видели в Интернете! Джим тоже опознал его и стал заходить сзади, отсекая ему пути к бегству. Бомж уронил коробку с добытыми припасами и попробовал пропихнуться между баком и стеной дома. Но там возвышался Хрофт.

– Не дай ему уйти, – велела Рита и произнесла ласково, как дрессировщица, разговаривающая со строптивым пуделем: – Андрей Никитич, куда же вы? Мы – ваши друзья, уделите нам хотя бы минутку.

– В-вы меня с кем-то п-путаете, – ответил он, заикаясь.

– Мы ни с кем вас не путаем. Ваша фамилия – Калитвинцев, и до недавнего времени вы числились в персонале Русского музея.

– П-почему до н-недавнего? – спросил бомж, сдуваясь, как резиновый пузырь.

– Потому что вы умерли. Вчера вас похоронили за счёт музея, сподвижники произнесли траурные спичи и выпили за ваш упокой. Хотите взглянуть на свою могилку?

– Это умопомешательство! – Бомж галстуком, напоминавшим ленту гофрированной бумаги, отёр немытое лицо. – Я ж-жив! Я не умер!

– Теперь вам трудновато будет это доказать.

– У меня п-при себе п-паспорт, банковская карта!..

– Уже составлено заключение о вашей смерти. Считается, что паспорт у вас украли, а сами вы сыграли в ящик, так и не оправившись от травмы черепа. Ваша квартира опечатана, полиция ищет родственников, имеющих право на её наследование. Имущества после пожара осталось немного, но сама жилплощадь – лакомый кусок. Даже если у вас и не было наследников, они отыщутся, поверьте.

– В моей к-квартире был пожар?

– Андрей Никитич, – сказала Рита, видя, что самообладание вернулось к нему, – давайте сядем где-нибудь в «Макдоналдсе» и потолкуем. Уверена, что мы способны помочь друг другу: мы – вам, а вы – нам.

– В «Макдоналдсе»? Я и в магазины-то б-боюсь заходить! Меня же сразу п-пристрелят!