Предрассветные призраки пустыни - Рахим Эсенов

— Расскажите, Таганов, как вы веселились на свадьбе этого басмача… телохранителя самого Джунаид-хана! Вы отдаете отчет своим поступкам?! Помните слова Дзержинского? У чекиста должны быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки… Вы же запачкали их, пожимали руку бандиту.

Ашир порывался прервать гневную речь Новокшонова, нового оперативного уполномоченного ОГПУ. Но не тут-то было. Войдя в раж, Новокшонов словно не замечал, что хотел ему возразить Таганов.

С полгода как Ашир сдал свой взвод Мовляму Байрамову и перешел на оперативную работу под начало Касьянова. Но случилось непредвиденное: Ивана Васильевича вскоре отправили на учебу в Москву, на Высшие чекистские курсы, а вместо него назначили Новокшонова, человека скромного, но инициативного, числившегося у командования не на плохом счету.

Когда Таганову предстояло сделать выбор — идти ли на оперативную работу, он заколебался. А Касьянов настаивал. Ашир посоветовался с Розенфельдом, тоже перешедшим на работу в аппарат ОГПУ, тот, не раздумывая, сказал: «Иди. Голова у тебя светлая».

И вот теперь новый уполномоченный, сменивший Касьянова, распекал своего молодого помощника.

— Классовое чутье теряете, товарищ Таганов! С врагом надо обходиться по-вражески… Пожалели разбойника с большой дороги, потому что он ваш аульчанин… Отец у него ходит в басмачах, это же известно! Вам придется ответить за нарушение революционной законности. А пока езжайте в Конгур, доставьте Курреева ко мне!

— Арестовать? Курреева?! Он же амнистирован…

— Не устраивать дискуссий, Таганов. Выполняйте!

— А ордер на арест?

— Ордер будет… Выезжайте завтра утром. Все!

— Арестовать без ордера? Нас так не учили, товарищ Новокшонов…

— Кто это вас «так» не учил? — саркастически улыбнулся Новокшонов, досадуя на себя, что ошибся в этом с виду чуть неуклюжем парне, производившем впечатление покладистого. — А вас учили приказы выполнять?

— Учили, — вытянулся в струнку Таганов. — Чары Назаров предупреждал о нарушении революционной законности…

Новокшонов достал из кармана папиросы и нервно закурил.

Таганов сморщился: он не переносил табачного дыма. Будучи человеком некурящим, Ашир с какой-то предвзятостью относился к курильщикам, считая их закоренелыми неряхами, расхлябанными людьми. Им ничего не стоит задымить в многолюдье, даже не испросив разрешения у женщин, бросить на видном месте окурок, стряхнуть пепел на ковер, а Новокшонов опровергал тагановское предубеждение, являя собой пример аккуратности и подтянутости. Он тут же потушил папиросу, раздавив ее в пепельнице, и снова подосадовал на себя, чувствуя, что между ним и его помощником встала незримая стена отчуждения, даже неприязни. Новокшонов решил изменить тактику, напролом тут не возьмешь. Таганов оказался не простачком, каким он вначале показался.

— Напрасно вы волнуетесь, товарищ Таганов, — Новокшонов клял себя за то, что никак не отучится по-барски взирать на людей, что, забываясь, переоценивает себя и свои возможности. — Санкция на арест есть. Я договорился с прокурором, но он выехал по одному делу. Скоро вернется в Ашхабад, к середине недели. В крайнем случае в конце недели ордер будет у меня на столе… Так что езжайте спокойно. Я беспокоюсь, что Курреев сбежит. По агентурным данным, в Конгур наведывались люди из песков. Зачем, спрашивается? Может, парня оговаривают. Привезешь Курреева, вместе и выясним… Тебе я не угрожаю, но ты сам задумайся, к лицу ли тебе было гулять на свадьбе басмача?

Новокшонов сел на место, достал из стола ножницы, маленькую пилку и стал обтачивать на большом мизинце отращенный ноготь.

Таганов задумался. Не поймешь нового уполномоченного: то труслив, то рассудителен… И впрямь, не следовало ему ходить на свадьбу Нуры. Обычай нарушить — люди уважать перестанут, а гулять у басмача в доме — революцию предавать… Крупное продолговатое лицо Новокшонова с маленьким носом и с раздутыми ноздрями было спокойно. А высокий лоб и большие выразительные глаза придавали ему обаяние.

В дверях Таганов чуть не столкнулся с Чары Назаровым, начальником отдела по борьбе с басмачеством. Ашир уступил дорогу и, поприветствовав Назарова, вышел в коридор.

— Чего это он такой кислый? — спросил Назаров, когда за Аширом закрылась дверь.

— Мне стало известно, что Таганов гулял на свадьбе у басмача Нуры Курреева. — Новокшонов стоял перед Назаровым навытяжку. — Сейчас из Конгура поступили сведения, что Нуры поддерживает связи с басмачами, встречается с ними ночью. Я приказал Таганову арестовать Курреева, а у него сомнения…

— Насколько надежны ваши сведения о связях Нуры с басмачами? — быстро спросил Назаров.

— Абсолютно… Видели аульчане. Отец Нуры все еще болтается где-то в банде Джунаид-хана…

— В чем же сомневается Ашир Таганов?

— Нет, говорит, ордера на арест Курреева.

Назаров задумался, покачал головой — мол, это нехорошо.

— Упускать басмача к хану не хочется, — заискивающе добавил Новокшонов.

— Ладно. Действуйте! — одобрил Чары. — Еще что у вас?

Новокшонов переступил с ноги на ногу, озабоченно добавил:

— ЧП… Карта служебная исчезла… На ней контрабандные и басмаческие тропы.

Брови над глазами Назарова сошлись и разлетелись.

— Вы не шутите?

Пальцы Назарова нервно забарабанили по спинке стула. Новокшонов испуганно и виновато развел руками — мол, истинная правда.

— Кого подозреваете?

— Кого? — Новокшонов прикусил тонкие губы. — Себя, конвоиров, Таганова и двух арестованных… Может, подшутил кто?

— Ну какие же тут шутки?! — воскликнул Назаров. — Не балаган же здесь! Я отдам распоряжение о расследовании.

Новокшонов хотел было рассказать какую-то невероятную байку, чтобы смягчить суровость начальника, но тот оборвал его:

— Ищите карту!

Обескураженный Таганов, выйдя из кабинета Новокшонова, не находил себе места. Не выполнить приказ уполномоченного? Нельзя… А где ордер?! За что арестовывать Нуры? Ведь он прощен… Ни Агали Ханлар, ни Игам Бегматов не замечали, что он связан с басмачами. Неужели Нуры не забыл о своем прошлом?… Обзавелся семьей. Любит Айгуль… И кто мог оговорить Нуры? Почему Новокшонов посылает арестовывать Нуры именно его, Ашира Таганова? Быть может, проведал о его чувствах к Айгуль? Но эти чувства Ашир давно вырвал из сердца… Да, да, вырвал. Он не хочет мстить Нуры за Айгуль… Что ж, кого уж выбрала… С кем бы посоветоваться? Сергей Щербаков в Ташаузе. Разве что пойти прямо к Чары Назарову? Он скажет: «Почему не исполняешь приказ?!» Новокшонов, конечно, доложил ему о своем приказе арестовать Нуры… Если что не так, то начальник отдела отменит распоряжение уполномоченного…

Таганов не заметил, как ноги сами понесли его к дому Розенфельда. Но в ограду он не вступил, вспомнил, что комиссар болен. Побродив по городу, пошел к себе домой, где, наверное, его заждался Мовлям, снимавший с Аширом одну квартиру, что неподалеку от чекистской части.

Мовлям заметил, как сумрачно было лицо друга, но с расспросами не полез: если можно, Ашир сам расскажет. Таганов же мучительно раздумывал: поделиться ли с Мовлямом своими сомнениями? Человек дисциплинированный, он знал, что обсуждать приказ Новокшонова — значит разглашать служебную тайну. Это преступление. Тем более что Нуры доводится Мовляму двоюродным братом.

Поколебавшись, Ашир наконец заговорил о самом Новокшонове. Ему припомнилось, что Новокшонов иногда бравировал своим прошлым. Я, мол, чужд новому строю, по происхождению дворянин. Но по убеждениям честный революционер. Сын богатого человека, который сделал все, чтобы его единственное чадо получило образование в Петербурге, Новокшонов окончил офицерское училище, дослужился до поручика царской армии… Если бы не революция, носить бы ему золотые эполеты и по сей день…

Советская власть доверяла даже царским генералам. Кто в Гражданскую войну крепость Кушку отстоял? Белым ее не сдал? Целый арсенал оружия для Красной армии спас?… Гарнизон во главе с бывшим генерал-лейтенантом Востросаблиным! Его превосходительство! В прошлом, конечно!.. В Гражданскую войну Новокшонов как будто бы не отсиживался в тылу. А мог бы! Образованных людей в Закаспии по пальцам перечтешь. Под Чарджуем в восемнадцатом году с речниками Амударьи он сдерживал белых конников, под Каахка командовал эскадроном… Трижды по белогвардейским штыкам врывался в Каахка и трижды англичане отбрасывали наших. Многих красноармейцев скосили пулеметы. Новокшонов уцелел чудом… В конце девятнадцатого его бросили в низовье Амударьи на разгром белоказаков. С отрядом он освобождал Хиву от банд Джунаид-хана. Был дважды ранен. Скалов, уполномоченный Реввоенсовета Туркестанского фронта, по указанию самого Куйбышева вручил Новокшонову за храбрость серебряное оружие.