Герои - Джо Аберкромби

Северяне продирались через полосу ближайшего кустарника. Уже можно разобрать лица – оскаленные, ощеренные, вопящие. Как звери, только с оружием. Они неслись через ячмень. Ласмарк бездумно отступил на несколько шагов и натолкнулся на хмурого сержанта Лока.

– Негоже, – произнес тот всего одно слово.

Ласмарк успел лишь сглотнуть и изготовиться, как его солдаты начали бросать оружие. Вот они побежали кто к холму, кто к реке, – и тот, и другая слишком, слишком далеки. Вот распался непрочный строй его и соседней роты, оставив лицом к лицу с северянами разрозненные горстки оцепеневших и по-настоящему стойких. Неприятеля были сотни, тысячи. Брошенное копье вонзилось и опрокинуло коротко крикнувшего человека. Стелт. Был когда-то хлебопеком. С открытым ртом Ласмарк смотрел на лавину воющих людей. О таких вещах интересно слушать от других, но трудно применить к себе. Каждый считает себя чересчур особенным, важным. А потому недосягаемым для этого. А сколько еще в жизни осталось всего, что намечал, обещал себе сделать и достичь к тридцати годам. Захотелось выронить меч и просто сесть. На глаза попался собственный перстень; Ласмарк поднял руку на него взглянуть. Вырезанное в камне лицо Эмлин. Больше им скорее всего не увидеться. Выйдет, наверное, в конце концов за того своего кузена. Печальное это занятие, брак с кузенами.

Сержант Лок в порыве безысходной отваги бросился вперед и отсек кусок вражеского щита с изображением моста. Он ударил еще раз, но другой северянин рубанул его с наскока топором. Сержанта сшибло набок, а в догонку прилетел меч, оставив длинную царапину на шлеме и глубокий шрам на лице. Лок крутанулся с воздетыми, как у танцора, руками и, повалившись на ходу, затерялся в ячмене.

Ласмарк кинулся на щит с мостом, почему-то едва принимая во внимание стоящего за ним человека. Может, он хотел сделать вид, что человека там просто нет. Наставник Ласмарка по бою на мечах этого бы не одобрил. Не успел Ласмарк подлезть, как его в нагрудник ударило копье, да так, что он качнулся. Удар пришелся вскользь, и Ласмарк обрушил меч на этого самого копейщика, гнусного малого с плоским перешибленным носом. Меч расколол малому череп, наружу полетели мозги. Все вышло на удивление легко. Видимо, меч, даже дешевый, сам по себе штука тяжелая и острая.

Что-то звякнуло, и все вокруг встало на дыбы, а в лицо ударила сухая грязь. В одном глазу было темно. Неестественно звонко пело в голове, как будто она попала в здоровенный колокол. Ласмарк попытался встать, но мир нестерпимо закружился. Так ничего к тридцати и не удалось. Ну, кроме поступления в армию. А сколько было задумано.

Южанин хотел было встать, но Снулый шарахнул его по затылку палицей так, что вогнулся шлем. Только ножкой дружок и дернул.

– Вот так-то.

Остальные люди Союза были окружены, они падали, сраженные, или рассеивались, как стаи скворцов. В точности как и сказал Золотой. Снулый опустился на колени, зажал под мышкой палицу и взялся скручивать с пальца у бездыханного южанина приглянувшийся перстенек. Рядом пара карлов тоже разживалась чем могла, а один, с окровавленной физиономией, заходился криком. Ну а что вы хотели, это же бой. Южнее довершала свое дело конница Гламы, гнала уносящих ноги южан к реке.

– К холму! – орал между тем Скабна, указывая топором.

У самого-то золотом только задница не увешана.

– К холму, воронье!

– Сам иди к холму, – пробурчал Снулый.

Ноги гудели от беготни, а в глотке першило от ора.

– Хм!

Перстенек наконец сошел с руки южанина. Снулый посмотрел его на свет и нахмурился. Всего-то шлифованный камешек с лицом. Ну да ладно, на пару серебряшек потянет. Снулый сунул его за пазуху. Прихватил заодно и меч убитого, просто запихнув за пояс. Хотя толку от такого: легкий как щепочка, да и рукоять гниленькая.

– Давай, давай! – Скабна вздернул кого-то из падальщиков на ноги и поддал в зад носком башмака. – Вперед, черт бы вас!

– Да идем, идем! – недовольно отозвался Снулый, поспешая вслед за остальными в сторону холма.

Надо же, даже по карманам южан не успели пройтись. Надо было хотя бы обутки у них взять. Теперь налетит по следам саранча, всякая шваль да бабы, пообчистят трупики до нитки. Рванина несытая: в бою добро добывать кишка тонка, только чужой работой и подъедаются. Позорище, а куда деваться. Никуда их по жизни не денешь, как вши и непогодь.

На Героях засели люди Союза; видно было, как на вершине у древней стены поблескивает металл, копья шипами торчат в небо. Снулый глядел поверх кромки щита. Не хватало еще заполучить от них злую маленькую стрелу. Дашь воткнуться хоть одной, и вмиг превратишься в подушечку для иголок.

– Гляньте-ка, – крякнул Скабна.

Они выбрались на возвышенность, откуда открывался вид на леса к северу. Там теснились людские полчища. Карлы Черного Доу, и Тенвейза, и Железноголового. А за ними подневольные. Тысячи их, и все стекаются к Героям. Такого множества воинов в одном месте Снулый, пожалуй, еще не видел, даже когда сражался с войском Бетода. Ни под Кумнуром, ни при Дунбреке, ни в Высокогорье. Он вообще думал было приотстать, якобы с подвернутой лодыжкой – дескать, берите Героев сами, я догоню, но как собрать достойное приданое дочерям? Дешевым перстеньком и мечиком не отделаешься.

Они перескочили через канаву с пятнами бурых луж и оказались у подножия холма, оставив позади потоптанное ячменное поле.

– На холм, негодяи! – проскрежетал Скабна, размахивая топором.

Снулый едва терпел злословие Скабны; этот баран и в вожди-то выбился лишь потому, что ходил в друзьях у сына Гламы Золотого.

– Сам иди на драную эту горку, ты… – процедил Снулый.

Тук! Из груди высунулся окровавленный наконечник стрелы. Секунду Снулый оцепенело на него таращился, потом захлебнулся воплем:

– Айя-я-а-а!!

Вопль перешел в хныканье: стало трудно дышать. При следующем вдохе грудь пронзила судорожная боль, и Снулый, кашлянув кровью, вздрогнул и упал на колени.

Скабна нагнулся, прикрывая обоих щитом:

– Снулый, ты чего? Какого черта?

– Дьявол… Проткнуло меня… насквозь.

При каждом слове в горле булькало, приходилось сплевывать. Из-за боли держаться на коленях не было сил, и он повалился на бок. Нехорошо вот так уходить обратно в грязь, непристойно как-то. А может, пристойно и не бывает. Дрожала земля, слышался топот: люди бежали на холм, обдавая Снулому лицо ошметками грязи.

Скабна опустился на колени и торопливо расстегивал одежду Снулого.

– Ну-ка давай глянем.

Снулый едва мог пошевелиться; мысли путались, меркло в глазах.

– Именем… мертвых… больно.

– Еще бы. Куда ты там припрятал колечко?

Гонт опустил арбалет, видя, как северяне впереди попа́дали, а град стрел густо накрыл толпу. С такой высоты болт тяжелого арбалета пробивает и щит, и кольчугу легко, как женскую рубашку. Один штурмующий бросил оружие и, охая, побежал на полусогнутых. Он схватился за живот и выписывал по полю замысловатые дуги. Неизвестно, нашла ли цель стрела Гонта или кого-то другого, да это и неважно. Дело в общем количестве. Натягивай, заряжай, целься, стреляй, натягивай, заряжай…

– Давай-давай, ребята! – подбадривал он остальных. – Стреляй кучней!

– Помилуй нас судьба, – послышался дрожащий шепот Роуза.

Нетвердой рукой он указывал на север. Неприятель все так же пер из леса устрашающим числом. Поля так и кишели; приливная волна в металлических отблесках двигалась на юг, к холму. Но не эта стая злобных обезьян вызывала у сержанта беспокойство. Он это уже проходил; видел, как перли на холмик под Бишаком сонмища гурков, а он знай себе натягивал исправно и споро тетиву арбалета, и в пределах часа гурки показали спину и бежали туда же, откуда явились. Кроме тех, разумеется, что остались лежать безмолвными грудами, утыканные стрелами. Роуза он схватил за плечо и оттащил назад за стену.

– Ты не на это смотри. А чтобы следующий болт летел верно.

– Слушаюсь, сержант. – И Роуз опять натянул тетиву, бледный, но сосредоточенный на задании.

– Натягиваем, парни, натягиваем!

Гонт сам красивым, плавным движением натянул тетиву – все, что надо, смазано, чисто, идет гладко. Без излишней торопливости, но и не медлительно, а в самый аккурат. Очередной болт он вынул, немного хмурясь: их оставалось не больше десятка.

– А что у нас там с припасом? – крикнул он через плечо.

И повторил приказ:

– Целимся как следует, аккуратно, избирательно!

Натянул тетиву, возвел арбалет.

Происходящее внизу заставило его замереть, несмотря на опыт. Северяне достигли холма и торопились наверх, спотыкаясь на травянистом склоне, но не думая останавливаться. Громче стали их крики: глуховатый рокот перерос в пронзительный вой.

Гонт стиснул зубы, целясь пониже. Нажал на крючок; с резким толчком сорвался болт. У него на глазах он долбанул прямо в щит и навзничь опрокинул идущего воина. Щелчки и теньканье дюжины с лишним арбалетов слева: упало еще двое-трое северян, один с расколотой, как тыква, головой, его топор выпал из рук и отлетел в синеву неба.