Торнан-варвар и жезл Тиамат - Владимир Лещенко

Роскошно разодетые гости прогуливались, ели, пили… Взглядом Марисса выделила из толпы своих коллег – воинов; вернее, как можно было понять, местных военачальников. Они были одеты в разноцветные камзолы, на богато убранных перевязях болтались палаши и мечи. Из-за шелковых поясов торчали кинжалы, иные могли поспорить размером с коротким мечом. Из-за голенищ высоких сапог у некоторых выглядывали витые рукоятки боевых ножей и стилетов – слишком красивых, чтобы быть по-настоящему боевым оружием.

Дамы были облачены в длинные шелковые платья темно-красных и лимонных тонов. Головы были непокрыты, волосы нарочито распущены. Марисса нахмурилась – таких причесок в Кильдаре не носили даже продажные женщины.

Приглашенные сидели за длинными столами, а венценосное семейство и их ближайшие друзья пировали на подиуме в конце зала. Горело бесчисленное множество лампад, так что не оставалось ни одного темного угла; на галерее наигрывал небольшой оркестр; слуги и служанки торопливо подавали блюда и подливали вина.

Путники, еще не совсем пришедшие в себя, были представлены принцессе Когите, высокой статной девушке с изящным профилем и холодноватым взором, и дюжине самых важных гостей. В голове у Мариссы был сумбур, и имен она не запомнила. Воевода такой-то, верховный жрец такой-то… Марисса машинально рассыпалась в любезностях и в конце концов позволила усадить себя по правую руку от наследницы.

Вечер пролетел незаметно, как-то даже слишком быстро. Для Когиты выступил менестрель, местная знаменитость – немолодой печального вида мужчина, который проникновенным речитативом исполнил какую-то балладу про витязя, воевавшего со львами и истребившего их целую кучу. К концу ужина Марисса изрядно осовела от тех великолепных вин и сытной еды, которые ей доставались, – видимо, потому, что она сидела на почетном месте.

Расходились далеко за полночь. Принцесса отрядила двоих пажей проводить Мариссу в ее покои. Стараясь идти твердым шагом, она втайне очень радовалась, что никто из спутников не примчался забрать ее.

Выйдя из сверкающей залы, Марисса думала только об одном – добраться до покоев и упасть на кровать. Глаза ее устали от обилия золота, и коридор показался ей темным и мрачным, хотя красивая винтовая лестница, ведущая наверх, была расписана фресками и ярко освещена лампадами, висевшими на бронзовых скобах. Марисса, утомленная навязчивой роскошью, уже ничего не замечала, кроме каменных ступенек. И даже не заметила, как пажи исчезли, а перед ней вдруг мягко заколыхался шлейф алого платья.

А потом удивилась, обнаружив, что хотя пажей рядом нет, зато находится она в обществе не кого-нибудь, а самой Когиты.

Не произнеся ни единого слова, они поднялись в крытую галерею и прошли еще несколько шагов, пока молодая хозяйка дворца не остановилась перед низенькой дверью, глубоко врезанной в стену. Отворив ее, Когита отступила в сторону, пропуская вперед свою гостью.

Марисса огляделась. Это была красивая комната, увешанная коврами, с двумя узкими окнами. В углублении располагался высокий камин с колоннами, с овальным навесом. На стенах висели раскрашенные треугольные щиты и охотничьи трофеи. Из мебели здесь были огромная кровать с балдахином темно-зеленого бархата, кресло с высокой спинкой, большой дубовый шкаф с резными дверцами, два табурета с бархатными подушками, поставец, на котором были расставлены серебряные кувшины и чаши. На скамьях были разложены синие бархатные подушки, а пол был устлан голубыми коврами, мягкими и пушистыми.

– Мне требуется с тобой поговорить, – сообщила Когита, зачем-то нервно вертя в руках замысловатую серебряную заколку. – Наедине…

– Я слушаю тебя, светлейшая, – вежливо, хотя и удивленно ответила Марисса.

Две здоровые, молодые женщины заездили бы кого угодно. А ночная тишина, обильная еда и мягкое ложе располагали ко сну. Но даже чуть выпивший и утомленный любовными играми, Торнан ощущал беспокойство. Были ли тому причиной призраки, бродящие в стенах дворца, или жаркие тела двух подружек, лежащих рядом – сон не шел. Что поделывают его друзья? Как там Марисса? Что, если Когита вдруг да положит на нее глаз?…

Торнан осторожно встал, зачем-то подошел к окну, за которым была теплая и темная ночь.

– Комната для обязательных облегчений по коридору налево, – сонным голосом пробормотал кто-то из девчонок. Кажется, Тейя.

Одевшись и с тяжелым вздохом проведя по пустому кольцу на поясе, Торнан осторожно прикрыл дверь в покои, где неплохо провел последние часы. И по коридору, скупо освещенному развешанными на вделанных в стену бронзовых крюках лампионами красной глины, двинулся вперед – для начала куда ему указали путь.

То самое заведение оказалось за поворотом, выделяясь ярко освещенным дверным проемом. Войдя, капитан остановился в неподдельном удивлении.

Отхожее место дворца было вполне достойно его великолепия. Выложенное мрамором и фаянсом, ярко освещенное четырьмя масляными лампами из того же фаянса, оно не имело ни лоханей, ни вульгарных дырок в полу. Имелся тут небольшой фонтанчик, непрерывно журчащий, и с десяток больших розеток белоснежного фаянса вдоль стен, тоже журчащих ручейками. Присутствующий тут же престарелый служитель в ливрее любезно сообщил, для чего нужен фонтан и для чего – розетки.

Подивившись хитроумной и удобной придумке, Торнан сделал дело, за которым пришел, и уже хотел уйти, как вдруг в нужник ввалился толстый, богато одетый хмырь, видать, кто-то из почтенных гостей, пьяный, как последний грузчик. Забористо ругаясь – даже капитан был удивлен, услышав такое в стенах дворца, – он проигнорировал жалкие попытки старца наставить его на путь истинный и справил нужду прямо на пол. Затем, под жалобные оханья служителя, принялся умываться в том самом фонтанчике, проигнорировав специально для омовений предназначенный сифон в углу.

Некоторое время Торнан раздумывал: то ли он просто никогда не видел подобного туалета, то ли, может, был тайным недругом правящей династии и таким способом выражал неприязнь к хозяевам дворца. Но в конце концов – какая разница? Конечно, будь князь Бэлиргэр его сюзереном, ант бы вытер получившееся безобразие самим виновником…

Торнан вышел из «комнаты обязательного облегчения» и, стараясь ступать бесшумно, двинулся по коридору – в направлении, обратном тому, каким пришел.

Перед глазами его стояла одна и та же картинка – последнее, что он увидел, перед тем как девки выволокли его из пиршественного покоя: хранящее печать напряженного предвкушающего ожидания лицо княжны Когиты, смотревшей на поглощенную едой Мариссу.

В стенах дворца стояла мертвая тишина.