Весенний детектив - Наталья Борохова

Праздник шел своим чередом.

— Как ты думаешь, что в этот раз подарят? — спросила Людочка секретаршу Анжелику, когда обе стояли перед зеркалом в туалете и синхронно припудривали лбы.

— Не знаю… — протянула Анжелика. — В тот раз были такие красивые бокальчики, а я один разбила.

В туалет заглянула Земко.

— Девочки, там скоро вручение подарков, а затем конкурс! Хватит красоту наводить, вы и так красивые!

Дождавшись, пока секретарша и Людочка-Рюшка уйдут, Оля встала перед зеркалом, внимательно оглядела свое бледное лицо с голубоватыми припухлостями под глазами, недовольно нахмурилась. Нет, она должна выглядеть хорошо! Достав косметичку, Земко торопливо замазала синеву и окинула себя мрачным взглядом. Тот, кто увидел бы ее сейчас, не узнал бы оживленную Оленьку, десять минут назад танцевавшую в банкетном зале.

Вересаев обвел глазами зал и решил, что пора вручать подарки, не дожидаясь отсутствующих. Все дамы, на беглый взгляд, были здесь, и потому Степан Степанович поднял свой бокал и легонько постучал по нему ложечкой. Раздался серебристый звон, заставивший всех умолкнуть, и в тишине Макар Илюшин незаметно выключил хриплого Армстронга.

— Уважаемые леди! — Вересаев шутливо поклонился. — Предлагаю перейти к самой приятной части нашего праздника. Все согласны?

— Согласны! Согласны! — зашумели вокруг.

— В таком случае…

Степан Степанович наклонился, собираясь достать из-под стола коробку жестом Деда Мороза, вытаскивающего из-за елки мешок с подарками — Вересаев имел слабость к театральным эффектам, — но осуществить задуманное не успел. Со стуком открылась дверь, и на пороге показался бледный Горошин. Очки он держал в руке, постоянно моргал, и весь вид его был потерянным и жалким.

— Степан Степанович, мне нужно с вами поговорить, — выпалил Анатолий Иванович.

Вересаев недовольно обернулся к нему:

— Не сейчас. Надеюсь, дело не настолько срочное, чтобы прерывать раздачу слонов?

— Нет, вы нужны мне немедленно, — сглотнув, твердо заявил Горошин. — Пожалуйста…

Сидящие вокруг стола начали переглядываться. Анатолий Иванович имел репутацию человека уравновешенного, хоть и рассеянного. Видеть его бледным, мнущимся на пороге, было странно.

— Анатолий Иванович, с вами что-то… — начала было Анжелика, но Горошин решительно взмахнул рукой, и очки, сверкнув, описали в воздухе полукруг.

— Со мной все в порядке, — сказал он и настойчиво повторил: — Прошу вас, Степан Степанович!

Вересаев кивнул и вышел вслед за аудитором, кивком головы позвав за собой Рекурова.

После их ухода наступила тишина, в которой раздался тонкий голос Людочки Ерофеевой:

— А я словно чувствовала, что сегодня что-то случится! Честное слово! Макар, вы мне не верите?

— В чем дело? — сухо спросил Вересаев, закрывая за собой дверь кабинета. Он был раздражен и обеспокоен одновременно, поскольку вручение подарков было сорвано, но у Горошина явно имелись на то серьезные причины.

Анатолий Иванович потер виски пухлыми пальцами, вскинул на директора маленькие близорукие глазки.

— Сегодня я купил жене подарок на день рождения, — тихо, но внятно выговорил он. — Ожерелье из белого золота, красивое и дорогое. После покупки я показал его нашим дамам — тем, кто работает со мной, затем спрятал в портфель. После этого я не выходил из кабинета.

— Черт возьми, — выругался Рекуров, понявший, что скажет Горошин дальше.

— Перед тем как спуститься на банкет, я захлопнул дверь, — продолжил тот. — Так вот, я закрыл дверь, спустился вниз, в банкетный зал, никуда не выходил. Десять минут назад я вспомнил, что оставил в кабинете мобильный телефон, и поднялся за ним, а заодно заглянул в портфель. Ожерелья нет.

Вересаев сел в кресло и вздохнул.

— Вить, — начал он. — Позвони на охрану…

— Понял! — быстро отозвался Рекуров и поднял трубку телефона. — Сергей? Кто из сотрудников выходил из офиса после обеда? Никто? Ясно… Говорит, никто, — озвучил он Вересаеву, зажав трубку ладонью.

— Пусть никто и не выходит.

— Сергей, никого не выпускай, понятно? Да! Вот именно так! Да по любой надобности!

— Я знаю, что праздник… — Горошин наконец надел очки, покачал головой. — Но подарок…

— Анатолий Иванович, я вас прекрасно понимаю, — прервал его Вересаев. — Вы все сделали правильно. Карточки, в смысле — ключи от двери, есть только у тех, кто работает в кабинете?

— Да, — потерянно подтвердил тот. — У меня, Ерофеевой, Земко, Репьевой и Безинской.

— И запасная у охраны, — негромко добавил Рекуров.

Степан Степанович чуть заметно поморщился. Ой, как нехорошо…

— Делать нечего, — подумав, сказал он. — Давайте милицию вызывать.

Исполнительный директор снова потянулся было к телефону, но его остановил твердый голос Горошина:

— Нет. Я прошу вас не делать этого.

— Как? — не понял тот.

— Не надо.

И, видя, как непонимающе смотрят на него Вересаев и Рекуров, Анатолий Иванович снова потер пальцами виски.

— Я работаю в фирме шесть лет, — тихо сказал он. — Всех своих коллег знаю… очень хорошо к ним отношусь. Я понимаю, что кто-то из них взял украшение, тем более я его показывал, хвастался… Я сам виноват, конечно! Но ведь милиция приедет, все перевернет кверху дном, правда? Обыщет, найдет вора обязательно. Так?

— Так, — подтвердил Рекуров, не понимая, куда клонит аудитор.

— А я так не хочу, — закончил тот и жалобно посмотрел на Вересаева. — Вы понимаете почему?

Вересаев не сводил глаз с маленького толстенького человечка на стуле.

— Может быть, просто поговорить с ними? — умоляюще прибавил Горошин. — Я не могу представить, кто это мог бы сделать, но ведь ей необязательно признаваться, правда? Достаточно, чтобы та, кто взяла, просто выложила его… ожерелье… куда-нибудь… И все. И никто не узнает.

— Ну да, а потом все наши аудиторши будут волками друг на друга смотреть, — усмехнулся Рекуров, поняв замысел Анатолия Ивановича. — Нет, так не пойдет.

— Да, и в самом деле, — понурился тот. — Я не подумал. Расстроился, честно говоря, ужасно…

«Кучу денег наверняка заплатил за украшение, — подумал Вересаев. — В портфель положил. Хвастался. Бедолага».

— Ваш план, Анатолий Иванович, ничего не даст и по другой причине, — вслух сказал он. — Я уверен, что та из дам, кто… — он запнулся на слове «украла», — позаимствовала ваше ожерелье, не хранит его при себе, а припрятала где-нибудь в здании. Наверняка она предусмотрела, что вы обнаружите пропажу до ухода из офиса, вызовете милицию и всех обыщут.

— Вы думаете? — встрепенулся Горошин. — Так, значит, тем более нет необходимости в милиции! Достаточно нам самим найти ожерелье…

Он замолчал, поскольку Вересаев покачал головой:

— Слишком сложно. На двух этажах спрятать украшение можно в десятке мест.

— А я ведь предлагал камеры установить, — проворчал Рекуров.

— А я говорил, что камер у меня в офисе не будет, — в тон ему ответил шеф. — Ладно, попробуем обойтись своими силами. Но имейте в виду, Анатолий Иванович, я не собираюсь покрывать воровку. Или мы сами ее найдем, или это сделают профессионалы.

Горошин молча кивнул.

Когда шеф вернулся в банкетный зал, голоса, и без того негромкие, стихли.

— У меня для вас неприятное известие, — без предисловий сухо сообщил Вересаев. — Из портфеля Анатолия Ивановича пропало дорогое украшение — колье из золота.

— Белого, — зачем-то добавил понурый Горошин.

— Белого, — согласился Степан Степанович. — Я собираюсь помочь Анатолию Ивановичу найти его, а до тех пор выйти из здания, к сожалению, ни у кого не получится.

— Как?! — ахнула Анжелика, и непонятно было, к чему относится ее восклицание.

— Охрана не пропустит, — пояснил Рекуров сзади. — Пока не найдем, никто отсюда не выйдет.

Никто не задал ни одного вопроса. Четыре женщины переглянулись, но внимательно наблюдавший за ними Вересаев не заметил на их лицах ничего, кроме неприятного изумления.

— Земко, Ерофеева, Репьева и Безинская, пройдите к моему кабинету, будьте любезны, — приказал он и проводил вышедших из банкетного зала дам тяжелым взглядом.

Разговор с дамами-сотрудницами ничего не дал. Собственно, Вересаев и не ожидал иного, однако он испытал редкое для него чувство неловкости, когда, еще раз обрисовав ситуацию, предложил виновной сознаться и в ответ после непродолжительного молчания получил резкий выговор от Безинской.

— Прекратите играть в эти игры, пожалуйста, — высокомерно проговорила она. — И не смотрите на меня так, будто ждете, что я сейчас начну рыдать и во всем признаваться. Не начну.

Степан Степанович хотел оправдаться, поскольку не ожидал от Маргариты Анатольевны ничего подобного, но тут раздался скрипучий голос Репьевой: