Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Андрей Судоплатов

Осмысливая и описанные, и другие факты, все больше и больше удивляюсь наивности и бесцеремонности, с которыми некоторые нынешние политиканы пытаются закрывать глаза на историю. Но ведь многое из того, что происходит сейчас в политической жизни как нашей, так и других стран, уже было…

Читаю выдержки из так называемого «меморандума Бормана», а точнее — его своеобразных дневниковых (протокольных) записей совещаний гитлеровской верхушки. 16 июля 1941 года он записал: «Важнее всего, чтобы мы не выдавали всему миру наших целей. Это вовсе не нужно. Главное заключается в том, чтобы мы знали, что мы хотим. Мы не должны затруднять себе путь излишней болтовней…» Читаю это и улавливаю методы достижения политических целей нынешними литовскими и украинскими националистами.

Вспомните поведение литовских парламентариев на первых двух Съездах народных депутатов СССР. Ведь их ставили в пример за умение вести парламентские дискуссии, за прогрессивную идею, которую они настойчиво внедряли только для себя, — переход на республиканский хозрасчет и т. п. Если же находились более прозорливые и принципиальные, пытавшиеся доказать, что литовские представители готовят почву для выхода из СССР, тех (в первую очередь те же литовцы) обвиняли в неуважении к литовскому народу. Они, дескать, пробивают дорогу для других республик, беспокоятся о расцвете всех народов, проживающих в СССР, они за единство и содружество… Теперь вот ищут покровителей за границей, вооружившись законами фашистской конституции…

Глава 9. РАЗВЕДЧИК-НЕЛЕГАЛ В ОУН

После трагического убийства советского дипломата Майлова во Львове, совершенного террористом ОУН Ле-меком, в 1934 году председатель ОГПУ Менжинский издал приказ о разработке плана действий по нейтрализации террористических акций украинских националистов.

Украинское ГПУ сообщило, что ему удалось внедрить в подпольную военную Организацию украинских националистов в изгнании (ОУН) своего проверенного агента — Лебедя. Это было крупным достижением.

Слуцкий, к тому времени начальник Иностранного отдела, предложил тогда же моему отцу стать сотрудни-ком-нелегалом, работающим за рубежом. Отец позже вспоминал, что сначала это показалось ему нереальным, поскольку опыта работы за границей у него не было и он ничего не знал об условиях жизни на Западе. К тому же его знания немецкого, который должен был понадобиться в Германии и Польше, где предстояло работать, равнялись нулю.

Отец писал о том предложении так:

«Однако чем больше я думал об этом предложении, тем более заманчивым оно мне представлялось. И я согласился. После чего сразу приступил к интенсивному изучению немецкого языка — занятия проходили на явочной квартире пять раз в неделю. Опытные инструкторы обучали меня также приемам рукопашного боя и владению оружием. Исключительно полезными для меня были встречи с заместителем начальника Иностранного отдела ОГПУ — НКВД Шпигельгласом. После восьми месяцев обучения я был готов отправиться в свою первую зарубежную командировку в сопровождении Лебедя, «главного представителя» ОУН на Украине, а в действительности нашего тайного агента на протяжении многих лет».

Лебедь с 1915 по 1918 год просидел вместе с Коно-вальцем в лагере для военнопленных под Царицыном. В годы первой мировой войны Лебедь и Коновалец вместе воевали в качестве офицеров австро-венгерской армии против России на Юго-Западном фронте в составе так называемого корпуса «Украинских сечевых стрельцов». В Гражданскую войну он стал заместителем Коновальца и командовал пехотной дивизией, сражавшейся против частей Красной Армии на Украине. После отступления Коновальца в Польшу в 1920 году Лебедь был направлен им на Украину для организации подпольной сети ОУН. Но там его арестовали. Выбор перед ним был простой: или работать на Советы, или умереть.

В результате Лебедь стал для советских органов безопасности ключевой фигурой в борьбе с бандитизмом на Украине в 20-х годах. Его репутация в националистических кругах за рубежом оставалась по-прежнему высокой: Коновалец рассматривал своего представителя как человека, способного провести подготовительную работу для захвата власти ОУН в Киеве в случае войны. От Лебедя, которому разрешали выезжать на Запад в 20-х и 30-х годах по нелегальным каналам, стало известно, что Коновалец лелеял планы захвата Украины в будущей войне.

В Берлине Лебедь встречался с полковником Александером, предшественником адмирала Вильгельма Ка-нариса на посту руководителя германской разведслужбы в начале 30-х годов, и узнал от него, что Коновалец дважды виделся с Гитлером, который предложил, чтобы несколько сторонников Коновальца прошли курс обучения в нацистской партийной школе в Лейпциге.

«Я ехал за границу как «племянник» Лебедя, — вспоминал потом отец, — якобы для помощи в его работе. Моя жена была переведена в Иностранный отдел НКВД для того, чтобы через нее я мог поддерживать связь с Центром. Она должна была выступать в роли студентки из Женевы, что позволило ей время от времени встречаться с агентами в Западной Европе. С этой целью она прошла специальный курс».

Лебедь не знал о том, что на советскую разведку работает еще один агент, Полуведько, главный представитель Коновальца в Финляндии. Он жил по фальшивому паспорту в Хельсинки, организуя контакты между украинскими националистами в изгнании и их подпольной организацией в Ленинграде. Оуновцы прятали свои архивы в Ленинграде, в знаменитой библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Хотя об этом и знали, обнаружить архивы удалось лишь после окончания второй мировой войны, в 1949 году.

Отец выехал в Хельсинки в сопровождении Лебедя. Лебедь передал его на попечение Полуведько и тут же возвратился в Харьков через Москву. Полуведько, ничего не знавший об истинной работе отца, регулярно посылал о нем отчеты в НКВД через Зою Воскресенскую-Рыбкину, отвечавшую за связь с ним. Отцу надо было дать Центру знать, что с ним все в порядке, и, как условились заранее, он написал записку своей «девушке», а затем порвал ее и бросил в корзинку для бумаг. Выступив в роли невольного помощника, Полуведько собрал эти обрывки и передал их Зое. А на каком-то этапе Полуведько вообще предложил убрать отца, о чем сообщал в одном из своих донесений, но, к счастью, решение этого вопроса зависело не от него. В Финляндии (а позднее и в Германии) отец жил весьма скудно: у него не было карманных денег и он постоянно ходил голодный. Полуведько выделял всего 10 финских марок в день, а их едва хватало на обед — при этом одну монетку надо было оставлять на вечер для газового счетчика, иначе не работали отопление и газовая плита. На тайные встречи между ними, расписание которых было определено перед отъездом из Москвы, Зоя Рыбкина и ее муж Борис Рыбкин, резидент в Финляндии, руководивший разведдеятельностью в этой стране, приносили бутерброды и шоколад. Перед уходом они просматривали содержимое карманов моего отца, чтобы убедиться, что тот не взял с собой никакой еды: ведь это могло провалить всю «игру».

После двух месяцев ожидания в Хельсинки прибыли связные от Коновальца — Грибивский (Канцлер) из Праги и Андриевский из Брюсселя. Все затем отправились в Стокгольм пароходом.

При посадке отцу вручили фальшивый паспорт, выданный литовскими спецслужбами по просьбе руководства ОУН. Когда прибыли в Стокгольм, всех пассажиров собрали в столовой и официант начал раздавать прошедшие пограничный контроль паспорта. Поначалу он отказался вернуть отцу паспорт, заявив, что фото явно не соответствует оригиналу. Действительно, паспорт был на имя Сциборского, члена центрального руководства ОУН, украинского активиста, с его же фотографией. К счастью, тут вмешался возмущенный Полуведько, пригрозивший официанту и заставивший его вернуть документ. После недели пребывания в Стокгольме они отправились в Германию, где никаких неприятностей с тем же паспортом уже не было. В июне 1936 года прибыли в Берлин, и там отец встретился с Коновальцем.

Встреча проходила на квартире, находившейся в здании Музея этнографии и предоставленной Коновальцу германской разведслужбой. В сентябре отца послали на три месяца в нацистскую школу в Лейпциге, где он имел возможность познакомиться с оуновским руководством. Слушателей этой школы, естественно, интересовала личность моего отца, однако никаких проблем с его «легендой» не возникло.

В планы же Коновальца входила подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить от большевиков в ближайшем будущем, причем украинские националисты должны были выступать в союзе с немцами. В их распоряжении уже имелись две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции (части Западной Украины, входившей тогда в Польшу) и в Германии.