Боярич (СИ) - Демченко Антон

— Пост «Город». Приказ принят. Готовность группы — две минуты. — Тут же продублировал получение распоряжения наблюдатель из городской усадьбы, подключившийся по требованию коллеги.

— Работайте. — Гдовицкой погасил вычислитель и, вздохнув, поднялся из-за стола. Нужно ехать к месту событий. Но прежде… прежде, придется доложить о случившемся боярину… и его сыну.

Вездеход с громовскими номерами несся через Москву, словно ужаленный, гудком сгоняя в сторону оказывающиеся на его пути автомобили, но, несмотря на сумасшедшую скорость, подъезжая к парку, по вьющемуся над деревьями дыму, Гдовицкой понял, что опоздал.

Автомобиль вкатился во двор, почти одновременно с пожарным расчетом, через развороченные ворота, створки которых теперь валялись на земле. Впрочем, бравые пожарные, глянув на потушенные одним из боевиков рода остатки конюшни, почти тут же свернулись и уехали, не забыв перед этим заставить Гдовицкого, как старшего представителя рода Громовых, присутствующего здесь, подписать кучу бумаг. Впрочем, бюрократия сейчас беспокоила Владимира Александровича в самую последнюю очередь, так что, он едва дождался отъезда пожарных.

— Докладывайте. — Повернулся он к командиру группы захвата.

— Группа прибыла на объект через шесть с половиной минут, после получения приказа. Живых на территории обнаружено не было. Материального урона объект не понес… если не считать конюшни.

— Живых нет… а мертвых? — Тихо спросил Гдовицкой, вглядываясь в поляризованное забрало шлема своего подчиненного…

Глава 4. Фильм, часть седьмая, здесь можно поесть…

Когда в комнату вошла Ирина свет Михайловна, я ох… как удивился. А вот когда следом за ней нарисовалась парочка абсолютно незнакомых мне мордоворотов в городском камуфляже, понял, что время эмоций вышло. Я дернулся в сторону от стола и, уже уходя в ускорение, заметил, как медленно осыпается осколками оконное стекло, и дубовая столешница украшается чуть изогнутым, но частым рядком вонзившихся в нее стальных оперенных игл.

Очередь длинная, но вот она стихает и я, не дожидаясь продолжения, рвусь к окну. Чуйка работает на полную и я знаю, там только один противник. От дверей раздается стрекот, и стену перечеркивает еще одна очередь. «Камуфляжник» не успевает за мной, и я рыбкой ныряю в окно, прямо на поднимающего ствол «тихушника», разворотившего окно моего дома. Удар отбрасывает слабо замерцавшее тело в сторону, и я вновь мчусь вперед. Опять меня зажимают в собственном доме, и опять за стеной лес и свобода… Но, теперь, теперь все будет иначе.

Передо мной вырастает стена конюшни, оббегать которую, просто нет времени. Взлетаю вверх и, ужом ввернувшись в узкое чердачное окно, несусь к противоположному скату крыши. Там спуск к дренажному колодцу и выход в овраг, к старому руслу ручья, куда выведен сток от моего пруда…

Я буквально ощущаю, как Эфир за спиной поднимается чудовищным валом, и понимаю, что опоздал. Вспышка, треск огня и я лечу наземь, отброшенный взрывной волной. Хана конюшне.

С этой мыслью и выбитым от удара о землю воздухом из легких, сознание меня покидает.

— Гаденыш… — Я прихожу в себя от неумелого, смазанного удара по ребрам, гляжу на нависающую надо мной фигуру Громовой, но не успеваю даже подумать о сопротивлении, как чьи-то руки подхватывают мое тело, а в следующую секунду, слышу знакомые щелчки. На моих запястьях оказываются подавители…

— Оставь его, сестренка. У нас найдется, чем отплатить этому за Малину. — Меня мутит, и глаза застилает какая-то пелена, но я вижу, как один из камуфляжников обнимает Громову за плечи и отводит в сторону, одновременно кивая удерживающему меня бойцу. Удар…

Просыпаюсь от писка браслета на руке. Вокруг, темно, хоть глаз выколи… и тесно. Похоже, я в каком-то ящике, но… Благодарю провидение за то, что подавители не глушат Эфир, и пытаюсь ощупать пространство за пределами коробки. Тщетно. Кажется, меня закопали…

— Очнулся, уродец? — Голос Громовой доносится из самостоятельно активировавшегося браслета. Понятно, кто-то в нем поковырялся.

— И? — А в горле, словно наждачкой провели… Это ж, сколько я здесь провалялся?

— И все. Вот, хочу полюбоваться, как ты сдохнешь. Да, можешь не надеяться, что кто-то тебя найдет. Браслеты полностью очищены от всех «маячков». Так что, можно сказать, что здесь, только ты и я. Романтично, не находишь?

— Хм… Нет, не хватает мне душевной тонкости, очевидно. — Подумав, вздыхаю я.

— Ну что ты… — А голос такой ласковый-ласковый. Так и хочется удушить. — Смерть воздушника от асфиксии, всю нелепую красоту такой смерти должен оценить даже такой ублюдок, как ты…

— Не дождешься. — Обволакиваю браслет коконом от прослушивания и, убедившись, что никакие звуки не слышны, пытаюсь определиться, в каком направлении копать. Нет, я вовсе не собираюсь изображать крота. Тем более, что наверху, наверняка, есть наблюдатель. Если они не совсем идиоты, конечно. Я поступлю иначе…

«Прощупав» подавители, я довольно хмыкнул и принялся накачивать их питающие кристаллы Эфиром. Десять минут деструктивной деятельности и «напульсники» едва не падают мне на колени. Еле успеваю удержать их от этого. Вот что значит вера в печатное слово… Покажи я реальные возможности в управлении Эфиром, и давешние экзаменаторы долго бы еще ломали головы, какой ранг вписывать в сертификат. А так, мастер, и баста. И мои захватчики поверили в написанное. А если бы не поверили, то и возиться с подавителями не стали… да и со мной, скорее всего, тоже. Забили бы до смерти, и все.

Острая воздушная игла разогревается, шипит, соприкасаясь с металлической стенкой моего «гроба» и я чувствую, как по лицу струится пот. Жарко… Но я старательно удерживаю концентрацию и выплесками эфира затираю следы воздушной техники. Оперировать стихией и Эфиром одновременно, чрезвычайно сложно. Но надо. Я не знаю, что именно передает мой «почищенный» браслет на экран этой твари, но очень не хочу, чтобы у нее, или еще у кого-то из наблюдателей возникли какие-то подозрения, насчет происходящего здесь.

Облизав пересохшие губы, расширяю получившееся отверстие, а потом, та же игла с легкостью вворачивается в еще не слежавшийся грунт. А еще через полчаса, уже чувствуя, как мутнеет в глазах, и тело наливается слабостью от нехватки кислорода, я делаю глубокий вдох и легкие наполняются живительным свежим воздухом… Получилось.

Пора. Снимаю кокон с браслета и довольно натурально сиплю, выпучивая глаза. Сжимаю горло руками и, дернувшись, замираю, старательно изображая труп. Даже сердцебиение замедлил и скрыл в эфире.

Слышу довольный смех Громовой и голос «камуфляжного».

— Вот видишь, Ириша. Согласись, это лучше, чем марать руки его кровью?

— Согласна. Спасибо за хорошую идею, Рома. И за помощь.

— Мы же, родня, сестренка. — Усмехается «камуфляжный» и тут же добавляет, явно куда-то в сторону. — Убирайте охрану.

А еще через час, браслет на моей руке осыпается пеплом. Пора идти…

Установить, куда делся Кирилл, удалось только к утру и, то лишь благодаря личному визиту боярина Громова в полицию, которая, поворчав, все-таки предоставила ему доступ к архивам системы наблюдения.

— Ты уверен, что он должен быть где-то тут? — Хмуро поинтересовался Федор Георгиевич.

— Других удобных мест, поблизости нет, а на записи следующего дорожного фиксатора, ее машина отсутствует. — Ответил Гдовицкой, обращаясь одновременно к обоим Громовым. И дождавшись кивка боярина, махнул рукой своим подчиненным. Те тут же рассыпались цепью и принялись прочесывать карьер.

Солнце как раз показалось над верхушками сосен, когда охранники вытащили с трехметровой глубины металлический ящик, больше всего похожий на запаянный мусорный контейнер. Огненное лезвие с легкостью срезало плохо приваренную крышку и, откинув ее в сторону, Громов-младший заглянул внутрь.

— Живой. — Выдохнул он, доставая из контейнера осунувшегося племянника.