Ариасвати - Николай Соколов

Но если приложить подобный расчет к шестистам семидесяти статуям открытого им "нагорного" храма, имеющим несомненно первосвященнический характер, то выходила такая чудовищная цифра, перед которой немеет воображение. Подобные цифры можно встретить только в одной индусской хронологии. Если каждая из шестисот семидесяти статуй означает поколение, то все они вместе обнимают собой громадный период времени, равняющийся двадцати двум тысячам лет.

Воображение Андрея Ивановича положительно отказывалось представить, себе такой бесконечный ряд веков, все эти бесчисленные дни, месяцы и годы, олицетворяемые двумя тысячами статуй храма, особенно, если сопоставить с ними те жалкие три тысячи лет, о которых история сохранила более или менее достоверные свидетельства. А между тем боязнь, испытываемая им перед этими громадными цифрами, ему самому казалась неосновательной. Припоминая выводы геологии об образовании поверхностных слоев земной коры, Андрей Иванович сознавал, что в подобных цифрах нет ничего чудовищного. При этом ему пришло на память, как он где-то читал, что к востоку от Гоа, на Малабарском берегу Индостана, геологи открыли под слоем базальта и латерита лес пальм и хвойных деревьев, совершенно превратившихся в кремнезем, а между тем многие из этих деревьев сохранили на себе явственные следы топора. Сколько лет понадобилось для того, чтобы окаменел лес, находящийся теперь на глубине нескольких сажен ниже поверхности земли? И разве мало существует подобных примеров?

В виду фактов такого рода Андрей Иванович не находил разумных оснований отвергать пугающие его воображение цифры в хронологии человечества. Пусть следы человека не найдены в числе ископаемых животных, но эпохи геологических переворотов соответствуют таким громадным периодам времени, что перед ними бледнеют сотни тысяч лет браминской хронологии.

Не подлежит никакому сомнению, что культура и цивилизация развивались в человечестве крайне медленно, что даже в настоящее время есть много местностей на земном шаре, где человечество все еще остается в первобытном состоянии. Чтобы дойти до создания таких художественных произведений, какие в таком избытке рассеяны по всему этому храму, сколько тысячелетий должна была прожить та человеческая раса, единственным памятником которой он остался на земле; раса, быть может, уже целые тысячи лет как исчезнувшая с лица земли?

Андрей Иванович глубоко задумался, облокотившись на резную колонну и рассеянно глядя, как темные тучи одна за другой неслись над островом, проливая на него целые потоки дождя. В его воображении рисовалась бесплодная почва, на которой местами пробивалась скудная растительность. Кое-где, встретив несколько более благоприятные условия, она разрасталась гуще и даже зеленым ковром покрывала каменистую землю, в другом месте — все усилия оказывались бесплодными и чахлые побеги хирели и погибали прежде, чем получали возможность укорениться. Но даже и там, где растениям, казалось, уже удалось одержать победу, где они сплетались густым зеленым ковром над завоеванной ими почвой существование их было далеко не обеспечено. Недостаток питающей влаги, жгучие лучи солнца, сухой палящий ветер пустыни безжалостно губили их жизненные силы: в мучительной агонии засыхали бедные растения и тот же пустынный ветер уносил их безжизненные останки…

В этой грустной картине Андрей Иванович олицетворял прошедшую историю человечества: точно также местами оно достигало более или менее высокой степени, цивилизация эта исчезала, оставляя за собой жалкие следы развалин, возвышались народы, создавали сильные государства и затем бесследно исчезали с лица земли, чтобы дать место другим народам и государствам. Погибнув в одном месте, цивилизация возрождалась на другой точке земного шара и, может быть, шла совершенно иным путем и достигала иных результатов, чем ее предшественница. Только теперь, когда вся земля изведана, когда между народами земного шара установились более или менее прочные и постоянные сношения, быть может, настало время, когда современная цивилизация наконец охватит весь мир и ей уже не грозит более опасность исчезнуть с лица земли, подобно ее неведомым предшественницам.

Эти печальные размышления были причиной того, что в первый раз во все время пребывания на острове, Андрею Ивановичу сделалось скучно. Но благодаря дождливому сезону и буре, все еще не прекращавшейся на острове, обычные развлечения Андрея Ивановича были невозможны. Поэтому, чтобы наполнить чем-нибудь свое время, он решился продолжать свои исследования в храме. Случайно взгляд его упал на черное отверстие, образовавшееся между плитами пола в достопамятную ночь землетрясения, и он предположил немедленно исследовать, куда ведет этот таинственный ход.

Прежде всего он постарался снять или отодвинуть опустившуюся плиту, чтобы расширить отверстие. После продолжительных и сначала бесплодных усилий, Андрею Ивановичу удалось, наконец, так нажать на нее, что она пришла в движение и задвинулась под соседнюю плиту пола. В образовавшемся от этого четырехугольном отверстии Андрей Иванович различил ступени лестницы, спускающейся в глубину нижнего помещения храма. Спустившись в отверстие и стоя на верху лестницы, он, при свете факела осмотрел открывшуюся внизу подземную залу. Впрочем размеры ее терялись в темноте. По всем направлениям тянулись массивные четырехугольные колонны, грубо высеченные и без всяких украшений, кое-где между колоннами виднелись какие-то предметы — не то статуи, не то надгробные памятники. Постояв несколько времени на лестнице, Андрей Иванович воротился наверх, взял с собою компас, спички, связку смолистых ветвей эвкалиптуса, записную книжку, с которой никогда не расставался и в которую бегло заносил свои впечатления, и спустился на дно подземной залы.

Подняв над головою свой факел, он медленно продвигался вдоль ряда колонн, осматриваясь кругом и не теряя из виду лестницы. Местами ему попадались между колоннами высокие вазы, широкие чаши на постаментах, небольшие четырехугольные и круглые столы вроде жертвенников. Лестница давно уже утонула в темноте, а впереди ряд колонн казался бесконечным. Вглядываясь направо и налево, Андрей Иванович видел такие же бесконечные ряды четырехугольных массивных колонн, поддерживающих тяжелые своды зала. Ему становилось жутко в этом беспредельном подземелье, даже приходила мысль вернуться наверх, в ту залу храма, к которой он привык и которую считал уже своим жилищем.

Всматриваясь в одну из боковых галерей, Андрей Иванович вдруг остановился, пораженный неожиданностью: ему показалось там, вдали, между колоннами какое-то слабое мерцание, как будто что-то светилось голубым фосфорическим светом, или скорее — точно слабый дневной луч пробивался откуда-то в глубину подземной залы. Первым движением Андрея Ивановича было идти по направлению к этому свету, но боязнь заплутаться в этом лесу колонн, совершенно похожих одна на другую, заставила его призадуматься.