33. В плену темноты - Гектор Тобар

Бурение опять остановилось на несколько часов, и шахтеры принялись бродить по руднику, прислушиваясь, не раздастся ли вновь его звук, и вскоре оно возобновилось. Бур вгрызался в скалу на протяжении целого дня, внезапно оказавшись совсем близко, и люди вновь заговорили о приготовлениях, которые обсуждали ранее. Они отыскали где-то пульверизатор с красной краской, которой обычно рисуют треугольники или квадраты на стенах, обозначающие выход на поверхность. Если бур пробьется к ним, они выкрасят его, чтобы оператор установки, подняв его наверх, получил неопровержимые доказательства того, что внизу есть выжившие. Один из них, Хосе Охеда, раньше работал на руднике «Эль-Теньенте», самом крупном в мире по добыче меди, и на инструктаже по технике безопасности его научили включать три пункта в любое сообщение для возможных спасателей: количество попавших в ловушку людей, их местонахождение и состояние. Вооружившись красным маркером, он написал именно такое сообщение на миллиметровой бумаге, уместив его в семь слов. Ричард Вильярроэль, будущий папаша, перерыл свой комплект инструментов в поисках чего-то самого твердого и откопал большой гаечный ключ. Если бур пробьется к ним, он должен изо всех сил стучать им по стальной обсадной трубе, чтобы звук поднялся на шестьсот метров или около того на самый верх, где, быть может, в этот момент к ней ухом прижимается кто-либо из спасателей, прислушиваясь, не донесутся ли снизу признаки жизни.

Спустя еще сутки им стало окончательно ясно, что, судя по доносящимся звукам, бур прошел у них под ногами, и они попытались проследить его, опустившись в самые недра рудника и напрягая слух, пока он не растаял вдали. 19 августа их летописец Сеговия записал в дневнике: «Нас охватывает отчаяние. Один из буров прошел совсем рядом со стеной Убежища, но внутрь так и не попал». На следующий день появилась новая запись: «Перри совсем пал духом». В тот день они смогли подкрепиться одной лишь водой, потому что еды осталось совсем мало, и они получали по одному печенью раз в двое суток. «Бур все никак не пробьется к нам, – писал Сеговия еще через день. – Я уже начинаю думать, уж нет ли злого умысла там, наверху, и действительно ли они хотят нас спасать?»

Шахтеры, оказавшиеся в подземной западне, слышали приближение восьми скважин, но бурение или вообще останавливалось, или уходило в сторону, сбиваясь с пути. Несколько горняков следили за последним буром, опустившись на несколько уровней, и не поверили своим ушам, когда он ушел еще глубже, мимо отметки 40. Как выразился один из них: «Это было ужасно. Я как будто умер во второй раз». Шахтерами вновь овладела мысль, что владельцы рудника попросту обрекли их на смерть: чертежи выработок и коридоров настолько ненадежны и так сильно устарели, что спасатели с поверхности могли никогда не пробиться к ним. «Эти чертежи – дерьмо», – выкрикнул кто-то. La planificaciòn de la mina es una hueva. И вот тридцать три шахтера остались в темноте, переживая последствия очередного удара по своему самолюбию. Оказавшись в подземном капкане и умирая от голода, люди ждали, что их спасут бурильщики, но все усилия могли пропасть втуне по вине их собственной горнорудной компании, настолько беспомощной, что она даже не знала в точности, где именно проходят ее туннели.

Глава 9. Каверна, где живут мечты

Лоуренс Голборн, министр горнодобывающей промышленности, впал в отчаяние, не зная, что еще предпринять, а со всех сторон на него сыпались самые идиотские советы. Ни одна из скважин не достигла цели, и буровые головки ломались, не доходя до уровня, на котором находились попавшие в ловушку шахтеры. Было пробурено более дюжины скважин, но все безрезультатно. Девятнадцатого августа, то есть спустя ровно две недели после катастрофы, один из буров прошел отметку в 500 метров, направляясь к одной из двух открытых галерей, и Голборн, и Андре Сугаррет с надеждой смотрели на него, рассчитывая на успех. Семьям сообщили, что бур приблизился к искомой точке, и в лагере «Эсперанса» началось исполненное надежды круглосуточное бдение – но бур все так же равнодушно вгрызался в скальную породу, так и не встретив на своем пути галереи. Он опустился на семьсот метров и никуда не вышел. «Оператор был настолько потрясен, что отказывался верить в неудачу и продолжал бурение, хотя мы знали, что и так опустились уже слишком глубоко», – заявил чиновник.

Собравшимся корреспондентам Голборн заявил, что пока не понимает, в чем дело, хотя и предполагает, что чертежи рудника, предоставленные его владельцами, не отличаются точностью. Сугаррет, ведущий эксперт-спасатель, сказал о том же в интервью газете «Ла-Терсера»: «Не располагая точными сведениями, трудно принимать решения». Анонимный источник в правительстве сообщил корреспонденту «Ла-Терсеры», что не исключен вариант полного обрушения рудника, и это крайне пессимистическое предположение в конце концов стало известно и семьям пропавших горняков. «В ту ночь члены шахтерских семей готовы были поднять восстание», – признался Голборн. Они заявили, что правительство само не знает, что делает. «Коделко» понятия не имеет о том, что нужно делать. А мы знаем! Выслушайте нас! Группа низкорослых шахтеров, perquineros, заявили о том, что сами пойдут в шахту, пусть даже им придется «ползти туда на брюхе», de guatitas, если только правительство согласится пропустить их через охраняемые входы.

В конце концов, вняв мольбам отчаявшихся родственников, министр горнодобывающей промышленности дал согласие на встречу с несколькими «колдунами», которые, по мнению членов семей шахтеров, могут помочь в розыске. Одна из них представилась экстрасенсом, и Голборн встретился с нею исключительно холодной ночью: «Я вижу семнадцать тел, – заявила женщина. – Я вижу одного человека. Ноги у него раздроблены. Он громко кричит от боли». Голборн решил, что лучше не сообщать о ее «видениях» членам семей, которые настояли на том, чтобы он пообщался заодно и с «кладоискателем». Якобы тот мог бы применить свою «технологию волшебной лозы» и исследовать поверхность горы, в недрах которой пропали без вести шахтеры.

– И что же это за технология? – скептически осведомился Голборн.

– Мне трудно объяснить ее непосвященному, – заявил в ответ охотник за сокровищами.

– Я – инженер, так что все-таки попытайтесь. Что лежит в ее основе – звуковые волны, тепло, разность потенциалов?

Но кладоискатель лишь повторил, что технология его очень сложна, и отказался обсуждать ее. Тем не менее Голборн предоставил ему доступ к горе, чтобы сделать приятное членам семей пропавших горняков. Охотник за сокровищами разложил по склонам длинные коврики и принялся производить измерения с помощью устройства, ничего подобного которому Голборну видеть не приходилось. Закончив, он свысока заявил министру, что его буровые бригады ищут пропавших шахтеров не в том месте. Охотник за сокровищами обозвал Голборна, Сугаррета и остальных бурильщиков невежами, из-за глупости которых тридцать три шахтера непременно умрут, если они не послушают то, что скажет им он и его инструменты: вы никогда не найдете их, если не начнете бурить совершенно в другом месте.

Но Голборн проигнорировал совет и спустился вниз, в лагерь, чтобы поговорить по душам с женщиной, которая продавала печенье и пирожные на пляже. Она заслужила доверие семей шахтеров, и теперь министру горнодобывающей промышленности Чили предстояло добиться того же самого. Он должен был заставить ее поверить, что делает все, что только в силах человеческих, что и он, и правительство используют все ресурсы, имеющиеся в их распоряжении, чтобы найти пропавших. Да, он разговаривал с Марией Сеговией, сестрой Дарио и «мэром» палаточного лагеря. Мария уже знала, что бур безрезультатно миновал отметки в 530, 550 и 600 метров, и каждая неудача становилась для них очередным болезненным ударом. «У нас остается мало времени», – сказала она ему, несколько раз повторив эту фразу. Se nos està acabando el tiempo. Он же постарался успокоить ее, возразив, что работают еще несколько буровых бригад, хотя на лице его красноречиво написаны были усталость и тревога: мы не собираемся отступать и сдаваться.

Позже Мария Сеговия вспоминала, что после разговора с министром едва не пала духом. «Ты понимаешь, что должен сражаться дальше, но при этом не можешь отделаться от тоски, тревоги и ощущения полнейшего бессилия», – признавалась она впоследствии. Она куталась в одеяло, чтобы не замерзнуть, и слушала министра, одетого в красную куртку правительственного чиновника. На спине у него красовалась надпись заглавными белыми буквами: GOBIERNO DE CHILE[23]. После того раза министр стал частенько наведываться к ней в палатку, где вместе с другими членами семьи пил мате и беседовал. Ему удалось завоевать ее доверие. Но в ее присутствии он ощущал непривычное смирение, даже когда сообщил ей, что еще один бур, по их расчетам, через день или около того должен достигнуть цели. Мария, в свою очередь, стремилась преодолеть врожденный скептицизм по отношению к сильным мира сего и всему, что они говорят, и потому пыталась поверить министру.