Война под терриконами. Донецкий сборник - Булат Арсал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не плачь, бабуля, а то и я ласплакаюсь. Будем потом как две плаксы сопли длуг длужке вытилать.
Пожилая женщина взяла в ладони пухлое личико внучки и, обливая его тёплыми слезами и смеясь, начала жарко целовать в розовые щёчки.
– Ты моя умница! Ты моё солнышко! Ты радость моя единственная! – заголосила она сквозь одновременно нахлынувшие смех и слёзы. – Всё будет у нас хорошо! Всё будет хорошо!
– Ну не надо плакать, бабушка, а то мне глуснится стало…
– Всё! Всё, девочка моя, не буду больше. Надо собираться. Как бы не опоздать на автобус к детскому саду.
* * *
Они вышли из подъезда. Впереди выходила пожилая женщина, придерживая подъездную дверь, давая возможность протиснуться маленькой девочке. Выйдя на двор, они лишь успели ощутить влажный мартовский ветер, идущий с моря, как бабушка, не произнеся даже стона, рухнула на спину… Красная кровавая точка зияла на её лбу. Девочка кинулась к ней и, успев лишь крикнуть: «Ба…», тут же застыла прямо на груди старушки…
* * *
– Шо ты робишь, Павлухо? Чи не бачишь, шо це старуха и дитя малое?
– Це дитятко того москаля, шо меня зараз «бандеровцем поганым» обласкал. Бачишь две горки у песочницы? Це батька её и мамка, шо я вчера шлёпнул.
– Бога в тебе нету, Павло!
– Зато зараз я двух москаляк грохнул, шоб им не жилося на энтом свете…
Снайперы с жёлтыми повязками на рукавах откатились в сторону и тихо отползли от боевой позиции.
* * *
Мартовский ветер в Мариуполе частит холодными порывами, раскатывая по тротуарам, паркам и скверам мусор, бумагу, прошлогоднюю пожухлую листву, словно дворник, убирающий городские улицы после долгой и сорной зимы. Он залетает во дворы и, завывающе суетясь между стен домов, поднимает вверх всё лёгкое и воздушное, что может лежать на холодном асфальте, как и те два белых бантика, сорвавшихся с белокурой кудрявой головки маленькой девочки по имени Оля, так и не успевшей уехать от войны…
Мариуполь. 2022 г.
Совесть в выгребной яме
Уже не первую неделю пленные украинские солдаты под нашим конвоем раскапывали могильные холмики, которыми были усеяны дворы, парки, скверы, приусадебные участки, тротуары, пустыри между руин и некогда цветочные клумбы у самых подъездов неразрушенных домов. Добровольцы из местных и приезжих к тому времени много потрудились, собрав несколько десятков тысяч открыто лежащих мёртвых тел по всему городу. Гуляющий по разрушенному городу ветер то с одной, то с другой стороны доносил терпко-сладкий смрад разлагающихся, гниющих трупов, а утомлённые и одичавшие собаки, однажды испробовав человечины, алчно рыскали вокруг неглубоких могил-прикопок в надежде утолить голод.
Пока шли ожесточённые уличные бои, люди не имели возможности по-человечески хоронить своих близких, соседей, просто знакомых и даже незнакомых людей, случайно погибших у чужого подъезда или калитки частного дома. Прикапывали там, где придётся, там, где не стреляют, там, где можно присмотреть и вовремя отогнать голодную свору или мародёров. Именно прикапывали, а не закапывали в соответствии с санитарными нормами, для того чтобы после военных действий можно было провести эксгумацию, перезахоронить на официальном кладбище и отдать последний человеческий долг безвинно погибшим горожанам.
В один из погожих и солнечных дней наша колонна, состоящая из автобуса с военнопленными и конвоем, автомобиля со следователями прокуратуры и патологоанатомами, а также грузовичка ритуальной службы для перевозки тел, въехала в частный сектор на левом берегу Кальмиуса, где нас ждали несколько семей, потерявших своих близких во время минных обстрелов. Все истории в общем где-то похожи: бомбили, осколками посекло или разорвало на части, настигла шальная или снайперская пуля ошалевших от наркотиков укронацистов…
В самом конце улицы, где, в отличие от всего района, к счастью, не пострадало ни одного домостроения, к нам навстречу из-за добротных металлических ворот с наваренными узорами вышел баскетбольного роста, изысканно одетый в твидовый пиджак с ярким галстуком мужчина лет сорока с небольшим. Уже во дворе стало понятно, что здесь проживает обеспеченная чета, чему свидетельствовал и отборный красный кирпич, которым были отделаны все строения хозяйства, и зелёная металлочерепица, покрывавшая крышу дома и других построек, и брусчатка на подворье, выстланная от ворот до входа в богатый виноградник, пройдя сквозь который мы оказались на приличном участке земли в шесть-семь соток, вероятно засаживаемый картофелем, луком и всякой зелёной всячиной. В левом углу участка стоял весьма обветшалый садовый туалет, что никак не встраивалось в основной строительный ансамбль, а в правом был насыпан могильный курган длиной больше двух метров. Сразу подумалось, что умерший был немалого роста, и сомнения рассеялись окончательно, когда моложавый высокий мужчина представился старшим сыном покойника.
Пока шестеро военнопленных принялись раскапывать могилу, следователь начал свою рутинную работу по составлению протокола и опросу хозяев. Оказалось, что восьмидесятилетний старик не погиб от пули или осколка, а умер от разрыва сердца во время первого же прилёта фугасного снаряда в трёхстах-четырёхстах метрах от дома. Вдова после смерти супруга слегла и даже не смогла найти в себе силы выйти к нам поздороваться. Старший сын, встретивший нас у ворот, взял на себя все заботы, связанные с временным захоронением, в то время как его младший брат так и не смог приехать на эксгумацию тела отца даже через месяц после его смерти из далёкого польского города Свиноуйсьце…
– Скажите, любезный, а для чего у вас тут туалет? Вроде дом у вас солидный, вон и тарелка спутниковая висит. Наверное, и санузел централизованный есть? – спросил я, не удержавшись, когда «баскетболист» присел рядом и закурил какие-то ароматизированные электронные сигареты.
– Да это прихоть такая у меня. Сами представьте, как хорошо летом сидеть на свежем воздухе, когда птички поют вокруг, солнышко греет. И почитать можно, не отходя, так сказать, от горшка.
– Так что же такой ветхий рядом с краснокирпичным дворцом?
– Так при живом отце не хотел в хозяйские вопросы влезать. Теперь вот уж сделаю, как мне удобно.
Пленные копатели уже стояли по пояс в яме, но до трупа так ещё и не добрались.
– Глубоко закопали? – спросил следователь, привыкший к тому, что практически все до сих пор выкопанные могилки были не глубже одного метра.
– Так, как положено, – спокойно ответил сын покойного, – два метра в глубину…
– Зачем же себя так нужно было утруждать? Метра с лихвой хватило бы. Ведь всё равно выкапывать пришлось бы, – удивился майор из прокуратуры.
– А что я? Сам-то
