Инверсия праймери - Кэтрин Азаро

— Можно я провожу вас?

— Спасибо. Мне будет приятно.

Пока мы шли через парк, я пыталась придумать, что бы такого сказать.

Ничего умного в голову не шло. Если честно, ничего глупого тоже.

Когда мы остановились у моего парадного, вид у Джарита был довольно удивленный.

— Вы живете здесь?

— Когда прилетаю на Форшир, — ответила я.

— Вы много путешествуете?

— Бывает. — Мне хотелось, чтобы он поднялся ко мне и помог — как мужчина может помочь женщине справиться с одинокой ночью. Мне хотелось, чтобы он любил меня снова и снова, пока не изгонит демонов, терзавших мой рассудок.

Джарит присвистнул:

— В первый раз вижу человека, который может позволить себе жить в таком доме.

Отлично, сказала я себе. Теперь твой ход. Пригласи его подняться.

А если он скажет «нет»?

— Вы вернетесь в кино? — спросила я.

— Только забрать плащ, — поморщился он. — Я обещал ребятам порепетировать сегодня вечером. У нас зачет завтра.

— О… — Я, наверное, совсем рехнулась, переживая из-за музыканта, художника. Он ведь живет искусством, в котором ты полный ноль. У нас ничего не получится.

Джарит колебался.

— Вы не будете против, если мы встретимся еще?

Я не возражала.

— Мы собирались на пляж в Тиллсморн. Не хотите с нами? Мы могли бы встретиться здесь завтра в полдень.

— Идет, — улыбнулась я.

— Ну что ж, отлично. — Он улыбнулся и помахал мне рукой. — До завтра. — И ушел.

Я поднялась к себе. Даже со всеми включенными лампами моя квартира казалась темной. Чего-чего, а ламп в ней хватало, красивых плафонов матового стекла, освещавших комнаты неярким, уютным светом. Стены были отделаны деревянными панелями, будто излучавшими тепло. И везде были окна, даже ночью пропускавшие внутрь свет, отраженный от колец в небе. Белые ковры, белая обивка мебели, белая лепнина. Просторная, светлая квартира. И все равно она казалась мне сейчас темной и пустой.

Я наливала себе стакан виски в баре, когда заговорил Пако:

— К вам гость.

Я подняла голову. Неужели Джарит передумал и вернулся помочь мне справиться с одиночеством?

— Кто?

На экране Пако показалось крыльцо у входной двери. На крыльце стоял, ежась от вечерней прохлады, Хилт.

— Черт, — пробормотала я, подошла к пульту и нажала на клавишу интеркома. — Да?

Его голос донесся до меня из динамика:

— Ты забыла вернуть мне свитер.

Я зажмурилась. Я даже забыла, что он до сих пор на мне.

— Пако, пусти его.

Минуту спустя он уже стучал в мою дверь. Когда я открыла, он улыбался.

— Эй, Сероглазка, ну и жилье у тебя!

— Откуда вы узнали мой адрес?

— Джарит сказал.

Я стянула свитер и вернула ему.

— Спасибо. С вашей стороны очень мило было дать мне его поносить.

Я начала закрывать дверь.

Хилт толкнул дверь и прошел мимо меня в прихожую.

— Знаешь, теперь мне многое становится ясно.

Я наблюдала за ним от двери:

— Не помню, чтобы я приглашала вас зайти.

— Неудивительно, что ты придерживаешься таких консервативных взглядов.

Ты ведь Деньги. — Он повернулся ко мне. — Готов поспорить, что еще и Старые Деньги.

— Спокойной ночи, Хилт.

Он-подошел ко мне.

— Ледяная Принцесса. Разумеется, ты поддерживаешь политику ронов. — Его палец скользнул по лямке моего платья, ниже, ниже и, наконец, остановился между моими грудями. — Кто как не ты заинтересована в сохранении статус-кво.

Я оттолкнула его руку:

— Убирайтесь.

Он прижал меня к стене, приблизив лицо к моему так, что почти целовал меня.

— Надо же кому-то разбить эту твою ледяную скорлупу!

Я среагировала мгновенно. Мне нельзя было допускать этого, но я среагировала. Мои боевые рефлексы не включались без моего ведома, если только моей жизни не угрожала непосредственная опасность. А Хилт никак не угрожал моей жизни. Он был бесцеремонен и груб, он не нравился мне, но он не был насильником. Простого «прекратите!», возможно, хватило бы.

Но я не просила его прекратить. Я попыталась убить его.

Когда разум начал сознавать, что же я делаю, я успела разбить стакан о стену и направляла острый осколок в грудь Хилта. Из порезанной руки струилась кровь. Я вовремя остановила руку: острие было уже меньше чем в сантиметре от его кожи.

Все произошло так быстро, что Хилт даже не успел пошевелиться, оцепенело глядя на осколок у своей груди. Потом он сделал глубокий вдох и осторожно вынул осколок из моей руки. Я посмотрела на кровь, залившую мне руку и платье.

— Мне кажется, вам нужен врач, — сказал Хилт.

— Ерунда. Я разберусь сама.

Я ожидала, что он вызовет полицию. Вместо этого он тихо произнес:

— Простите меня. Я забылся.

Это он забылся? Я чуть не убила его. «Черт, да что же со мной!»

— Я позвоню в больницу, — предложил Хилт.

Я заставила себя ответить спокойно.

— Не надо. Просто уходите.

Он покосился на мою окровавленную руку:

— Мне кажется, вам…

— Уходите.

— Ладно. — Хилт открыл дверь. — Я позвоню завтра, узнаю, как вы.

— Хорошо. — Я закрыла за ним дверь и заперла ее.

— Я могу вызвать врача, — предложил Пако, — он будет через минуту.

Я подошла к бару, пустила воду и сунула руку под струю. Вода в раковине окрасилась розовым.

— Не надо, все в порядке.

Промыв и перевязав руку, я налила себе еще виски. Если я напьюсь как следует, я перестану думать. А именно сейчас мне особенно не хотелось думать.

— У меня к вам дело, — сообщил Пако. — Почта ждет вас уже шесть часов.

— Утром просмотрю.

— Одно из сообщений требует срочного ответа.

Я нахмурилась:

— Ладно. Включай запись.

В комнате раздался голос Чара Йаки, ректора ДВИ.

— Простите, что беспокою вас, праймери Валдория. Нам пришлось отменить завтрашние полеты из-за поломки двигателя одного из флайеров. Можете вы прочитать им вместо этого лекцию?

Должно быть, он имел в виду лекцию о кибер-человеческих интерфейсах, которую я собиралась прочесть им позже.

— Пако, передай ему, что я прочитаю лекцию завтра после обеда.

А потом я напилась. Напилась в усмерть.

9. ВРЕМЯ ПЛАКАТЬ

— Но разве это не опасно? — допытывалась девушка-кадет. Она даже подалась вперед от волнения. — Фибероптика и механизмы — это же чужеродные тела, так ведь? Разве ваше тело не отторгает их?

Обилие вопросов застало меня врасплох. Я присела на краешек стола у экрана. Йаки предлагал мне кафедру, но так я чувствовала себя увереннее.

Гораздо увереннее. Мне нравилось общаться с кадетами.

— Большая часть биомеханической системы выращена на основе моего собственного генетического материала или покрыта защитным слоем моих же клеток, — ответила я. — Это мало отличается, скажем, от вашего собственного регенерированного органа. Конечно, биомеханическая система гораздо сложнее. Не каждый организм примет ее.

Кадет в задних рядах переполненной аудитории поднял руку. Я кивнула ему, и он спросил:

— А что будет, если фибероптика выйдет из строя?

— Она передает сигналы, — ответила я. — Как нервы. Если что-то с ней случится, она просто перестанет передавать сигналы.

— А мозг может не правильно интерпретировать эти сигналы?

— Возможно. Но он может не правильно интерпретировать сигналы любой части моей нервной системы — будь то естественная часть или искусственная.

— Что, если что-то случится с человеком, оснащенным всеми этими штуками? — задала вопрос девушка, сидевшая рядом с ним. — Обычно если человека напугать, он просто подпрыгнет. Но если мы настраиваем человека на убийство, не рискуем ли мы, что он утратит контроль над собой и над этими механизмами? Обезумевший Демон может натворить кучу бед.

Кой черт их волнуют эти идиотские вопросы?

— Наши рефлексы срабатывают только при непосредственной угрозе нашей жизни. Мы запрограммированы не реагировать на другие ситуации. — Я покосилась на часы над дверями, в которых давно уже стоял и слушал меня Чар Йаки. Лекция длилась уже вдвое дольше положенного, но Йаки не пытался остановить ее.

Ну и ладно. Я повернулась к кадетам:

— Мы беседуем с вами уже больше двух часов. Пора расходиться.

По залу пробежал разочарованный ропот. Потом они начали аплодировать. Я стояла, не зная, как себя вести. Я не привыкла к тому, что мне аплодируют.

Обычно люди хотят, чтобы я ушла, а если это купцы, они просто хотят убить меня. В общем, до сих пор мое присутствие, как правило, раздражало людей.

Но эти ребята продолжали аплодировать. Я улыбалась, счастливая тем, что хоть кто-то не считает меня невыносимой.

В конце концов кадеты потянулись к выходу. Чар подошел ко мне: