Саша Чекалин - Василий Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сопровождении Тенора Саша медленно шел к своему дому, еще не зная, чем он займется в Песковатском, вспоминая вчерашнее блуждание по лесу. Было теперь у Саши такое ощущение, словно фронт внезапно приблизился к Лихвину и враг находится совсем рядом.
Невольно на все окружающее он стал смотреть по-новому. Дом стоит на отшибе. По сторонам — огороды, кусты, сад, речка. Можно задворками незаметно подойти к нему, и так же незаметно проглядывается весь большак, подымающийся за кооперативом в гору. Полусгнившая доска в подворотне легко приподнимается в этом месте — можно пролезть во двор.
Саша вошел в дом. В сенях скрипели половицы. Пахло плесенью, пылью. Все находилось на прежнем месте, как и два года назад. Только голубые с цветочками обои местами заплесневели да почерневшая бумага на потолке отклеивалась, провисала.
Саша вышел во двор, огляделся. Все было родное, обжитое. А вот у двух елок на пригорке — приметный бугорок, заросший травой. Насыпали они с Витюшкой его своими руками. Казалось, было это совсем недавно, хотя прошло уже несколько лет. Саша хорошо помнил тот день.
…Ребята азартно сражались в футбол на своей спортивной площадке, рядом с домом дедушки.
В самый критический момент, когда Саша — центр нападения пытался обвести опытных игроков Фильку Сыча и Лиходея и готовился ринуться к вражеским воротам, его позвали домой.
— Громила-то у нас умирает, — жалобно сообщил Витюшка, встретив брата на дороге у моста.
…Громадный лохматый Громила, уже старый годами, неподвижно лежал в конуре. Глаза у него были мутные, страдальческие, из них текли крупные слезы.
— Громила, Громилушка, голубчик! Хороший ты наш! — разговаривали с ним ребята.
В ответ собака только чуть шевелила хвостом. У Громилы уже не было сил не только встать на ноги, но и поднять голову.
Ребята видели, как Тенор совался носом в морду Громиле, трогательно лизал его.
— Собака и то понимает, — замечали окружающие, — жалеет.
На другой день Громила подох.
На огороде, под двумя елками, Саша и Витя вырыли могилу, обложили глинистые края досками и похоронили своего друга, насыпав сверху вот этот бугор. Сохранилась и прибитая внизу у дерева дощечка, на которой можно было еще разобрать: «Громила, наш верный друг».
Когда Саша снова вернулся в избу к бабушке, оказалось, что к нему уже заходили приятели.
— Придут еще, — успокоила бабушка.
Она угадала. Почти тотчас же скрипнули половицы в сенях, и в дверях показалось расплывшееся в улыбке, загорелое до черноты лицо Сереги. Он был босой, в руках держал кнут, видно, сразу с поля.
— Ребята сказали… Я прямо к тебе, — сообщил он, здороваясь с Сашей.
Они вышли на крыльцо.
Подошли Тоня с Зиной, а вслед за ними Егорушка и Степок. За последнее время Зина заметно выросла, округлилась, стала вполне взрослой девушкой. Прямой пробор черных как смоль волос очень шел к ее скуластому румяному лицу, делал его миловидным. Сзади вилась тяжелая и длинная коса, такая коса, которой позавидовали бы все девчата в Лихвине. Тоня тоже повзрослела, но осталась худощавой, тоненькой. По-прежнему у нее было очень чистое, слабо тронутое загаром лицо. Под длинными темными ресницами глаза стали еще более голубыми, и очень красили ее ровные, один к одному, молочной белизны зубы.
У крыльца сразу стало шумно. Взрывы смеха перемежались со звонким говором.
— Истребитель… — шутили девчата, с явным вызовом поглядывая на Сашу.
В их голосе невольно сквозили уважение и гордость за своего товарища.
— С операции зашел? — выпытывали ребята. — Говорят, неспокойно стало в наших местах…
Саша щурил глаза и отвечал односложно, давая понять, что не на все вопросы он может отвечать.
— Нам теперь некогда разгуливать, — солидно говорил Егорушка, сбивая с колен приставшую ржаную полову. — С утра работаем на веялке. Зерно к сдаче готовим. — Держался Егорушка степенно, не кривляясь, как раньше.
— Да, работы теперь много, — в один голос подтвердили Зина и Тоня. Обе были веселые, румяные. Они наперебой приглашали Сашу вечером выходить на улицу.
— Будет гармошка, — обещала Зина, лукаво посматривая то на Егорушку, то на Сашу, и шутливо подталкивала Тоню: «Помогай уговаривать!»
Когда девушки ушли, Степок, как показалось Саше, несколько пренебрежительно спросил:
— Что, на охоту вчера ходил?… С дробовиком-то шагал…
— Неужто охотился? — изумился Егорушка.
— А я думал, ты с операции, — разочарованно протянул Серега, ловко сплевывая за два метра от себя.
Саша смутился, понимая, каким теперь бездельником считают его ребята, когда все в колхозах в эти дни работают от зари до зари не покладая рук. Сказать ребятам правду, зачем он ходил в лес, нельзя.
— Дела были, — многозначительно произнес Саша. — Дробовик тоже оружие, — добавил он, давая понять, что попусту шляться по лесу он не станет. — Такое задание имел.
Ребята успокоились. Все вместе пошли к буграм на берег Вырки, благо стоял полдень и все колхозники разошлись на обед.
— Затягивается война-то! — озабоченно говорил Степок. — Очевидно, всю зиму придется воевать.
— А наши… всё отступают… — поддержал его Егорушка.
— Да, ребята, положение на фронте серьезное… — подытожил Саша, как более опытный и сведущий в военных делах. Он рассказал, что слышал на днях от Тимофеева.
Все задумались.
— Эх, хотел бы я быть танкистом, — мечтательно проговорил Серега. — Трактором управлять я немного умею, а вот дальше… — Он с сожалением посматривал на свои большие мозолистые руки, думая, что бы предпринять такое, более полезное и значимое.
— А я думаю так… — растянувшись на траве, стал высказываться Егорушка. — Потребуется нашему правительству взять допризывные возрасты, вот тогда всему, научимся: и пулеметом владеть, и танком управлять…
— Известное дело, ты примиренец… — пошутил Саша, тоже растягиваясь рядом с Егорушкой на траве. Остальные последовали их примеру. Было жарко… говорить не хотелось. Лениво ребята перебрасывались словами. Но и лежать не хотелось.
— Давай поборемся… — вдруг предложил Саше Степок, первым поднявшись с земли. Он с явным вызовом глядел на Сашу.
— Смотри… жалеть будешь… — с задором предупредил Саша, засучивая рукава.
Они долго катались по траве. Наверху мелькала то белая рубашка Степка, то пестрая ковбойка Саши. И хотя Степок был сильнее Саши, он не мог положить его на лопатки. Отряхиваясь, Степок хмурился. Он по-прежнему остался каким был — излишне серьезным, неулыбчивым.
— Ночевать останешься? — спросил Степок, когда ребята пошли по петлявшей в низине тропинке на дорогу. — Вечером бы сразились в шахматы.
Саша молчал. Степок замысловато играл в шахматы. Играть с ним было нелегко и поэтому очень заманчиво. А после игры они могли бы еще пойти погулять на улицу. Наверно, вышли бы и девчата…
«Остаться, что ли?» — подумал Саша.
Но мысль, что ребята на селе могут принять его в такое тревожное военное время за бездельника — днем ходит на охоту, а вечером гуляет по улице, — заставила Сашу категорически отказаться.
Пообедав у бабушки, Саша вернулся в город. Здесь его ждала новость.
— Задержали… — сообщил Витюшка, встретив Сашу у ворот дома. — Того самого подозрительного человека мы разыскали и задержали.
Вокруг стояли тимуровцы и позвякивали выкрашенными охрой винтовками, к каждой из которых руками Саши были приделаны затворы — шпингалеты от оконных рам. Выходило внушительно и солидно, почти по-настоящему. Но лица тимуровцев отнюдь не сияли радостью. Все молчали.
— Сопротивление он нам оказал… — продолжал докладывать Витюшка. — Нож имел. Хотел нас ножом зарезать, когда мы его в НКВД вели.
— Нашенский он оказался… — разочарованно добавил кто-то из ребят. — Выпущенный из острога…
— Молодцы, ребята, — похвалил Саша. — Отметить приказом по отряду, — предложил он начальнику штаба Генке, стоявшему перед ним навытяжку, с вытаращенными от усердия глазами. — Приказ послать в райком комсомола как свидетельство вашей бдительности.
Ребята повеселели.
— Знаешь, кого они задержали? — сообщила потом Саше мать. — Кирьку Барина. Из заключения его выпустили, он и явился в город.
Через несколько дней стало известно, что Кирька Барин уже мобилизован и с группой жителей Лихвина уехал на оборонные работы в прифронтовую область.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Один за другим, похожие друг на друга, шли, как солдаты в строю, жаркие августовские дни, заполненные тревожными сводками с фронтов Великой Отечественной войны. По-прежнему стояла хорошая солнечная погода, позволявшая колхозникам, несмотря на нехватку рабочих рук, своевременно убирать обильный урожай.