Мир Ринна - Стив Паркер

Алвес уже спешил к западным воротам промышленной зоны.

— Держись, Танатор, — продолжил он, — ты получешь подкрепление. Клянусь. Я отправляю к вам «Хищников» и «Поборников».

Его шаги становились все быстрее и шире, сотрясая здания и уличные фонари. Не останавливаясь, капитан позвал отделение Анто, и они присоединились к нему, держа болтеры наготове.

Мрачное подозрение поселилось в мозгу капитана, не желая уходить.

Это не случайно! Наверняка все спланировано. Орки стали использовать свои корабли как таран. Чем, во имя Святой Терры, заняты противовоздушные силы риннских войск?!

Неужели он со своими людьми отстоял Промышлен-ную-6 лишь для того, чтобы потерять Торговую-4?

Если орки укрепятся — а он знал, что так и случится, — как долго сможет выстоять Новый Ринн?

ДЕВЕТЬ

Восточные Степи, провинция Геллестро

Мало кто из обычных людей когда-либо осознает, сколь много вокруг информации. Ею насыщен воздух, которым они дышат, но их носы не так чувствительны, как, например, у собак или у миллионов других существ.

Космодесантники знали. В теле каждого из уцелевших воинов Кантора был орган под названием «нейроглоттис», или «пожиратель», выращенный из геносемени Астартес и имплантированный в ходе болезненного процесса, который навсегда физически отделял их от простых людей. Главной функцией нейроглоттиса был мгновенный анализ субстанции, основанный на вкусе. Таким образом легко определялись токсины. Органические вещества можно было тестировать на питательную ценность. Одна-единственная молекула запаха могла выдать укрывшегося врага или подсказать направление, в котором следует его искать.

Кортес и его отделение вновь двигались впереди, в километре от остальной группы.

Вдохнув, капитан почуял в воздухе смерть.

Ночь наступила три часа назад, и магистр Ордена приказал ускориться, надеясь покрыть в темноте как можно большее расстояние. Если промедлить, дневной свет застанет их на открытом пространстве, доспехи и оружие станут отражать солнце. Орки смогут засечь космодесантников с воздуха от самого горизонта.

Багровые Кулаки должны пройти большую часть пути под покровом тьмы. Кантор вел их на северо-восток, Туда где заканчивались восточные степи и начинался Азкалан, необъятный массив тропических лесов Сорокко. Как только Багровые Кулаки окажутся под прикрытием деревьев, время суток перестанет играть для них роль. Они смогут двигаться без остановок и быстро достигнут столицы. Но сейчас Кортес был способен думать только о пойманном им знакомом запахе.

Каждый вдох говорил ему о пролитой крови, о разлагавшихся телах погибших. Были и другие запахи. Одним из самых сильных была вонь орочьих экскрементов.

«Скот, — подумал он. — Вот что я чувствую».

Ближайшая к планете луна Дантьен плыла высоко в небе и была почти круглой. Из-за большого содержания кобальта ее тусклый свет, льющийся на равнины, был отчетливо голубым. Но для Кортеса и остальных Кулаков окружающее было окрашено в зеленоватые тона. Визоры в шлемах были настроены на сумерки и позволяли видеть в полумраке.

Продвигаясь вперед, Кортес разглядел большие объекты, возвышавшиеся на поросшей травой равнине. Это было что-то темное и бесформенное. По мере того как космодесантники подходили ближе, запах становился все сильнее.

Кортес открыл канал связи с магистром:

— Здесь были орки, и совсем недавно.

— Они вырезали всех коров, — произнес Кантор. — Я чувствую кровь.

Кортес подошел к ближайшей туше. Свет Дантьен блестел на грудах влажных кишок, которые вывалились из раны на брюхе.

Интересно, почему орки не взяли мясо?

Что не было присуще оркам, так это расточительность. Обычно они подчищали все. Но не здесь.

— Боевые байки, — сказал капитан магистру Ордена. — Вижу следы. Это сделали орочьи всадники.

— Верно, — отозвался Кантор. — Они не стали бы останавливаться, чтобы забрать мясо. Должно быть, проезжали здесь, убивая всех на своем пути и оставляя трупы тем, кто пройдет позднее.

Теперь Кортес нашел новые следы.

— Похоже, они направляются туда же, куда и мы.

Кортес открыл канал связи с магистром:

— Здесь были орки, и совсем недавно.

Алессио принюхался. В ветре с северо-востока чувствовалась отчетливая вонь орков. Едкий запах. Даже самые опустившиеся попрошайки, не мывшиеся годами и насквозь больные, не источали столь омерзительную вонь, как ксеносы. Кортес отметил и другие запахи. Прометий. Нефтяное топливо. Капитан с уверенностью мог сказать, что оно не из местных запасов. В нем содержалось больше углерода, чем в очищенном имперском топливе.

Ветер вдруг сменил направление, дуя не с северо-запада, а с севера, где видимость блокировалась небольшим холмом.

То, что унюхал капитан, заставило его остановиться.

— Человеческая кровь, — сообщил он Кантору по комлинку. — Свежая. Со стороны гряды к северу от меня.

— В этом районе есть только одно небольшое поселение. Сельскохозяйственная община Зар-Мененда. Ты что-нибудь слышишь?

Кортес напряг слух, но ночь была абсолютно тиха. Если селение и издавало какие-то звуки, холм их все заглушал.

— Мне нужно подняться.

— Сделай это, — велел Кантор. — Брат, на тебе только разведка. Понял? Будь на связи. Мы присоединимся, как только ты выберешь пункт наблюдения.

— Понял, — ответил Кортес. — Выдвигаюсь.

Полевые действия с новым отделением никогда не были идеальными. Кортес старался не думать о превосходных братьях, которых потерял. Неужели и правда минуло всего несколько недель с тех пор, как он прошел через неф реклюзиама, ощущая прилив гордости в груди. Неужели Силези погиб? Правда ли, что он никогда больще не услышит резкий смех Иамада? Алессио был последним живым космодесантником из всей Четвертой роты. Почему он всегда был последним? Так случилось в Калафаксе, и так же при Гамма VI Монсеррат, когда все отделение погибло, и всегда Алессио Кортес возвращался с поля битвы в одиночестве, раненый, но живой.

Сейчас Кантор поставил под его начало четверых воинов, незнакомых Кортесу. Конечно, он видел их и раньше. В братстве из приблизительно тысячи воинов почти все были так или иначе знакомы, и, хотя братья каждой отдельной роты по преимуществу держались друг друга, контакты между ротами были неизбежны и активно поощрялись.

Два члена нового отделения Кортеса — братья Рапала и Бенизар — раньше принадлежали к Седьмой роте Каль-дима Ортиса, хоть и служили в разных отделениях. Кортес помнил обоих с зимних боевых тренировок, которые они с Ортисом проходили около двенадцати лет назад в горах к северу от крепости-монастыря. Рапала и Бенизар тогда показали с себя с хорошей стороны.

Два других боевых брата, отданных под командование Кортеса, были ему менее известны. Одним из них был брат Фенестра, спокойный, с тонким лицом уроженец Черной Воды из Пятой роты Селига Торреса. Его холодные темные глаза, казалось, никогда не мигали. У Алессио даже сложилось впечатление, что Фенестре он не слишком нравился, хотя до катастрофы их пути фактически никогда не пересекались. Впрочем, вряд ли это имело какое-то значение. Кортес не нуждался в симпатиях людей, а только в том, чтобы они выполняли его приказы и проявляли надлежащую инициативу, когда им приходится принимать решения и действовать в одиночку.

Четвертый воин был самым юным. Брат Деогал служил Ордену всего восемнадцать лет и только десять лет как перевелся из Десятой роты в Восьмую. Как и Фенестра, он, казалось, был осторожен с Кортесом, никогда не говоря без приказа и всегда отступая подальше, пока его не подзывали.

— Пригнитесь, — велел им Кортес по комлинку, пока они продвигались наверх.

Ему не нужно было шептать, чтобы не выдать свое присутствие. Внешний вокс шлема был выключен, а без него из-за керамитового забрала не просачивалось ни единого звука, но по связи голос был чистым и резким.

Тяжело было красться в полном боевом облачении, почти так же тяжело, как спокойно стоять. Даже в хорошо смазанном и отрегулированном доспехе керамитовые пластины часто клацали друг о друга. Никуда не пропадало и постоянное негромкое жужжание циркулировавшей энергии. Проведя столетия в силовой броне, космо-десантник переставал обращать на это внимание, но шум от этого никуда не девался и мог выдать Астартес врагу, если тот забывал об этой своей особенности.

Через считаные секунды Кортес со своим отделением был на вершине холма и осмотрелся. Перед ними расстилался ночной пейзаж, обширное лоскутное одеяло из полей и пастбищ. При свете дня все они имели разные оттенки зеленого и желтого, в зависимости от выращиваемой травы или злаков. Но через визоры Астартес все представало темно-зеленым, болотного оттенка. Заборы из сетки и каменные стены отделяли территорию с запада и северо-востока, между зданиями в восьми километрах вились две широкие ухабистые дороги.