Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

— Я не знаю. А знал бы — не сказал, пока ты не скажешь, что собираешься сделать с ней.

— Я мог бы сохранить ей жизнь — ради тебя, — но не уверен, что у меня это получится. Такие, как она… — Ульпин брезгливо дёрнул плечами. — Да что толку говорить! На это нет времени. Говори, где она!

— Не знаю, — упрямо повторил Эстос,

Ульпин отступил назад.

— Ты мне всё расскажешь, — пообещал он и вытянул руку вперёд.

— Отец…

Альда поняла, что Эстос пытается выставить защиту, но горячий поток силы, что взвился вокруг Ульпина, был настолько подавляющим, что Эстос просто не мог открыть второе сердце.

Первый господин чуть повёл рукой — правой рукой! — и Эстос с глухим криком рухнул на пол.

У Альды от ярости потемнело в глазах.

Эстос не стал дожидаться, когда отец снова ударит так, как сделал это утром в тренировочном зале. Он начал открывать сердце, чтобы выставить Пурпурный щит — самый простой барьер, — но его свалило с ног силой отцовской магии. Силой простой и грубой…

Между глаз возникла боль, такая сильная, что голова готова была от неё расколоться.

А потом вдруг всё исчезло…

Эстос ничего не видел, на несколько мгновений ослепнув об боли, но он отчётливо услышал изумлённый и яростный крик отца, а потом холодный и режущий, точно заточенная сталь, голос Кейлинн:

— Да, твой сын не знает, кто я такая. Но ты, как я поняла, знаешь. Так что лучше не шевелись.

Когда боль окончательно отступила, Эстос смог наконец увидеть…

Ладонь отца, ты самая, где открывалось его второе сердце, была пробита кинжалом и пригвождена к столбику балдахина.

Отец даже не пытался освободить руку, стоял, едва дыша, потому что острие второго кинжала упиралось ему под подбородок.

Свободной рукой Кейлинн сдёргивала с шеи отца амулеты, с помощью которых он мог бы призвать силы даже без второго сердца.

— Ты пожалеешь, — проскрипел отец, боясь даже открыть рот пошире.

— Может быть, — согласилась Кейлинн, — но пытать Эстоса я тебе не позволю.

— Думаешь, сбежать с ним? Жить долго и счастливо?

— Да. И странно, что ты не хочешь долгой жизни своему сыну. Ты знал, что убиваешь его, но всё равно…

— Я не мог позволить этому случиться! И не позволю… — лицо первого господина было перекошено злобой.

Кейлинн надавила острием кинжала чуть сильнее, и первому господину пришлось замолчать.

— Почему? — сумел наконец выговорить Эстос. — Почему, отец?

Он не поверил, когда на это намекнула Кейлинн, вернее, Альда…

Красивое имя, и уж точно не из тех, что дают на левом берегу. Этого так боялся отец — того, что она с враждебного берега? И, значит, он всё давно знал?!

Отец скривился — то ли от боли, то ли от злости. Скорее второе, Эстос никогда не пробовал тыкать в себя ножом, но с детства знал, что место, где находится второе сердце, нечувствительно к боли. Отцу, конечно, неприятно, но ничего ужасного с ним не произойдёт.

Тот заговорил, с ненавистью выплёвывая каждое слово:

— Почему я скрывал от тебя правду? Потому что она — клановая убийца. Её семья — клятвенники Небесного дома, они служат ему так же, как Серые Капюшоны служат нам!

Эстос посмотрел на Кейлинн — надеясь, что она сейчас скажет: «Твой отец лжёт!»

Но по её взгляду упрямому, холодному и такому горькому он понял: это правда. А это значит — она убьёт его, если прикажут.

— Она погубила бы наш дом! — продолжал отец. — И погубит сейчас, если ты позволишь ей!

— Это ты чуть не убил собственного сына, — бесстрастно заявила Кейлинн. — А я его спасла. — Она повернулась к Эстосу, и лицо её точно ожило: — Я знаю, что тебе тяжело верить мне сейчас, но я пыталась тебе рассказать… Я всё объясню потом, но сейчас нам надо уходить. Эстос, пожалуйста! Ты должен уйти со мной!

— Ты не сможешь! — усмехнулся первый господин.

— Я сделаю так, что первый господин потеряет сознание и очнётся лишь через час, — заговорила Кейлинн. — Никто не осмелится войти сюда ещё долго. К тому времени, как он придёт в себя, мы будем в надёжном месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мой отец точно не пострадает? — спросил Эстос, обводя глазами комнату.

Он поверить не мог, что покинет её и больше никогда не увидит, что он бросит всё, всё, чем была его прошлая жизнь…

И не просто потому, что от Кейлинн — от Альды, он всё время забывал про её настоящее имя! — зависела его жизнь. Но и потому, что несмотря на обман, несмотря на то, что до сих пор не понимал, какова её истинная цель, он верил Альде больше, чем собственному отцу.

— Не слушай её! — выкрикнул отец. — Она лжёт тебе! Заманивает в ловушку! Она убьёт тебя при первой возможности!

— Я могла бы убить его давным-давно, если бы захотела! А ты… Ты знал, как его спасти, но годами смотрел, как он умирает!

— Если бы я знал, как тебя найти, — первый господин злобно скосился на Кейлинн, — я бы выколол тебе глаза, вырезал язык, посадил в клетку и раз в месяц проводил бы сына рядом.

— И что же тебе помешало узнать? — насмешливо спросила Кейлинн.

Первый господин лишь презрительно дёрнул головой, не желая отвечать на вопрос.

От быстрой, жестокой улыбки, скользнувшей по губам Кейлинн, Эстоса прохватила холодная дрожь, и одновременно нахлынуло внезапное, неуместное, почти противоестественное желание: он не видел никого прекраснее…

Эстосу казалось, что он должен был бы возненавидеть отца за его ложь, за долгие годы лжи, но была только обида… Отец часто говорил о своей любви к его матери, о том, что она единственная была ему дорога, что остальные дети были зачаты по воле долга или животной страсти, и лишь Эстос — от подлинной любви. И, Эстос не стал бы отрицать, это грело его душу, он радовался тому, что отец выделял его среди других своих детей, некоторые из которых даже не были удостоены титула господина. Он втайне гордился тем, что только его отец по-настоящему любит. И вот теперь он узнал настоящую цену этой любви. Отец побоялся найти девушку из клана убийц. Он, глава Совета одиннадцати и сильнейший колдун в Картале, просто побоялся!

Ему даже не надо было искать её самому, он мог просто объявить, что ищет назначенную, и Кейлинн пришла бы сама…

Нет, что-то во всём этом было не то! Отец не впустил бы в свой дом убийцу, но бояться её до такой степени? Ему, столь могущественному колдуну?

— Отец, почему? — спросил он. — Почему ты не искал её? Хотя бы для того, чтобы засадить в клетку?

Первый господин только вскинул подбородок: ты ничего от меня не услышишь.

— Он боялся, — ответила вместо него Кейлинн. — Не меня. Того, что кто-то ещё узнает правду. Если бы про то, что второй назначенный жив и скрывается в Соколином доме, узнал кто-то на правом берегу, твой отец не смог бы удержать место в Совете одиннадцати… А дома правого берега пошли бы на Соколиный дом войной. А если бы про тебя узнал кто-то на левом берегу… Он бы тоже обязательно воспользовался этим в свою пользу.

— Да что ты можешь знать? — вскипел первый господин и дёрнулся так, что проткнул бы себе шею о нож Кейлинн, если бы ты не успела отвести его в сторону. — Что ты, грязная оборванка, можешь знать?!

— Конечно, я ничего не знаю. Меня в тот день не было на Ангубском нагорье, но не так-то сложно догадаться, как именно вы вернули своего сына в Соколиный дом.

Ноздри первого господина раздувались от ярости, в горле что-то хрипело и клокотало, но он молчал.

— Нам пора, — сказала Кейлинн.

Нет, Альда. Её зовут Альда, запомни же наконец!

— Нет, подожди! — воскликнул Эстос. — Я должен узнать… Что произошло? Кто моя мать?.. И всё остальное, что от меня скрывали годами, — он не мог посмотреть на отца иначе, чем с отвращением.

— Я тебе расскажу, — пообещала Альда. — Но потом. Нам надо покинуть поместье, пока…

— Не верь ни единому её слову! Не ходи с ней! — завопил первый господин.

— Тогда расскажи мне сам! — выкрикнул Эстос едва ли не в отчаянии.