Гностические евангелия - Элейн Пейджелс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но некоторые христиане-гностики заходили так далеко, что заявляли, что Бога создало человечество — и так из своего внутреннего потенциала открыло для себя откровение истины. Это убеждение может скрываться за ироничным комментарием Евангелия от Филиппа:
… Бог творит человека, и человек творит Бога. Так в мире люди создают богов и поклоняются своим творениям. Следовало бы богам поклоняться людям, как есть истина![537]
Гностик Валентин учил, что человечество само проявляет божественную жизнь и божественное откровение. Церковь, говорит он, состоит из той части человечества, которая признает и прославляет свое божественное происхождение.[538] Но Валентин не использовал это понятие в его современном смысле, чтобы указать на все человечество, взятое коллективно. Он и его последователи мыслили Антропова как природу, лежащую в основе коллективного человечества, архетип или духовную сущность человеческого существа. В этом смысле некоторые из последователей Валентина, «считающие себя разумнее других»,[539] согласны с наставником Колорвасом, говорящим, что Бог, открывая Себя, открывает Себя в образе Антропоса. Другие, сообщает Ириней, утверждают,
что Первоотец всего, Первоначало и Недомыслимое, называется Антропосом… и в этом состоит великое и сокровенное таинство, что превысшая всего и всесодержительная Сила называется Антропосом.[540]
Поэтому, объясняли гностики, Спаситель назвал Себя «Сыном Человека» (то есть Сыном Антропоса).[541] Гностики-сифиане, называвшие создателя Ялдаваофом (имя, очевидно позаимствованное из мистического иудаизма, но здесь отмечающее его низший статус), сказали, что по этой же причине, когда
радуясь и похваляясь обо всем, что ниже его, Ялдаваоф сказал: «Я Отец и Бог, и кроме Меня нет никого». Мать же, услышав это, воскликнула к нему: «Не лги, Ялдаваоф, ибо выше тебя есть Отец всего — Первый Антропос и Антропос, Сын Антропоса».[542]
По словам другого валентинианина, поскольку людьми создан весь религиозный язык, следовательно, человечество создало божественный мир: «… и он [Антропос] действительно Бог над всем».
Таким образом, многие гностики в принципе согласились бы с Людвигом Фейербахом, психологом девятнадцатого века, в том, что «теология это в действительности антропология» (термин, конечно же, происходит от антропос и означает «наука о человеке»). Для гностиков исследование психе явно стало тем, чем для многих людей сегодня является неявно, — религиозным поиском. Те, кто ищет своего собственного внутреннего руководства, подобно радикальным гностикам отвергают религиозные учреждения как помеху на своем пути. Другие подобно валентинианам охотно участвуют в них, хотя и считают церковь скорее инструментом своего собственного самораскрытия, нежели «ковчегом спасения».
Гностики и ородоксы не только определяли Бога противоположными способами, но и очень по-разному понимали состояние человека. Ортодоксальные христиане следовали традиционному иудейскому учению, что человека от Бога, помимо сущностного несходства, отделяет грех. Новозаветный термин для греха, амартия, происходит из искусства стрельбы из лука и буквально означает «промах».
Новозаветные источники учат, что мы испытываем страдание, умственное и душевное, потому, что не смогли достигнуть нравственной цели, к которой должны стремиться: «все согрешили и лишены славы Божией».[543] Так, согласно Евангелию от Марка, когда Иисус примирить человечество с Богом, Он объявил: «исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие».[544] Марк провозглашает, что один Иисус мог предложить исцеление и прощение грехов; только те, кто принимает Его послание с верой, получают освобождение. Евангелие от Иоанна говорит о безнадежном положении человечества вне Спасителя:
Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия.[545]
Напротив, многие гностики настаивали, что невежество, а не грех, вовлекает личность в страдание. Гностическое движение обладало определенным родством с современными методами исследования личности в психотерапии. Более того, и гностики, и психотерапевты ценят знание — самопознание, приводящее к пониманию. Они согласны, что лишенная его личность влекома импульсами, которых не понимает. Валентин выразил это в мифе. Он рассказывает, что мир появился, когда Премудрость, Мать всего, сотворила его из своих собственных страданий. Четыре элемента, из которых по мнению греческих философов состоит мир — земля, воздух, огонь и вода — это конкретные формы ее опыта:
земля от состояния ужаса, вода от движения, произведенного страхом, воздух от сгущения печали; огонь же… присущ всем им так же, как и неведение… скрыто в тех трех страстях.[546]
Таким образом, мир был порожден из страдания. (Греческое слово пафос, здесь переведенное как «страдание», также указывает, что она не была виновником страдания.) В Евангелии Истины Валентин или один из его последователей рассказывают другую версию мифа:
… незнание… стало испугом и страхом. Испуг же стал плотным, как туман, чтобы никто не смог увидеть. Поэтому оно обрело силу, заблуждение…[547]
Большинство людей живет в забытьи — или, в современных терминах, в бессознательном. Оставаясь не знающими себя самих, они «не имеют корня».[548] Евангелие Истины описывает подобное существование как кошмарный сон. Те, кто живет в нем, испытывают «страх и смущение, и непостоянство, и двоедушие, и разделение», они уловлены «многой суетностью».[549] Так, согласно отрывку, который исследователи назвали «параболой кошмара», они живут,
как будто погружаются в сон и находят себя в тревожных снах, или (в) месте, в которое они убегают, или, бессильные, они идут, преследуя других, или они в нанесении ударов, или они сами получают удары, или они упали из высоких мест, или они поднимаются по воздуху, не имея крыльев. Иногда еще, если
