Седьмое лето - Евгений Пузыревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее – застиранные, но ещё прочные брюки, потёртый ремень из кожзаменителя, белоснежная майка, рубашка в крупную клетку, застёгнутая на все пуговицы и заправляемая «вовнутрь»… всё это настолько скучно и обыденно, что не имеет даже смысла быть описанным.
3) Очки. Образ классического «любителя детишек» был бы не полным, без больших очков с толстыми стёклами, делающие и без того немаленькие глазища, просто огромными – занимающими, словно в японских мультиках, половину лица. Собственно именно поэтому, коллеги по консерватории прозвали Альберта Эдгаровича – Окулярный Бурят (Япония далеко, Бурятия поближе да породнее будет). Но, как каждый уважающий себя почитатель отца, деда и остальной родословной, он гордо игнорировал это холопское прозвище и откликался только в том случае, когда к нему обращались по имени-отчеству.
На первый взгляд, с таким внешним видом оставалось лишь завести красный флаг с яркой надписью «Внимание! Я педофил!», да размахивать им в местах скопления юных спиногрызов – и всё, всевидящее бдящее родительское око не даст проскользнуть на территорию к своим беззаботным чадам.
Но, как это ни странно, срабатывает закон «Неверие в простоту».
Рассмотрим его на фольклорно-зоологическом примере. Получают три порося Ниф-Ниф, Наф-Наф, Нуф-Нуф телеграмму, в которой сказано, что, мол, я Волк и сегодня приду вас употреблять в пищу, но так как я ленивый, то никаких обманных действий с уловками, а только напрямую, да через центральный вход. Какова реакция пяточконосых? Заливают пол цементом, на окна стальные решетки, в дымоход колья, вокруг стен ров с акулами да перекидным мостом, и как бы всё – огородили жилище от опасности. Собачий предок же, что «Щас спою» иль «Ну, погоди!» и вправду, как предупреждал, вошел через главную дверь, укрепить которую ни кто даже не додумался, застав тем самым врасплох троих братцев, не удосужившихся просто напросто поверить в правду.
Идентичная ситуация с Альбертом Эдгаровичем – он настолько походил на стереотипного педофила, что этого ни кто не воспринимал всерьёз. Случись даже поймать его за руку на месте преступления, скорей поверишь, что он «Трамвая ждал», чем совершал грехопадение с несовершеннолетними. Ну ходит себе, ну смотрит, ну угощает иногда конфетками – с кем не бывает, не бить же в колокол на каланче взывая к подмоге соответствующие правоохранительные органы. Этому лупоглазому мужичку, судя по внешнему виду, и так жизнь икорочкой по хлебу не мажет, а тут ещё и добивать его подозрениями? Может он порядочный, может он хороший, может он шедевры крестиком вышивает, а тут обронишь ненароком – «Что же это вы сударь, тут так регулярно ошиваетесь, иль у вас мыслишки какие нездоровые в голове плодятся?» и всё, натопчешься в душе, наоставляешь отметины несмываемые. Так можно и на суицид человека подтолкнуть – не все же способны обвинения на завтрак проглатывать и далее существовать в предлагаемых обстоятельствах.
В итоге, случаем и господом хранимый, Альберт Эдгарович умудрялся не попадаться, раз за разом выходя из воды махровым полотенцем насухо обтёртый. При этом он даже не подозревал о том, что за его «сезонные вспышки» (естественно не за все) уже был пойман, осуждён и наказан один довольно таки подозрительный элемент, который имел неосторожность, под воздействием алкоголя, окунуться в накатившие воспоминания о детстве. Боком конечно вышли не сами обрывки определённых пережитых моментов тридцатилетней давности, а то, что он решил их выплеснуть на детской площадке, при этом посадив на свои колени забавного несмышлёныша, что играл неподалёку. Сначала посадил он, затем посадили его, повесив при этом два детских «глухаря» (в таком случае, наверно уместнее сказать «глухарика») – найденных с разницей в три месяца четырёхлетнего Костю Якимова и шестилетнего Сашу Грунцева. Давно протрезвевший мужчина естественно всё отрицал, но нашлась свидетельница, которая с уверенностью показала, что видела подозреваемого уводящего куда-то одного из мальчиков. И это, вне всяких сомнений, был точно он… только рост с разницей в полторы головы, но это мелочи. На вопрос же следователя, почему такая благородная дама не воспрепятствовала незнакомцу, был получен ответ – «Я в чужие дела не лезу».
Так один продолжал экономить на полиэтиленовых пакетах и мучиться несварением желудка, а второй отбывал за него наказание и ненавидел почившего Бориса Николаевича Ельцина, за подписанный им, в далёком девяносто седьмом году, Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни. Уж лучше бы расстреляли, чем ходить с 132 статьёй УК РФ за пазухой.
Альберт Эдгарович, отлицезрев детскую площадку ровно столько, сколько сам же себе отмерил в норму, с чувством удовлетворения и уже зашкаливающего голода, дошел до своего дома, поднялся по лестнице на третий этаж и скрылся за дверью в квартиру.
Ох и натворит он ещё делов…
Первая часть
1– Бляяяяяяяяяяяяяять! – в который раз проорала Людмила, широко раскрыв и без того гигантский рот. Язвочки, уже с полгода как поселившиеся в уголках губ, наконец не выдержали чрезмерного растяжения, и, разорвав собственную внешнюю оболочку, закровоточили.
– Хорош глотку драть! Терпи, не малая уже! – в ответ на вопль произнесла Тома Никитична, уверенно наполняя свой голос стальными нотами. Её богатая многолетняя практика показывала, что стоило лишь только роженицам хоть на секунду дать возможность одеться в удобный костюм «Пожалейте меня», как процесс изгнания плода усложнялся многократно. Если же этим «протёкшим» внушительно напомнить про скачущего коня пред горящей избой, да при этом гаркнуть тяжестью кузнечного молота (иногда и отхлестать по щекам не возбраняется), то и самой тянуть сподручнее и им «метать» безболезнее.
Шел тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Год смерти Сальвадора Дали, окончания вывода советских войск из Афганистана, приближения астероида Асклепия к земле на расстояние в шестьсот восемьдесят тысяч километров, крушения у побережья Аляски танкера Exxon Valdez с последующим попаданием в море сорок одной тысячи тонн нефти, записи во Франции группой Koama песни «Ламбада», волны революций, что разрушили блок Варшавского договора, обозначив закат СССР и первенство США в мире после окончания холодной войны. Но для нас важнее то, что этот год был годом рождения маленькой дефектной Лизоньки (которая, далеко не сразу получила данное имя).
* * *Пятидесятивосьмилетняя Тома Никитична отмечала первый день лета традиционной помывкой окон. Заплетя длинные, поседевшие, но ещё достаточно прочные волосы в «баранку» (чтоб не мешались и в тазик с мыльной водой не окунались), она, пританцовывая и напевая про скрипучее натёртое седло да покачивающиеся перья на шляпах (забавно пародируя голос Боярского), направилась к месту жертвоприношения своего времени в угоду богам чистоты.
В дверь постучали.
Хотя «постучали», это слабо сказано – в дверь задолбили и запинали, подкрепив своё физическое воздействие на деревянного охранника домашнего уюта нечленораздельными возгласами. С одной стороны такое неожиданное вмешательство в личное пространство могло бы и напугать, но с другой, на улице прекрасный летний день, птички, солнышко, лепота – зачем советскому… пока ещё советскому человеку омрачать всё это каким-то страхом?
Открыла.
На пороге двое – сосед сверху Толик и его сожительница Людка. Худые, бледные, с впалыми глазами и изъеденные костлявой усталостью не по возрасту – обоим и по двадцати нет.
– Заводи, – спокойно проговорила хозяйка, не задавая бессмысленных вопросов.
А смысл их задавать? И так же всё понятно – хватило одного короткого взгляда на перепачканные ноги, да на хоть и скрываемый под платьем, но уже заметно опустившийся живот.
– Тётя Тома, она умирает, умирает она, – еле выговаривая слова, выдавил из себя внезапный гость.
– От этого не помрёт – от другого помрёте, причём оба и скоро. Заводи давай! – от былой радости не осталась даже приятного послевкусия. Появилась работа, а работу нужно выполнять чётко, правильно, сосредоточенно.
Как уже давно стало понятно, эта, почти достигшая жизненного шестого десятка женщина, являлась профессиональной акушеркой. Хотя лично она недолюбливала это французское словечко, предпочитая ему исконно русское – родовспоможение.
А как известно, профессионализм сосулькой в темя не упадёт, и ему необходимо обучаться. При этом желательно по книжкам, в которых мужи учёные знаниями накопленными так старательно делятся.
Хотя знания знанием рознь.
Вот например, в тысяча девятьсот пятидесятом году до нашей эры неизвестный египетский лекарь записывал на третьем листе своих трудов (названных потомками «Кахунским медицинским папирусом») такие строки: «Чтобы уберечь женщину от закусывания своего языка, необходимо бобы растолочь с… (утеряно) и вложить эту массу ей в рот в момент родов. Это средство прекрасно зарекомендовало себя миллион раз», или же «Распознание, забеременеет женщина или нет. Прочесть заклинание – «О ты, дитя Хоруса… (утеряно) Я есть… (утеряно) Хорус. Можешь ты войти туда, куда приглашают». Если что-либо появится в её ноздрях, то эта женщина сможет родить. Если что-либо появится в её вульве, то эта женщина сможет родить, но если… (утеряно) то эта женщина никогда не сможет родить».