Сломанная любовь - Евсения Медведева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет!
— Да! — Оля хитро прищурилась и перевела свой мутный взгляд с Мишки на меня. — Я сейчас расскажу, как ты с Кириллом подрался или окно у бабы Кати разбил.
— Я нечаянно! Мы играли в мяч! А я тогда расскажу, как ты меня примеры учишь решать, хотя сама говорила, что в детстве терпеть не могла математику!
— Всё, вами сказанное, может использоваться против вас, Ляля Станиславовна, — я расхохотался, рассматривая, как Сладкова, она же Королёва, шлепает губёхами, как рыба, выброшенная на сушу. — Так, как ты там говорила? Намёки, фильтр, взгляд? Сказать, что я вижу в твоем взгляде, Ляля?
— Ладно, хватит уже мать распекать, — топнула она ногой и побежала по мосту. — Ты не заслужил, а ты, малявка, не дорос. Приходите через лет сорок, когда я оглохну.
— Стой, мать. Пришли мы уже, — я развернулся к перилам, услышав протяжный вздох восхищения. Прямо под мостом тянулся отстойник сортировочной станции. Поезда тут были на любой вкус, как товарные, так и пассажирские. Мишка задёргался, забавно зарываясь пальчиками в мои волосы, и стал щекотать.
— Ухты-пухты…
— Идём, давай, к твоим паровозикам, — я пропустил Олю вперед на лестницу, что вела нас на платформу.
Спустил парня с шеи, вручил коробку с конфетами и вовремя перехватил Лялю, что хотела пойти следом.
— С платформы не уходить, — крикнул я Мишке, медленно идущему вдоль вагона. Он быстро закивал, отошёл от нас на пару метров и остановился. Детские руки щедро осыпали потрескавшийся бетон сладостями, вымаливая у бездушного состава того, кто стоял у него за спиной. От понимания бредовости меня всколыхнуло в очередной раз. Кровь прилила к лицу, а сердце застучало, и лишь нежные руки Сладкой, что сжали мою ладонь, удержали меня от порыва подойти и признаться.
— Я согласна, — Оля смахнула слезу.
— На что?
— На кораблик, — её искренняя улыбка, без тени сомнений и налета сожаления была самой важной наградой.
— Одному паровозик, второй кораблик, — тихо рассмеялся я, наслаждаясь коротким мигом её близости. — А мне тогда ракету!
— Танк тебе, Мироша, — рассмеялась она. — Ты ж вылитый танкист. Сначала находишь цель, берёшь на прицел, следишь, а потом БАХ! И от твоей любви все в щепки разлетается!
— Танк? — мы не заметили, как к нам тихо подошел Мишка. — Дядь Мирон, дай на танке погонять?
— Эх, Королёва, — я дёрнул её за косичку, подтолкнул к лестнице и, перекинув мальца через плечо, пошёл следом. — У тебя самой с фильтром все плохо.
— Это точно…
Всю дорогу до дома мы ехали под веселое щебетание Мишки. Он одновременно клянчил у Ольки приставку и вздыхал, вспоминая, как круто было на море. А потом рассказал, что обещал тете Кате поиграть сегодня в шашки. А после ему стало жаль соседского кота, и вообще он всю жизнь мечтал о собаке, но у бабАли аллергия.
Я хохотал, не переставая, постоянно поднимая взгляд в зеркало заднего вида. Он был переполнен эмоциями, всё новое казалось таким интересным, манящим и незабываемым, а стоило получить — рьяно начинал желать новое. Ребёнок.
Олька сначала краснела, будто смущалась активности сына, но потом расслабилась: закинула на сидение ноги, развернулась к Мишке корпусом и посмеивалась над его резкими переходами и театральными вздохами восхищения. Я часто мечтал о том, какой могла быть моя жизнь, останься я рядом со Сладковой. И я определенно сейчас проживал один из эпизодов, в котором у меня была семья. Мое сердце билось часто-часто, душа трепетала от счастья, скулы сводило от улыбок и смеха, и лишь неизбежное расставание накрывало все это чёрной вуалью досады.
Остановившись у ограды её дома, я спустил Мишку, пожал ему руку и закрыл глаза, впитывая детский смех, чтобы хватило до завтрашнего дня.
— Пока! — Мишка махал рукой, пока задом шагал по тропинке. — Ты приедешь? Обязательно приезжай! А лучше завтра, когда я уже посплю. Обещай-обещай!
— Обещаю-обещаю, Миш…
— Спасибо, Мирон, — Оля хотела было закрыть калитку, как я поймал её за локоть.
— У тебя есть десять минут, Королёва.
— На что?
— На сборы, иначе твой кораблик уплывет без нас…
Глава 22.
Глава 22.
— Ты меня пугаешь, Королёв, — Оля шла по тропинке, поправляя лямки белого джинсового сарафана, и на ходу надевала босоножки на тонком каблучке.
— Не ссы в туман, Сладкая, — я открыл для нее дверь, подал руку. — Не обижу.
— Ты и не специально можешь так приложить порой, что мало не покажется.
— Это точно. Это я могу…
Сел в машину, закурил, заметив, как повела носом Олька и протянул ей сигарету.
— Готова?
— Да мне уже и терять нечего, — Олька скинула босоножки, подобрала в уже отработанном жесте ноги и забрала у меня сигарету. — Мишка очень эмоционально рассказывает бабАле про паровозики, а через полчаса вырубится по-детски беззаботным сном. Поэтому забирай меня Королёв, и делай, что хочешь… Не сбегу от тебя.
— Почему? — я отчаянно делал вид, что увлечён дорогой, хотя самого трясло от желания услышать нужные слова. Знал, что моя Королёва знает это… Оттого и мучает меня затянувшимся молчанием, сосредоточившись на этой гребаной сигарете.
Она никогда не курила, просто медленно втягивала носом горький дым с ароматом вишни. Нравилось ей, успокаивалась она так. Вот и сейчас смотрела на тлеющий кончик и улыбалась.
— Потому что не хочу! — рассмеялась, да звонко так, что перепонки дрогнули.
— Хорошо… — с силой выдохнул напряжение, что парализовало моё тело.
— Если ты везешь меня на свидание, значит, есть решение уже в голове. Ты никогда не делаешь ничего просто так. А спустя столько лет и подавно смягчиться не мог.
— А решение, Ляль, одно. Я и так думал, и так… А итог все равно один и тот же.
— И?
— А мы сейчас с тобой напьемся в зюзю, мать, а там и разговор сам польется.
— Королёв, ты с ума сошел? — рассмеялась она, возвращая мне сигарету. — Ты решил напоить меня?
— Ну, да. Я никогда не видел тебя пьяной.
— Я сама себя
