Кайа.История про одолженную жизнь(том 1-6) - Александр Алексеевич Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воспитатели явно растерялись и не знали, как угомонить осатаневших от, как им показалось, вселенской несправедливости, девочек.
В начале строя кто-то кому-то вцепился в патлы и раздался истошный визг:
— Еж твой клещ! Убери свои лапы от моих волос! Иначе я все твои вырву!
Кажется, что пора строится «свиньей» и пробиваться в столовую.
— А ну прекратить беспорядок! — раздался суровый мужской рев.
Девочки моментально затихли. Охрана, которая у заведения весьма серьезная и суровая, подтянулась, дабы навести в этом бедламе порядок.
— Воспитатели, уведите тех воспитанниц, что не идут на ужин, в общежитие, — снова раздался громкий мужской голос.
В столовой. Стою, жду своей очереди на раздаче. Сзади меня Яна мне шепчет на ухо:
— Блин! Сколько здесь торчу, впервые вижу такой ахтунг! Ну ты Красотуля и устроила переполох! Я в восхищении! К «восьмеркам» еще и старшие подтянулись! Чую завтра будет немало наказанных!
Взяв еду и расплатившись очками, я только было пошёл к своему месту, как позади раздался возмущенный возглас Яны:
— Как это у меня очков нет? Должно было остаться ровно на ужин!
— Ничего не знаю, — ответила ей работник кухни, — нет очков — бери черный хлеб и воду! И не задерживай очередь.
— Я заплачу за нее, — сказал я, представляя, какими глазами будет смотреть на меня Яна, жующая свой кусочек черного хлеба. Это определенно испортит мой ужин.
— Красотуля, ты лучшая! — громко крикнула та, беря свое рагу и чай, после чего смачно чмокнула меня в щеку и, повернувшись к работнице, показала той язык.
Пока мы ужинали, до меня доносилось:
— Мошенница!
А когда мы уже заканчивали нашу трапезу, ко мне подбежала какой-то «пятачок», я заметил приколотую на лацкане ее пиджачка цифру 5, и, пробубнив что-то там невнятно, вылила мне на голову и форму — тарелку рагу и добавив к этому чашку чая, достаточно, блин, горячего!
После чего, пустилась на утек, но кто-то выставил ногу и та растянулась по полу.
Девчонки из моего «особого» были готовы учинить над дерзкой малолеткой, которую на эту акцию наверняка подбила какая-то старшеклассница, самосуд.
От которого «пятачка» спасла подлетевшая к ней и поднявшая ее на ноги за ухо, воспитатель. И утащила ее куда-то, под громкие стоны:
— Ай-ай-ай, больно! Отпустите!
— Это еще не больно! Больно будет потом, — пообещала той воспитатель.
Я снял с волос и формы, мясо и картошку, которой столь «любезно» меня угостили и тяжело вздохнул, под взглядами, которыми на меня смотрели присутствующие за столом.
Вернувшись в себе, скинул испачканную форму и хотел было отправится в душ, когда Яна меня спросила:
— В ванну идешь?
— В душ, — ответил я, — сегодня не моя очередь принимать ванну.
Ванн на этаже всего две, так что воспитанницы пользуются ими по графику.
— Погоди, я сейчас все улажу! — сказала она и куда-то улетела, а через минуту вернулась с какой-то застенчивой на вид девочкой, как я понял, одной из тех, нормальных, которые недостаточно хорошо учились, для поступления в «обычные» классы, но чьи родители очень хотели, чтобы их чадо окончило именно это учебное заведение.
— Я тебе говорю, что это — для нашей Кайи! — сказала Яна, похлопывая ту по плечу, — ей нужна сегодня ванна!
— Ну ладно, я не против, — не смогла сказать «нет» та, после чего, Яна выпроводила ее из комнаты.
— Красотуля, — уселась радом со мной Яна, — ты меня угостила сегодня ужином, а я человек благодарный, давай я тебе потру спинку в ванной.
— Делай, что хочешь, — просто ответил я, у меня сильно разболелась голова, из-за погоды и всего того треша, что произошел за последнее время.
Оксана отсутствовала в комнате, иначе, будь она тут, у нее нашлась бы парочка-другая ехидных фраз о нашей совместной помывке.
В ванной. Лежу, расслабившись в воде, слушая, как струя наполняет ванну. В другом углу сидит Яна.
Рассматриваю ее. Я, само собой, и раньше видел обнаженных воспитанниц, когда был в душе или переодевался, но все мельком, торопясь на построение.
Теперь же могу неторопливо рассматривать то, что для меня, в прошлой жизни, было совершеннейшим табу. Голая несовершеннолетняя девочка.
Ничего особенного, с точки зрения «прекрасного» я не увидел. Худая, можно сказать тощая, не особо симпатичная, с маленькой грудью. Совсем не в моем вкусе, хотя к девочкам меня теперь не тянет, но уверен, что мимо Яны, в прошлой жизни, я бы прошел, даже не обернувшись.
Единственное, что притягивало взгляд и завораживало — это само чувство того, что смотрю на запретное ранее.
Ванна набралась и Яна выключила воду.
— Вынь пробку и включи снова воду, — сказал я.
— Зачем? — не поняла она.
— Я люблю звук льющейся воды, — ответил я.
Она заметила мой взгляд, которым я осматривал ее обнаженное тело.
— Я знаю, что симпатичная, даже девчонки на меня засматриваются! — со смехом сказала она, — а парни так вообще, не могут взгляда отвести!
Я хмыкнул.
— Хотя, конечно, тебе Красотуля, я не ровня, — кисло сказала она, — у тебя и грудь с задницей больше, хотя ты и моложе меня. И красивее. И выше. И милее меня. И еще из такой Семьи! Эх! Если бы мне нравились не исключительно парни, то я бы в тебя, совершенно точно, влюбилась бы!
Она широко улыбнулась и хотела было схватить мою грудь руками, но осеклась, вспомнив, что такая как она, просто так, без разрешения, хватать такую как я — не может. И снова оперлась спиной на стенку ванной. И от чего-то совсем повесила нос.
— Можно мне вымыть тебе волосы? — спросила она.
— Если хочешь, — ответил я, после чего развернулся и примостил свою задницу между ее ног.
Яна достаточно долго, минут десять мыла и массировала мою голову, в процессе чего, «закинула удочку».
— У тебя же, Красотуля, еще нет Прислужницы, верно?
— Нет, — ответил я.
— Ну вот, у каждой благородной Дамы, такой как ты, обязательно должна быть Прислужница! Возьми меня, а? Лучше меня никого не найдешь! Точно тебе говорю!
— Яна, сейчас у меня ситуация такова, что мне никакая Прислужница не положена. А когда и если будет нужна — тогда будет видно, а сейчас я не стану давать тебе никаких обещаний.
— Понятно, — ответила она, моя прядь моих волос.
— От меня отказались мать и отец, — продолжила она, начав рассказывать свою грустную историю.
Она сказала мне фразу, уже слышанную мной из уст Маргариты.
— Мы с тобой обе пострадали от любви! Когда мне было двенадцать, в полк, в котором служил мой папа, перевели офицера-аристократа,
