У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Судьи, после рассказа графа да Айгита уже признавшие, что такое возможно, выслушали герцога, поблагодарили, молча переждали ряд его ярких суждений об уме и чуткости досточтимого Вейлина и разрешили ему занять место в зале.

   Настало время для речи Хайшен. Она рассказывала про серый ветер, плясавший по краю. Рассказывала и о том, как настойчивы могут быть мертвые в своем стремлении быть услышанными и понятыми. Потом говорила о подношениях мертвым в виде огня и цветов, об упокоении посредством достойного погребения и посмертного признания жизненных убеждений и целей умершего, о создании мемориалов и кенотафов там, где нет возможности найти и упокоить останки, с целью не допустить беды. Вывод, которым она завершила свой доклад, был прост и жесток: Академия начала насаждать свои представления о достойном и верном, не озаботившись исследовать ситуацию чуть более тщательно, и за это поплатились светские маги и смертные воины, не желавшие зла местным, но навредившие им по незнанию. В число пострадавших, как совершенно верно сказали представители края, попал и первый наместник.

   После доклада досточтимой суд объявил перерыв на обед. На крыльце ратуши Вейен да Шайни подошел к Димитри.

   - Я смотрю, у тебя хорошее настроение, князь? Не поделишься причиной? Я бы на твоем месте, признаюсь, вряд ли смог найти в обстоятельствах повод для радости.

   - Понимаешь, маркиз, - усмехнулся князь, - их магическая традиция - это такие слезы... Ну как если бы сайни заговорил с тобой о торговых книгах. Однако же журналиста наняли. И хорошего. Очень смешно, очень.

   Вейен вспомнил мистрис Сааринен, припомнил значение слова "викка", представил себе отчет с этого дня суда в журнале такого содержания и засмеялся. Шутка действительно получилась отличной.

   Довольный Димитри кивнул ему и отправился обедать.

   Полину Бауэр допрашивали три часа, из них не меньше получаса она провела, стоя перед столом Совета с шаром правды в руках. К счастью присутствующих, все-таки не подряд. Казалось, магический предмет вытащил из памяти женщины самые едкие определения и самые меткие и обидные бранные слова. Но в тягомотной скуке судебного заседания они давали хотя бы какой-то бодрящий эффект.

   Заседание затянулось настолько, что перерывов было два: на обед и на полдник. И все время между обедом и полдником судьи потратили на этот допрос. Гипотеза Вейлина, предполагавшего, что мистрис - стихийный некромант, так и не подтвердилась, и даже хуже того. Пробившись в попытках доказать эту версию два часа, суд окончательно перестал понимать, с кем они имеют дело. Наконец да Гранна предложил мистрис Бауэр изложить свое видение вопроса.

   - Мое видение таково, - сказала она и развернулась лицом к председателю коллегии. - Двадцатый век был богат на драмы, уносившие человеческие жизни, и в то столетие большинство людей завершали свои дни от рук своих собратьев, без суда и следствия, не успев понять, что происходит. В нашей традиции это считается скверным финалом достаточно давно, несколько тысяч лет. Не могу ничего сказать о мистической составляющей, я не специалист в этом вопросе, но эмпирическая, данная в ощущениях, такова, что все эти тысячи лет места, где человек потерял жизнь и тело, считаются скверными и опасными, и это не пустое суеверие. Убедиться в последнем присутствующие в крае представители империи могли не далее как в начале осени, и опыт оказался дорогим. Будь вы повнимательнее, беды могло не быть, но в истории отсутствует сослагательное наклонение, и все уже случилось.

   Сделав небольшую паузу, мистрис продолжила, глядя куда-то мимо стола Совета:

   - Я, вместе с многими другими, думавшими так же, делала то немногое, что было в моих силах, чтобы дать умершим покой и заслуженное ими уважение. По вашим нормам это было подсудно, за это вы убивали. Насаждая другие ваши нормы, вы сделали все возможное, чтобы потенциально опасные места стали по-настоящему опасными. Все это время вы искали причину происходящего где угодно, только не в собственных действиях. Только увидев, как гибнут ваши люди, вы начали размышлять над случившимся. Мне жаль, что вам некого больше просить о помощи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   - Откуда ты взяла те кости, из которых делала амулеты? - спросил да Кехан.

   - Это не амулеты, а памятные знаки, - быстро возразила Полина. - Это только способ защитить останки павших от надругательства, других-то вы не оставили. И никакого другого назначения у этих предметов не было никогда.

   - Хорошо, пусть памятные знаки, - согласился да Гранна. - Расскажи, где и как ты взяла кости, из которых они сделаны.

   - Я взяла их на бывших местах боев, после того как ваши досточтимые там навели свои порядки.

   - Объясняй понятнее, - поморщился председатель коллегии.

   - Хорошо, - мистрис коротко наклонила голову и начала объяснение снова. - В тысяча девятьсот сорок первом году на территории, которую теперь называют Озерным краем, шли бои. Жители и граждане страны, в которую территория входила, отражали нападение, их теснили, они отступали. И гибли, конечно. Только через три года захватчиков начали выгонять с этой земли. Разумеется, тоже ценой многих жизней. Павших хоронили наскоро, когда успевали вообще. После войны, в сорок шестом, могилы были уже только братскими, и конечно, бойцов хоронили там, где находили. Делили только по принадлежности к сторонам: своих и союзников вместе, врагов и их союзников тоже вместе, но в другой яме. Помечать могилы, как следовало, не хватало ни сил, ни возможностей, павших было слишком много. Страна потеряла больше двадцати миллионов граждан, зачинщики вместе со своими союзниками потеряли сравнимое число людей. Для того, чтобы пометить захоронения своих, ставили обелиски, небольшие колонны из фанеры, это не очень долговечный материал. И конечно, лет через тридцать эти фанерные обелиски окончательно развалились от времени, и захоронения были забыты. Их начали искать заново, но сперва это было запрещено законом, и только через двадцать лет наконец удалось добиться восстановления памяти павших, хотя и не полностью. А еще через двадцать лет пришли вы. Именно они, эти могилы, начали попадать под ножи плугов и добывающей техники уже при вас. И именно за попытку вынуть эти кости из пашни, не дать крушить их колесами и ножами техники... - мистрис прервала речь и, пожав плечами, завершила тезис. - В общем, защищавшие память павших присоединились к тем, чью память они хранили, неожиданно быстро. И по сумме всех событий политика ваша, господа, костей в нашей земле добавила преизрядно, за что благодарить вас, как вы понимаете, у нас нет никаких причин. Всех людей, попавших под ваши репрессии, мы любили и ценили живыми. И мы не были согласны ни ходить ногами по тем, кто нас защищал от перспективы смерти в рабстве, ни есть картошку с частицами их праха. Около тысячи человек поплатились жизнями за попытки сохранить их память. Мой приговор был девятьсот семьдесят пятый или около того, если я не ошиблась в подсчетах, Марина Викторовна Лейшина скажет вам точнее.

   - Девятьсот девяносто первый, - негромко сказал с места Дейвин да Айгит.

   - Хорошо, - сказал да Гранна. - Продолжим через час.

   Финальная часть закрытого заседания была довольно короткой. Досточтимая Хайшен в своей речи приводила аргументы за то, что определение мистрис Бауэр как некроманта ошибочно и она совершенно нормальный, заурядный даже, представитель своей культуры. Под конец, глянув на Полину Юрьевну извиняющимся взглядом, досточтимая подытожила: "Она хороший, крепкий ремесленник, приземленный и очень практичный".

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Вейен да Шайни, дослушав досточтимую, улыбнулся каким-то своим мыслям и переменил позу.

   По просьбе Хайшен к столу Совета вышел Айдиш и рассказал про "хреновую ночь" и методы местных защищаться от подобных напастей. Услышав, что в отличие от "тупых инопланетян, объевшихся поганых грибов", местные в такие ночи "по улице не шастают, а сидят дома, в тепле и покое", и пьют водку или самогон или занимаются чем-то поинтереснее сражений с ветром, присутствующий в зале офицер Святой стражи из бывших в ту ночь в крае, только скорбно вздохнул.