История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - Степан Козловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, преодоление замкнутости и обособления отдельных социальных групп неминуемо. Процесс интеграции в эпосе обычно совершается насильственным путем.
В том случае, когда теряется возможность вхождения богатыря соответственно его заслугам в дружину князя Владимира, то происходит бунт, причем, что особенно характерно, в ходе этого бунта (для прекращения восстания) героя зовут на пир (фактически — приглашают в дружину Князя Владимира) его побратимы (обычно Добрыня Никитич), богатыри, оказавшиеся в «боярской» среде «дружины». Голями «кабацкими» здесь фактически обозначены те же богатыри, которым «ничего нет от князя от Владимира» — поскольку другие, в отличие от них, цитируя ПВЛ: «изоделися суть оружьем и порты, а мы нази».[501] Все это показывает, сколь тонка грань между эпическими богатырями и боярами.
Эпитет голи — «кабацкая» обычно относят к временам Ивана Грозного, но, судя по всему, это всего лишь перевод более раннего эпитета, означавшего, по всей видимости, питейное заведение и постоялый двор. Об этом можно говорить на основании текста уставных грамот князя Ростислава Смоленского (1150 год). Кроме прочего в ней есть и такие строки: «… полюдья 4 гривны, а перевоза 4 гривны, а торгового 4 гривны, а корчмити неведомо, но что ся соидеть, из того десятина святей Богородици … на Прупои 10 гривен, а из того епископу гривна, а в корчмитех не ведати, но что ся соидеть, из того десятина святей Богородици;… в Лучине полюдья (…) гривны, а мыта и корчмити не ведомо, но что ся соидеть, из того епископу десятина».[502]
2.2.3 Общая характеристика межэтнического взаимодействия в эпической социальной практике
Эпическое отражение взаимодействия различных социальных групп не может быть определено однозначно. Кроме прочего в эпосе нашли свое отражение сильные разногласия между местными и приезжими элементами социума. Подобные ситуации возникали, по-видимому, между приезжими ортодоксально — «христианскими», патриотически настроенными богатырями и их степными «коллегами» (в сюжетах: «Алеша Попович и Тугарин», «Дунай и Добрыня» и т. д.), желавшими занять место в княжеской дружине. Поскольку зачастую богатыри — соперники были для Киева в равной степени «приезжими», становится актуальной проблема восприятия референтной группой (киевским социумом) представителей различных этнических групп.
Вопрос о межэтническом взаимодействии является одним из наиболее актуальных в современной историографии. Вместе с тем, как правило, он рассматривается сквозь призму военного противостояния и конфликтных ситуаций. Для эпоса этот вопрос особенно важен, поскольку он связан непосредственно с тем, кого же считали в русском обществе «своим», с представлениями о его составе.
Подобный подход, как правило, в большинстве работ посвященных данной тематике, грешит односторонностью, поскольку рассмотрение взаимодействия этносов только на основании случаев негативного характера, где показывается отрицательный образ героев, исключительно «не русских» по своей национально-культурной принадлежности, будет изначально неправильным.
Есть некоторые нюансы эпических сюжетов, показывающих недопустимость подобного, чрезмерно ограниченного в своей прямолинейности, подхода. В достаточно большом количестве вариантов самых разных былинных сюжетов наблюдается настолько же негативный образ русских по национально-культурной принадлежности богатырей, насколько позитивный — у не русских.
Так, например, существует много вариантов былины об Алеше Поповиче, где его образ воспринимается негативно. Алеша может убить сонного врага.[503] Необходимо учитывать при этом, что по пословицам, распространенным в эпосе, «сонного убить — что мертвого[504]» (то есть бесчестно). Он способен ударить исподтишка, убить неизготовившегося к бою противника, в то время как последний вел себя, как подобает богатырю, честно выходя на поединок, и не ожидал подлого удара.
Сохматий Сохматович (Одихмантьев сын) выглядит в былине гораздо более почетным персонажем, чем князь Владимир Красное Солнышко, престиж Сохматия Одихмантьевича выше, несмотря на его явно не русское происхождение. Очевидно, что взаимоотношения между богатырями в былинах не сводятся только к этническим противоречиям, эти противоречия вообще крайне редко играют здесь сколько-нибудь значимую роль.
Однако, несмотря на то, что этнический фактор в чистом виде играл не ключевую роль, игнорировать его полностью нельзя, так как почти всегда этнические различия связаны с особенностями культуры, а соответственно, и ее составляющих — языка, вероисповедания, поведения. Этому есть аналогия в ПВЛ.: «Суть бо греци льстивы и до сего дни».[505]
В ряде случаев видна парадоксальная, с точки зрения эпического восприятия образа врага, картина — герою противостоит «поганый (неверный) татарин», но он не только умеет говорить по-русски, но еще и является русским по крови (Подсокольник, у которого отец-русский, брат, увезенный татарами в детстве в сюжете «о братьях-ливиках», и т. д.). Среди «чужих» в любой момент можно обнаружить своего родственника, враждебно настроенного и стремящегося разорить родную землю. Так, например, русский богатырь Дунай долгое время служил враждебному «Королю Ляховитскому»; часто врагом оказывается родственник богатыря. В случае Ильи Муромца — это сын (иногда, реже — дочь), в былине о Подсокольнике.
В сюжете былины «королевичи из Крякова», врагом — поединщиком оказался увезенный в детстве татарами брат «русского» богатыря. Молодой Петрой Петрович, королевский сын. … Ко своей родной пришел матушке: «Как то был я в раздольице во чистом поли, да и наехал я в чистом поле татарина, а кормил его ествушкой сахарной…». Говорит тут ему родна матушка: «как наехал ты в чистом поле татарина … Да и колол бы ты его копьем вострыим. Увезли у тебя они братца родного, увезли они малыим ребеночком…». Говорил Петрой Петрович таковы слова: «ай ты, свет моя да родна матушка! Не татарина наехал я в чистом поле, ай наехал братца себе родного».[506]
Таким образом, как минимум часть эпической дружины имела «татарско-русское» происхождение и в силу родственных связей воспринималась как «свои».
В случае же, когда «татары» находились на службе у князя, их, скорее всего, называли для отличия от русских богатырей «удалыми поляницами». На это указывает, прежде всего, тот факт, что в составе традиционной формулы приветствия прибывшего ко двору князя Владимира есть вопрос: «ты с какой орды?» (который в отношении «чистокровных» русских богатырей обычно применяется в формулировке: «коего города, коея страны?»). Исходя из этого, трудно не сделать вывода о полиэтничности русской (эпической) дружины.
Не менее интересное явление представляют собой поединки между русскими богатырями. Объяснить его крайне сложно: «свой», русский во всех возможных смыслах человек вдруг становится «чужим» для точно такого же русского человека в тех же обстоятельствах, что и не русский воин-поединщик, пришедший, например, из степи. Так, в частности, Добрыня бьется с Дунаем не менее ожесточенно, чем со Змеищем-Горынищем, а Илья Муромец — с Добрыней Никитичем.
Сюжеты о поединках между русскими героями имеются в русском эпосе в столь значительном количестве, что нельзя не сказать о недопустимости упрощения этих отношений в социальной практике, отраженной былинами, до принципа «свой — чужой», где под словом «чужой» понимается человек другого, не русского, национально-культурного происхождения.
2.2.4 Соотношение влияния этнического и религиозного факторов на (эпическую) социальную практику
В наиболее полном виде определение «своих» «по вере» демонстрируется богатырями по приезде ко двору князя Владимира.
А молилися они да Восподу Богу,А ле кресты они кладут да по писаному,А поклоны ведут, да по ученому,А молитву творят полну Сусову,Кланяются на все четыре стороны,Князю с княгиней наособицу.
Аналогично этому при отсутствии подобной демонстрации «русского» вероисповедания (комплекса общепринятых норм поведения) неизбежно проявляется конфронтация:
И говорит старой казак Илья Муромец:«Ох ты гой еси солнышко Владимир-князь!Какой это зашел болван нетёсаной,Нашим богам Богу не молится,Князю с кнегиной поклон не даст!»[507]
Судя по всему, образ врага появляется при несоблюдении гостем общепринятого этикета, в состав которого неотъемлемой частью входит символ «русской» веры, включающий в себя помимо прочего обязательное почитание русского князя и княгини, то есть, фактически, проявление уважения (лояльность) и признание их власти (на русской земле). Следовательно, эпический образ «Веры» по своему смысловому наполнению (соблюдение установленных правил поведения) приближается к понятиям «Закон», «Правда» и, что особенно важно, «Истина». «Своя» вера является единственно «истинной», то есть настоящей.
