Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или иначе, чем больше людей Франко убивал, тем больше становился его страх перед наказанием и возмездием и тем больше свидетелей должно было умереть. Его террор имел и практическую выгоду — как выразился Муссолини, «мертвецы не любят болтать». К тому же массовая бойня в Бадахосе — первая из многих — стала недвусмысленным посланием населению Мадрида относительно последствий сопротивления. И кроме того, своими жестокими действиями Франко и националисты заработали большое уважение в нацистской Германии, где его покровители жаждали, чтобы «генералы обеспечили гарантии победы не только на военном фронте, но и устроили тотальную чистку по всей стране».
Националисты, подобно немецким нацистам, творчески использовали дарвинистские аргументы, чтобы оправдать свою мстительность, и представляли ее похвальным желанием очистить Родину-мать от красных «носителей заразы», которые принесли в страну «чуждые, вредные элементы… Испания сама должна очиститься от этой заразы в крови». Убивая простых испанцев, они утверждали, что сделают все возможное, чтобы очищенная страна «вышла новой и сильной из этого испытания». У Франко здесь имелась своя выгода: его жажда разрушения становилась защитным механизмом, превращала желание умереть в стремление жить.
Эти биологические императивы тем не менее не могли замаскировать личные зависть и соперничество, которые разгорелись в зоне, контролируемой националистами. В глазах монархистов Мола уже посадил жирную кляксу на свой политический портрет. Он приказал выслать дона Хуана из Испании, который вернулся в страну, чтобы сражаться на стороне националистов. Дон Хуан де Бурбон — третий сын Альфонса XIII, стал наследником испанского трона в 1933 году после того, как два его старших брата отреклись от прав на престол. Несправедливое решение Молы привело в ярость офицеров-монархистов, которые немедленно и, как потом окажется, не слишком умно перевели стрелки своей политической лояльности на Франко. Тот не преминул воспользоваться их поддержкой. В Севилье он взволнованно возвестил собравшейся толпе о своем личном решении сражаться под монархистским красно-желто-красным знаменем: «Вот оно, это знамя, оно ваше; нас хотели его лишить… Это наше истинное знамя, которому все мы присягали, за которое умирали наши отцы, знамя, многократно покрытое славой». И хотя этот жест был вдохновлен как личной неприязнью к Кейпо де Льяно, убежденному антимонархисту, так и политической проницательностью, он обеспечил Франко огромную поддержку консерваторов. Двумя неделями позже монархистское знамя было принято в качестве официального на всей контролируемой националистами территории.
Когда 16 августа Франко прилетел в Бургос, чтобы обсудить с Молой ход военных действий, местное население оказало ему восторженный прием. Оба генерала осознавали необходимость иметь единое военное командование, поддерживаемое централизованным дипломатическим и политическим аппаратом, но в тот момент не было принято никакого решения. Тем не менее монополия Франко на зарубежные военные поставки и активная деятельность его пресс-центра давали все основания для того, чтобы иностранная пресса, симпатизирующая националистам, называла его «верховным главнокомандующим» и «главой испанского государства».
К концу августа 1936 года тяжелые нагрузки, растущая ответственность и угнетающе действовавшее сопротивление Республики произвели свой эффект — Франко перестал выглядеть харизматичным героем. Он вдруг как-то быстро постарел. Изменилось и его поведение. Отсутствие какой-либо законной, юридически оправданной власти на территории, контролируемой националистами, означало, что не было никого, чьим приказам он мог бы повиноваться, никого, кто милостиво улыбнулся бы его успехам и похвалил бы за исполнительность. И это явно тревожило Франко. Приезд в Испанию жены и дочери после двух месяцев пребывания во Франции не слишком повлиял на его расположение духа. Чтобы развеяться и не видеть перед собой язвительного и высокомерного Кейпо де Льяно, с которым он постоянно вступал в перепалки на повышенных тонах, Франко 26 августа решил перевести свой штаб из Севильи в Касерес, в элегантный дворец XVI века. Возвышенный, почти королевский образ жизни в нем резко контрастировал с хаосом и кровопролитием на поле боя.
Несмотря на пессимизм Франко, мятежники значительно упрочили свое положение. После падения Бадахоса войска под командованием Ягуэ тремя колоннами устремились в направлении Толедо и Мадрида. 27 августа они соединились у последнего значительного города на пути к столице, Талавера-де-ла-Рейны. После недели тяжелых боев 3 сентября город был взят, что ознаменовалось еще одной кровавой бойней. Как позже вспоминал Джон Уитекер: «Казалось, что убийства простых рабочих и крестьян никогда не кончатся». Чтобы стать жертвой, мятежников, «достаточно было иметь профсоюзный билет, слыть масоном или даже просто голосовать за Республику». Да и выяснять политические взгляды противника оказалось совсем не обязательно. Печально известный капитан Гонсало де Агилера писал приятелю: «К примеру, тип, вставший перед тобой на колени у кафе, чтобы почистить тебе сапоги, по определению должен быть коммунистом. Так почему бы просто не влепить ему пулю, и дело с концом? Никакой суд тут не нужен, его вина очевидна из его профессии».
На юге генерал Хосе Энрике Варела сумел установить линию связи между Севильей, Гранадой, Кадисом и Альхесирасом. Однако ему пришлось прервать наступление на Малагу, чтобы заняться обороной Кордовы. А тем временем недавно сформированный корпус под командованием подполковника Дельгадо Серрано расчищал север и, двигаясь к югу от Авилы, впервые установил оперативный контакт с находящимися южнее частями северной армии генерала Молы. Между тем сам Мола предпринял наступление на баскскую провинцию Гипускоа (ключевую аграрно-промышленную зону), задавшись целью изолировать ее от Франции. Решение итальянцев и немцев увеличить помощь националистам привело в начале сентября к падению Ируна и Сан-Себастьяна, что перекрыло баскам доступ к французской границе по западным склонам Пиренеев. Территория, контролируемая националистами, теперь представляла собой единый блок от Пиренеев, включая Кастилию и восточную Испанию, до самого юга. В результате этих поражений республиканцев беспомощное правительство Хираля было заменено новым, но вряд ли намного более эффективным кабинетом, возглавляемым Ларго Кабальеро.
Однако наступление националистов из Талаверы сдерживалось политикой самого Франко, старавшегося тщательно очистить от левых каждый квадратный метр территории. От этого своего метода генерал не отступал. Подобно Гитлеру, он считал отступление признаком женской слабости. Отчаянные контратаки республиканской милиции вызывали особенно злобную реакцию африканских частей. Именно тогда Джон Уитекер впервые стал свидетелем массовой бойни. Стоя на главной улице городка Санта-Олалья в
