До белого каления - А. Квиннел

Кризи не мог не улыбнуться в ответ. Он обернулся и взглянул через пролив на дом Пола, стоявший высоко на холме. В окне верхнего этажа сверкнули наведенные на него линзы бинокля. Он помахал рукой и поднял стакан, желая показать, что пьет за здоровье Нади.

В пакете лежали джинсы, белая майка с коротким рукавом и резиновые шлепанцы – все новое, из магазина, а еще – полотенце и листок бумаги, на котором было написано: «У нас католическая страна. Полуголыми здесь ходить не принято!»

Девушка из гостиницы сказала ему:

– Переодеться можно за углом в кабинке, а эта тропинка ведет к Голубой лагуне. – Потом она взглянула на часы. – Паром отходит через сорок минут.

Он поблагодарил ее и вернул пустой стакан.

Джинсы и майка были ему точно по размеру. Надя наблюдательная, подумал он.

Тропинка вела на вершину невысокого холма, а потом спускалась вниз к прозрачной воде лагуны. Солнце стояло уже высоко. От сухой, местами растрескавшейся земли шел жар. Наверху, слева от себя, он увидел человека в поношенных брюках на широком кожаном поясе. С пояса свисал наполненный чем-то мешок и пластиковый пакет. На мужчине была серая рубашка с длинными рукавами и плоская кепка на голове – обычная одежда фермера с Гоцо.

Однако действия его обычными назвать было трудно. В руках он держал по длинной ветке с листьями, и, двигаясь по склону холма, он хлестал ими по земле. При этом время от времени он наклонялся, что-то подбирал из-под ног и клал в пластиковый пакет. Кризи продолжал спускаться к небольшому причалу. Вдалеке он видел небольшой желтый паром, который только что отошел от пристани Мджарра. Дойдя до причала, он присел на выступ скалы и стал пристально наблюдать за человеком, без спешки приближавшимся к нему.

Когда паром подошел, странный человек взошел на него, кивнув Кризи, который смотрел на его пластиковый полупрозрачный пакет. Кузнечики! В нем были живые кузнечики. Пожилой мужчина залез в большой мешок и вынул из него рыболовные снасти. Теперь все стало ясно: кузнечики, должно быть, служили наживкой для рыбы. Но Кризи оказался не прав – на крючок мужчина посадил вовсе не кузнечика, а старую резиновую искусственную наживку и спустил леску в воду.

Любопытство одержало верх.

– Зачем вам столько кузнечиков?

Старик оторвал глаза от лески.

– У меня дома в клетке живет соловей. Я его кормлю кузнечиками.

– Но ведь и на Гоцо полно кузнечиков. Я сам их там видел.

– Кузнечики с Комино вкуснее.

На это заявление Кризи ничего не мог возразить, и оба они какое-то время в молчании следили за резиновой наживкой.

– И что, хорошо на эту приманку рыба клюет?

– Да нет, паршиво.

Кризи подумал, что приманка, наверное, от времени поизносилась и не так привлекала рыбу, как новая, но тут случилось то, чего он меньше всего ожидал. Вода была такая прозрачная, что он заметил серебристый отблеск большущей рыбины, подплывавшей сбоку. На палубе тут же возникло столпотворение. Все засуетились, раздались крики, паром остановился, и трое молодых ребят, составлявших его команду, высыпали из рубки на корму, забрасывая старика советами. Тот тянул за леску – спокойно и неторопливо.

Рыбина действительно была крупная. Старик наклонился, чтобы подсечь ее. Рыба была уже в воздухе, но внезапно сорвалась с крючка и плюхнулась обратно в воду. Все столпившиеся на палубе услышали шлепок, увидели прощальный серебристый изгиб ее тела, и рыбина скрылась в морской глубине.

Моряки и некоторые пассажиры закричали от досады, призывая в свидетели случившегося Святую Деву, но сам старик сохранял полное спокойствие и, казалось, совсем не был опечален.

– Мы все очень огорчены, – высказал ему соболезнования Кризи.

Старик покачал головой.

– Не все, – ответил он. – Думаю, у рыбы на этот счет другое мнение.

– Почему кузнечики с Комино вкуснее, чем на Гоцо? – спросил за ужином Кризи у Пола.

В ответ на недоумевающий взгляд хозяина дома он рассказал ему о беседе с неудачливым рыболовом.

– Это старик Салву, – рассмеялся Пол. – У него небольшая ферма неподалеку от Рамлы. Для этого чудака любой предлог сойдет, лишь бы только каждый день проехаться на пароме туда-сюда да рыбу поудить.

– Он забавный тип, этот Салву, – заметила Лаура. – Пять лет назад потерял жену. Теперь каждое воскресенье ходит в церковь, что в Надуре, и кается Ковбою в своих высосанных из пальца прегрешениях – плетет ему всякие невероятные истории, чтобы тот отпустил ему эти несуществующие грехи.

– А я думал, Ковбой соблюдает тайну исповеди, – произнес Кризи.

– Так оно и есть, – ответила Лаура. – Ковбой никому ничего не говорит. Салву сам об этом кричит на каждом углу. Говорит, объясняя, что так поступает, чтобы помочь Ковбою лучше понять жизнь, чтоб он знал то, чего сам лишен.

– Ну что ж, – сказал Кризи, – теперь ясно. Он, кстати, пригласил меня с ним поужинать, когда ему удастся поймать хорошую рыбину.

Пол удивился.

– На Салву это совсем не похоже. Обычно он избегает компании, этот старик. Но ты к нему сходи. Он делает самое крепкое вино на Гоцо да и накормит отлично.

Беседу прервал телефонный звонок – из Неаполя звонил Гвидо. Между ним и Кризи состоялся мало понятный остальным разговор. Гвидо сообщил, что связался в Марселе с Леклерком и тот готов к сотрудничеству. Все остальные приготовления шли нормально, как и было запланировано. Кризи сказал, что будет вполне в форме через четыре-шесть недель, и попросил Гвидо, когда все будет готово, написать ему.

Ночью, перед тем как заснуть, Кризи лежал в постели, слушал Джонни Кэша и обдумывал свое положение. Тем, как шли дела, он был вполне доволен. Тело стало его слушаться, вялость исчезла. Еще через месяц или около того он полностью обретет силы. Ему очень повезло, что удалось познакомиться с Джорджем Заммитом и тренироваться вместе с его отрядом. К тому времени, как он покинет Мальту, все будет готово к выполнению задачи, которую он перед собой поставил.

В моральном плане вроде тоже жаловаться было не на что. Жизнь теперь виделась ему в более ярких красках и отчетливее, чем раньше. У него даже стало проявляться чувство сострадания к людям. Раньше он рассматривал всех окружающих лишь как случайных и временных попутчиков. Он никогда не стремился их понять, не придавал никакого значения их чувствам, держал всех на расстоянии вытянутой руки, не подпуская их близко.

Все это изменила Пинта – ей до всего было дело. Он представил себе, как девочка чувствовала бы себя на Гоцо – встреча со стариком Салву привела бы ее в восторг. Кризи задумался над тем, как бы она реагировала на людей, с которыми ему довелось здесь встретиться, на их нелегкую жизнь. Он на многое стал смотреть глазами Пинты.

Год назад он увидел бы в Салву лишь никчемного старика, державшего в клетке дурацкую птицу и собиравшего для нее кузнечиков, и решил бы, что старик не в своем уме. Теперь же Кризи с нетерпением ждал ужина с ним и застольной беседы, потому что ему было интересно получше его узнать. Это именно Пинта сделала так, что он смог приехать на Гоцо и местные жители приняли его в свой круг, надежно и прочно оберегаемый от посторонних. И его искренне радовало то, что они приняли его.

Кризи задумался о несправедливом повороте судьбы, которая так рано отняла у нее жизнь. Нет, это сделала не судьба. На самом деле она ничего не могла предрешить. Любое событие, любой случай, происходящий с людьми, – результат их собственных действий или действий других. Удачу нельзя назвать случайной. Судьбу определяют те, кому она предначертана.

Потом мысли его перенеслись к Наде. Кризи чувствовал, что между ними что-то происходит, ощущал силу, которая влекла его к этой женщине. Однако он будет противостоять этой силе, насколько это возможно. Слишком тяжелыми могут быть последствия, слишком мало было времени и слишком много ему предстоит сделать.

Нет, что ни говори, судьба все же что-то определяет. Встреча в другом месте и в другое время могла бы привести к совершенно иному результату. Он подумал о том, как часто это случается. Сколько людей сходится просто по ошибке? Нет, судьба здесь ни при чем. Скорее все решает умение и желание подчинить свою жизнь, свой опыт единым целям и надеждам.

Ну что ж, собственный опыт Кризи был незамысловат и понятен. Будущее его – или отсутствие такового – уже начинало проясняться.

В другой части дома, в своей спальне, Надя тоже не спала. Она думала примерно о том же, о чем и Кризи. Жизнь сделала ее немного циничной. Будущее вырисовывалось слишком однозначно. Если девушка с острова выходит замуж, то один раз и на всю жизнь, как бы она потом ни сложилась. Даже если Ватикан признает брак недействительным, таких перспектив, как до замужества, у нее уже не будет никогда. Ни одна мать не допустит, чтобы ее сын женился на женщине, вынесшей столько, сколько выпало на ее долю, а сами эти сыновья в лучшем случае будут смотреть на нее лишь как на женщину, но не как на жену. По неписаным моральным законам острова желать ее было можно, но жениться на ней – нельзя.