Кингсблад, потомок королей - Синклер Льюис

Здесь же, в закусочной, Аш Дэвис объяснил Нийлу:

— Таких Снудов в городе несколько, но Джет самый крупный из них, и своих последователей они вышколили так, что это готовые резервы для Ку-клукс-клана. Совсем не смешно будет, когда эти шайки христова воинства бросятся избивать несчастных негров и жечь их дома. Вы друг нашего народа; как вы думаете, могли бы вы что-нибудь предпринять против мистера Снуда?

— Я, конечно, постараюсь, — сказал Нийл.

И знал, что он, конечно, ничего не сделает.

К их столу подсел молодой человек в военной форме с нашивками капитана военно-воздушных сил, темнолицый, стройный и улыбающийся. Нийлу объяснили: это капитан Филип Уиндек, он пошел в армию с последнего курса инженерного отделения Миннесотского университета и совершил немало полетов на итальянском фронте.

— Понимаете, — сказал он Нийлу, — я, собственно, уже не имею права носить этот мундир, но сегодня у нас была встреча боевых друзей. Завтра снова надену комбинезон.

— А чем вы занимаетесь?

— Моя мечта — подзаработать денег, жениться и вернуться в училище. Мне казалось, летчику, да еще с техническим образованием, нетрудно будет найти работу. Ну, ни на аэродроме, ни в автомобильных фирмах ничего у меня не вышло, даже разговаривать не стали, но, к счастью, удалось вернуться на старое место, где я работал до училища, — в Общедоступный Гараж О'Тула, смазчиком и мойщиком машин. Дрексель Гриншо, отец моей невесты, мог бы устроить меня мыть посуду в ресторане. Я, однако, счел, что возвратившемуся герою, который собирался держаться так скромно, когда его будут встречать с двумя оркестрами и речью мэра, более подходит место в гараже, где демобилизованные белые рядовые будут покрикивать: «Эй ты, черная сволочь, поворачивайся живее!»

И, как обычно, все дружно захохотали над печальной судьбой Фила Уиндека, и сам он громче всех. Лучше уж смеяться над Неблагодарной Республикой, чем унывать и лить слезы. Один только Нийл не скрывал возмущения. Но его радовало, что это ветеран, соратник по итальянскому походу, отнесся к нему как к другу, и сам он как друга приветствовал Райана Вулкейпа, когда тот появился — уже без мундира, уже не военный.

Далеко зашел Нийл, дальше, чем сам думал.

Как всякая женщина, радующаяся, когда ее новый поклонник благосклонно принят в семейном кругу, Софи Конкорд следила за тем, как Нийл себя держит с Филом, с Райаном, с детьми Ивена, и была довольна. Это она после обеда предложила Нийлу:

— Брустеры и Дэвисы идут сейчас на собрание Комитета — ну как же иначе! Без этого они спать не лягут. Комитеты — это привычка, хуже всякого наркотика. А мы четверо, я, вы, Райан и Фил, давайте пойдем в «Буги-Вуги», посмотрим черненьких в их самом некомитетском виде. Вы ведь типичный турист, изучающий нравы трущоб. Познакомились с Ашем и с Ивеном и вообразили, что все мы интеллигенты с непорочной душой, ведущие своих соплеменников в эфиопское царство разума. А давайте взглянем на тех, кого ведут, к величайшему их неудовольствию! Я уж даже не знаю, кто больше упирается, когда его берут за руку и тащат в это самое царство, — неграмотный батрак, или искушенная горожанка, или богатый коричневый специалист вроде доктора Мелоди. Но так или иначе, пошли смотреть веселых девочек.

В «Буги-Вуги» было вдоволь шума и мишуры, но все же Нийл не нашел здесь той атмосферы порока, которая рисовалась его романтическому воображению. Это была большая комната в форме буквы Г, вся в золоченых трельяжах с искусственными орхидеями. Оркестр — три толстых веселых негра в вишневых фраках и золотых котелках (ансамбль Дьюка Эллингтона в местном масштабе) — истязал рояль, барабан и кларнет. Цветные матросы и солдаты танцевали с фабричными работницами, цветными и белыми, в не меньшей тесноте, чем в самых дорогих злачных местах, где веселятся и потеют нью-йоркцы. Девушек с шоколадной или пепельной кожей, улыбающихся, но молчаливых, кружили молодые негры, танцевавшие с врожденным изяществом и легкостью.

Нийл как-то не сразу осознал, что за одним из столиков сидит Борус Багдолл, хозяин заведения, а задорная девушка напротив него, в полупрозрачном зеленом шифоне, — Белфрида, и оба они смотрят на него и скалят зубы. Он пожаловался своим спутникам:

— Вон там сидит девушка, которая у нас служила и которая меня ненавидит, — Белфрида Грэй. Лихая девица. Только, пожалуйста, Райан, не пытайтесь агитировать меня и не доказывайте, — что она жертва среды.

— А почему? Давайте подойдем, поговорим с ней. Я ее знаю с детства. А вам, наверно, незнакомо такое культурное удовольствие, как получить пощечину от кухарки.

И вот Нийл, к великому своему удивлению, впервые взглянул в лицо той Белфриде, которая много месяцев спала под одной крышей с ним, и увидел, что это Нелл Гвинн, только выточенная из черного дерева; те же глаза, и улыбка, и живость, и задорная ветреность нрава. С томной грацией — так, должно быть, прелестная продавщица апельсинов оскорбляла какого-нибудь лорда — она протянула:

— Да это же мистер Кингсблад! Вот не ожидала вас встретить в таком местечке. Я думала, если уж вы уходите из дому, так только на занятия в воскресной школе.

— Вы отлично знаете, что я никогда не вел занятий в воскресной школе! — возмутился Нийл, оскорбленный в своем мужском достоинстве охотника на диких уток.

— Будто бы?

— Что вы теперь делаете, Белфрида?

Белфрида и Борус переглянулись, как будто вопрос был ужасно глупый, но она сжалилась над неопытным белым бюргером и снизошла до ответа:

— Я открыла косметический кабинет. Мы вдвоем — я и еще одна девушка. Клиентура у нас только избранная, настоящие дамы или пасторские жены — и не рассчитывайте, что вам удастся закрутить с какой-нибудь через меня. У них у всех есть кавалеры, и такие, что денег не считают.

Она вызывающе посмотрела на Нийла, потом неприязненно посмотрела на Софи, потом взглянула на Боруса и хихикнула.

Нийл сказал просительно:

— Я надеюсь, вы нас не поминаете лихом, Белфрида.

Она — небрежно:

— Нет, зачем же. Вы-то, конечно, что с вас взять, но миссис Кингсблад молодец. Она — с перцем. От белого мужчины, вроде вас, особенный прыти и ждать нечего, но она — она такая умница, что негритянке впору. Ну, рада была вас повидать, мистер.

— Гм… Белфрида, мне очень жаль, что мы не поладили. Возможно, тут во многом я виновен.

— Еще бы! Вы всегда вели себя так, как будто знали наверняка, что я нахалка, ну я и стала нахалкой. Господи боже! Я ведь не в гостиной росла! Я росла среди сапожных щеток и с тринадцати лет привыкла, что каждый встречный белый пристает ко мне. Когда я поступила к вам, мне сперва понравилось жить в отдельной комнатке, но вы с вашей Вестл повадились лазить туда и смеяться над моими вещами и что у меня не убрано. А между прочим, мистер, когда вечно приходится убирать чужие постели, то делается так тошно, что уж на свою смотреть не хочешь и думаешь: хоть у себя-то можно себе позволить быть неряхой, если тебе охота. Но вы и туда совались. И вечно шушукались про меня — шу-шу-шу да шу-шу-шу!

— Белфрида, мне очень жаль, честное слово.

— Ладно, что уж там. Ну, рада была повидать вас.

Наш мистер Кингсблад довольно ясно почувствовал, что аудиенция окончена, и, проглотив это, покорно поплелся к своему столику за безмолвной Софи, улыбающимся Филом Уиндеком и ироническим Райаном. Но прежде чем готовый вопрос успел сорваться с чьих-нибудь губ, он воскликнул:

— Она просто великолепна!

Мисс Софи Конкорд не стала дразнить его тем, что он получил щелчок от своей бывшей кухарки. Напротив. Она поддела его супружески шутливо:

— А в каких отношениях вы состояли с мисс Белфридой, мой милый друг? А? Вот что мне хотелось бы знать!

В укромном уголке стоял столик, за которым собирались обычно старейшины цветной колонии: Дрексель Гриншо, Уош, чистильщик обуви и Мак, проводник «Борапа», — когда он заезжал в город навестить сестру. Сегодня с ними был еще четвертый — механик Шугар Гауз. Фил Уиндек как будущий зять относился терпимо к величавому старому Рыцарю Камчатных Скатертей и потащил Нийла на поклон к дядитомовскому столику.

Там не слишком обрадовались, когда один из тех, от кого они привыкли получать на чай, помешал их частной джентльменской беседе.

— Мистер Гриншо, капитан Кингсблад хочет стать настоящим другом нашей расы, и его интересует один вопрос: вот вам, Маку, Уошу приходится близко наблюдать белых в самой их, так сказать, красе; так считаете ли вы серьезно, что все белые — дураки?

Дрексель недоверчиво покосился на Нийла и промямлил:

— Нет, Фил, нет. Просто очень уж они смотрят на все со своей колокольни.

Проводник Мак поглядел на Нийла почти как на человека и начал:

— Надеюсь, капитан Кингсблад не обидится, если я скажу, что он — один из немногих умных людей, которым по средствам разъезжать в «Борапе»; а насчет вашего вопроса, то по мне белые люди — очень славные люди, но только все они точно дети малые и за ними нужен глаз да глаз. Они ни в чем не разбираются по существу, как вот мы, цветные, начинаем разбираться, когда еще под стол пешком ходим. Они точно те негры с низовьев Миссисипи, которых каждый из нас хорошо знает, — верят всему, что говорится в проповедях и в законах. Но разве ж они в этом виноваты, бедняжки?