Солнце полуночи. Новая эра - Андрей Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все в порядке, не так ли? – спросила она лукаво, и впервые в жизни женские штучки не показались Гарику отвратительно лживыми.
– Завтра утром… – шепнула она ему таким тоном, словно их объединяла некая тайна. На затылке у Хачикяна зашевелились короткие волоски. – Ждите меня около девяти.
Он даже не вспомнил о деньгах, что было для него абсолютно нехарактерно. Разве это создание могло обманывать? Без сомнения, могло, но Гарику неожиданно для него самого понравилась игра, в которой он был наираспоследнейшей пешкой…
Он наблюдал за Жанной, пока она не вошла в дом, и не на шутку страдал. Со спины она тоже оказалась восхитительна. Моргая от пота, он уставился на умопомрачительный задик, трогательно-беззащитные лопатки, гладкие хрупкие локти. А нежные, как у ребенка, пяточки и впадинки под коленями старому дураку вдруг нестерпимо захотелось поцеловать…
* * *Без четверти девять машина уже стояла перед парадным входом с прогретым двигателем. Утро было туманное; изредка из тумана возникали морды ротвейлеров, ронявших слюни. День обещал быть солнечным. В сонном парке кричала какая-то птица. Однажды до ушей Хачикяна донесся чей-то кошмарный хохот. «Дубы Сиона» и впрямь напоминали дорогостоящую загородную психушку.
У Гарика было время успокоиться и прийти в равновесие. Теперь он забеспокоился о том, как бы получить свое.
В пять минут десятого Жанна еще не появилась. Хачикяна это нисколько не удивило. Скорее всего ангелочек еще спал, оттраханный самым прозаическим образом, в алькове, приспособленном для видеосъемки, а компания вуайеристов наслаждалась живой драгоценностью в атласной оправе…
Он увидел ее в девять двадцать. Она выглядела свеженькой, будто умылась росой. Ее сопровождал седовласый папашка в белом халате до пят и с отечными мешками под глазами. Она держала его под руку, а он дружески похлопывал ее по запястью своей лапой. Нить жемчуга поблескивала на ее шее (единственное изысканное украшение, вероятно, стоило больше, чем таксист зарабатывал за год). Сверкая керамической улыбкой, «халат» усадил Жанну в машину. Потом протянул водителю две купюры.
Когда Хачикян разглядел портреты и цифры на бумажках, его тонус подскочил до максимума. Может, день и впрямь будет отличным? Лишь бы удалось благополучно добраться до города… Насчет охраны Гарик уже не заикался, только незаметно для пассажирки сунул обе купюры в укромное место. Для подобных целей в его тачке были устроены три тайника.
– Как дела, Гарик? – осведомилась Жанна, когда они выехали на шоссе и Мозгокрут начал плести по радио звуковую паутину эскапистской музыки. Наверное, для тех, кто перепутал день с ночью…
– Нормально, – бодренько отозвался Хачикян. – Как вы?
Она мечтательно улыбнулась в ответ, словно побывала на небесах. Такую глупую и светлую улыбку Гарик изредка наблюдал на лицах тех, кто был искренне влюблен.
– Хорошая погода. Вам везет.
– Еще бы!..
В кого же влюблена она?
Ему оставалось гадать об этом каких-нибудь десять минут. По истечении этого времени с проселочной дороги наперерез такси выскочил полицейский «шевроле» с включенными мигалками. Коротко взвыла сирена.
Хачикян выругался про себя и свернул к обочине. У него появились симнения в том, что день будет таким уж чудесным. Небольшие сомнения – словно облачко в сияющих небесах.
* * *Мул и Суслик считались в полиции дуэтом долгожителей. За глаза их называли «животными» – не только из-за кличек, приклеившихся намертво. Эти двое работали жестоко, но эффективно и не забывали регулярно отстегивать «наверх». Поэтому обоим собственное будущее тоже представлялось безоблачным.
О них ходили легенды, которые некому было подтвердить или опровергнуть, а сами «животные» были ребятами неразговорчивыми. Они на редкость удачно дополняли друг друга. Мул был краснорожим сангвиником с фигурой расплывшегося бодибилдера и с реакцией, почти неправдоподобной для такой туши.
Суслик был явным холериком; обычно он испытывал частые перепады настроения. Его настроение менялось от плохого до очень плохого. Причина лежала на поверхности, вернее, на роже. Дело в том, что Суслик был уродом. Даже дешевые уличные шлюхи обслуживали его с крайней неохотой. Тем не менее иногда он посмеивался. Человеку, не знавшему этой особенности, начинало казаться, что худшее уже позади. У легавого было своеобразное чувство юмора. Его тихий смех мог ввести в заблуждение кого угодно, только не Мула…
Губы Суслика чаще всего были сложены так, будто он собирался свистнуть. Через ромбовидное отверстие между губами высовывались два передних верхних зуба – главная достопримечательность урода. Лет десять назад кто-то из блатных пошутил в тесной компании, что в детстве Суслик, наверное, сосал язык, а теперь сосет предметы посущественнее. Шутка прозвучала всего дважды. В первый раз – из уст шутника; во второй – когда дошла до ушей полицейского. Сам шутник уже не мог ее повторить, потому что вскоре его нашли мертвым. Самая «существенная» часть его тела была отрезана и засунута ему в глотку…
То, чем «животные» занимались сейчас, далеко выходило за рамки их официальных обязанностей – примерно километров на пятьдесят. Среди легавых это называлось «свободной охотой». На такое отваживались немногие. В своем участке Мул и Суслик были единственными, кто рисковал. И риск был оправдан. Оба неплохо зарабатывали, не говоря уже о неоценимых выбросах адреналина. Начальство тоже не возражало против периодических поступлений «черного нала» в секретный полицейский фонд.
«Животные» понимали друг друга с полуслова. Мул был мощным и страшным оружием в драке, а Суслик на его фоне смотрелся мелким ассистентом. Но только издали. Вблизи даже последнему кретину становилось ясно, кто из них опаснее. Эти двое составляли гнилую парочку. Обычно Мул выколачивал показания и штрафы; Суслик в совершенстве владел более утонченными методами воздействия на психику. Учитывая их связи с «дикими», они нигде не боялись оказаться в меньшинстве. Даже соло избегали встреч с ними. Никто не знал точно, что творится в тупой башке Мула и тем более – в змеиных мозгах Суслика.
Хачикян видел их мельком и лишь однажды. Это случилось около года назад. Он остановился на светофоре. Через секунду возникли полицейские – будто из-под земли. Мул в мгновение ока выволок из такси какого-то очкарика с кейсом, пристегнутым к запястью, а Суслик, неведомым образом оказавшийся возле двери водителя с пушкой, ствол которой был направлен Хачикяну в висок, посоветовал тому «валить отсюда и не возникать». Гарик даже не пытался возникать, хотя очкарик не заплатил по счетчику, причем очень много (до этого они вдоволь накатались по городу). Пушка в умелых руках – это был аргумент, перевешивавший желание жить хорошо и убеждавший в том, что лучше просто жить.
* * *Поэтому сейчас Хачикян положил руки на руль и наблюдал за массивной фигурой, которая приближалась обманчиво ленивой походкой «враскачку». Солнце светило ярко, и огромный блик лежал на лобовом стекле «шевви». Гарик не видел второго полицейского. Это его почему-то не на шутку беспокоило. Может быть, напарник Мула остался сидеть за рулем.
А может быть, и нет.
Хачикян не сомневался, что так или иначе Суслик уже взял его на мушку. На пустынной дороге все можно было списать на шалости «диких». Или на «оказание сопротивления». Таксист ни в коем случае не хотел дать повода для подобного варианта развития событий.
Он безропотно вышел из машины, когда Мул приказал ему сделать это одним движением толстого пальца. Он молчал, когда его ткнули мордой в крышку капота и обыскали. Мул ощупывал его промежность так тщательно, будто проверял сухость «памперсов» на любимом дитяти. От легких похлопываний этой гориллы у Хачикяна разболелась грудная клетка, ребра, а в особенности яйца. В течение нескольких секунд его тошнило. Он вспомнил о своем больном желудке и чуть не выблевал сытный затрак, которым его недавно накормили на кухне «Дубов Сиона». Несколько мелких купюр из карманов таксиста перекочевали в карманы Мула. Хачикян опять-таки не возражал. Он считал, что дешево отделался. День еще мог завершиться неплохо – если полицейские не начнут обыскивать автомобиль.
Он приподнял голову и обнаружил, что Жанна стоит по другую сторону машины примерно в такой же позе – наклон вперед, ноги расставлены, руки на капоте. Мул рассматривал ее красивую попку, придав своей мясистой роже мечтательное выражение, однако в нем трудно было заподозрить эстета…
Хачикян услышал тихое шуршание гравия у себя за спиной. Суслик возник рядом, по обыкновению внезапно. Он мягко двигался в туфлях на каучуковых подошвах. Суслик не всегда и не во всем соблюдал форму.
– Не рыпайся, говнюк, – предупредил Хачикяна бесстрастный голос. – Мы еще не закончили.