Плавучая опера - Джон Барт

XX. СИМФОНИЯ РЕЧНЫХ ГУДКОВ

Проза моя хромает, бедная, на обе ноги - о стилистических приемах понятия у меня самые смутные. И тем не менее надо начать эту главу на два голоса, поскольку тут требуется два введения, даваемые одновременно.

В общем-то нетрудно, правда? - читать две колонки сразу? Начну излагать одно и то же на два голоса, вот так, пока не освоитесь, а потом постепенно эти голоса разделю, но вы уже привыкнете слышать и тот и другой, не смешивая.

(*Далее текст идет в две колонки(примечание составителя файла))

Готовы? Так вот, когда я вошел к себе в контору, часы на башне муниципалитета как раз били два, и, словно то был сигнал, тут же с реки донесся сиплый гудок: надо думать, "Оригинальная и Неподражаемая Плавучая Опера Адама" проходит в этот момент маяк на Хэмбрукс-бар и по каналу пойдет затем к звуковому бую и дальше к Длинной верфи. В тысячный раз заставили меня покраснеть неуклюжие эти и смешные совпадения: ведь вышло так, что только я вытащил папку с почти законченным текстом иска, где речь шла о небольшом повреждении ступни, причиненном самому, думаю, богатому человеку в Кембридже - он еще тысяч на пятнадцать разбогатеет, если моего клиента ожидает проигрыш, - и вдруг с баржи этой доносится наигрываемая на свистульке мелодия песенки "Ах, шлепанцы, ногам отрада!" - а еще через несколько минут, когда я размышлял, откуда же клиент мой наскребет эти пятнадцать тысяч, свистулечка давай выводить: "Прячься, милый, поскорей, смотри, инспектор на дворе".

Да что там, довольно того, что напомнила о себе "Оригинальная и Неподражаемая Плавучая Опера Адама" - до чего топорная многозначительность в этом названии! - и как раз в ту минуту, когда на столе передо мной лежало необычайное дело "Мортон против Батлера", какая вам еще нужна ирония, ведь юстиция в не лучшие свои минуты - это такая, доложу, плавучая опера, что и свет не видел, а уж столь скверных минут юстиция, пожалуй, и не знала, пока не погрязла - да нет, захлебнулась, задохлась, бесславно скончалась, столкнувшись с тяжбой "Мортон против Батлера". Гамлет поминает "судей медливость" как одну из причин, способных довести до самоубийства. Вы со штирборта уж заметили, что я гамлетовский перечень отвергаю, а что причин для самоубийства тут не видели ни Мортон, ни Батлер, доказывается фактом их нахождения по сю пору среди живых. Позвольте мне вас познакомить с этим делом, хотя получается лишняя страница в судовом журнале моего рассказа.

В общем-то нетрудно, правда? - читать две колонки сразу. Начну излагать одно и то же на два два голоса, вот так, пока не освоитесь, а потом постепенно эти голоса разведу, и уже вам нетрудно будет следовать за мыслями, которые и тот и другой сообщают одновременно, но не путаясь.

(*вторая колонка (примечание составителя файла))

Готовы? Так вот, вы помните, что в главе перед предыдущей я доказывал мистеру Хекеру, что каждый, кто желает устроить свою жизнь в согласии с требованиями разума, сначала должен для себя решить гамлетовский вопрос - вопрос о самоубийстве. Надо еще добавить, что тот, кто хотел бы заслужить мое уважение, должен обосновать свой выбор в пользу существования более доказательно, чем делает Гамлет, толкуя про то, что "трусами нас делает раздумье" и что выбор самоубийства означает лишь одно: неизвестному нам злу мы отдаем предпочтение перед известным. Гамлетовская мысль (подобно возражениям Монтеня против идеи государственных переворотов) - продукт не разума, а страха, что, впрочем, признает сам Принц. С другой стороны, если предпочтение отдано смерти, уж прошу вас, постарайтесь аргументировать этот выбор солиднее, чем делает Гамлет со своими "пращами и стрелами яростной судьбы",- это такая же трусость, как опасения, что кошмары будут преследовать и в могиле. Не сочтите, что я безоговорочно склоняю вас к самоубийству: я только утверждаю, что желающие жить согласно требованиям разума должны представить аргументы, побудившие их отвергнуть добровольную смерть. Разумное требование, да?

Но для меня ничье самоубийство не может быть оправдано неудачным течением дел, хотя бы и отцовское самоубийство. Больше скажу, из-за того, что, на мой взгляд, не было у него серьезных причин вешаться, я и стал циником, его похоронив, хотя, конечно, семена цинизма еще раньше в меня заронены были. Просто количество перешло в качество, реальность мою философию довершила и подправила.

Но прежде чем рассказывать в подробностях, как я пережил смерть отца, и о небольшом эпизоде, сразу за нею случившемся, хочу очень кратко ознакомить с делом, которому были посвящены рабочие часы, последние, как я предполагал, часы моей адвокатской практики. Во-первых, надо вас познакомить с полковником Генри Мортоном, который сыграл некоторую роль в только что упомянутом эпизоде, а кроме того, у вас не будет оснований считать, что, вернувшись в контору, я просто бездельничал,- ничего подобного, я не без пользы рассматривал стену кабинета. Вот вам резюме этого дела, хотя получается лишняя страница в судовом журнале моего рассказа.

(*здесь две колонки занчиваются (примечание составителя файла))

К июню 1937 года дело "Мортон против Батлера" тянулось уже без малого шесть лет, и стороны в этот момент, когда происходят описываемые мною события, даже еще не приступили к разбирательству по существу, все еще оставаясь - не сами, а посредством поверенных - в сетях процедурного рассмотрения иска. Полковник Генри Мортон, чье имя красовалось на консервированных "Мортоновских чудесных томатах", а также его супруга выступили истцами, их интересы представлял Чарли Парке, мой сосед и партнер по покеру. Я представлял ответчика, мистера Уильяма Т. Батлера, маклера по вкладам в недвижимость, который к тому же возглавлял приверженцев Нового курса[16], составлявших левое крыло местных демократов, тогда как правое, консервативное их крыло, возглавлял полковник Мортон.

История, с которой все началось, совсем простая. 31 октября 1931 года мистер Батлер ехал в своем кадиллаке по Корт-лейн, как раз напротив моей конторы, а единственный сын полковника Мортона Аллан (к которому полковник испытывал чувства самые нежные, хотя чрезмерно заботливые) в своем кадиллаке катил по Гей-стрит, которая пересекает Корт-лейн у самой реки. В машине Алана находились его отец и миссис Мортон. У перекрестка обе машины оказались одновременно, Батлеру надо было повернуть направо, на Гей-стрит, а юному Мортону налево, чтобы продолжить путь по Корт-лейн. Оба водителя показали поворот, каждый видел сигнал другого. После чего (это моя частная догадка) оба стали поворачивать, и неумело, и не уступая друг другу, - Батлер слишком промедлил, а Алан не ко времени рванул. Машины столкнулись, и обе слегка пострадали. Кроме того, у миссис Мортон разбились очки и осколками оцарапало лицо, а полковник потянул связку на левой ноге. Водители вылезли из машин, Батлер и прихрамывающий полковник обменялись рукопожатием, как делают достойные соперники на предвыборных диспутах.

- Привет, Билл! - радостно окликнул Батлера полковник. - Что, никак водить не научишься?

- Научись попробуй, когда мальчишки вроде твоего по улицам раскатывают, - проворчал в ответ Батлер. И оба от души посмеялись, похлопали друг друга по плечам, а затем расстались, без лишних слов придя к соглашению, что повреждения чепуховые, из тех, с какими серьезные люди в суды не обращаются, - частный эпизод, только и всего. На следующий день Батлер послал миссис Мортон пышный букет из самых разных цветов, стоивший пятнадцать долларов, а полковник Мортон отправил Батлеру большую бутыль виски "Хейг и Хейг".

Если бы не Франклин Рузвельт, дело на этом скорей всего и закончилось бы. Но Рузвельт стал в 1932-м президентом, сразу же начал осуществлять Новый курс, а летом 1933-го проплыл по Чоптенку до Кембриджа, чтобы присутствовать на церемонии открытия только что достроенного Харрингтоновского моста через реку. Оба крыла Демократической партии были охвачены энтузиазмом по этому случаю, а когда стало известно, что президент не сойдет на берег, но произнесет речь по радио с борта своей яхты "Потомак", бросившей якорь у звукового буя, полковник Мортон по собственной инициативе решил снести старый пакгауз на Длинной верфи, утверждая, что в нем только и прятаться убийцам с карабинами дальнего боя. Магистрат согласился, ветхая постройка рухнула. Тут полковник потребовал' еще, чтобы ни одно судно из принадлежащих частным лицам не покидало своей стоянки на реке или в гавани, пока там находится "Потомак", - неудобно, если президентская яхта затеряется на рейде. Мэр вынес соответствующее решение, а яхт-клуб подчинился. Какая заботливость, особенно для человека, не принимавшего Новый курс! Тысячи кембриджских обитателей в порыве благоговения облепили верфь с прилегающими постройками, чтобы взглянуть на "Потомак" и послушать усиленный микрофонами голос президента, но на борт был приглашен из всех них лишь один: "старик Билл" Батлер, тот самый Батлер, глава левого демократического крыла.