Остановка последнего вагона - Кирилл Гольцов

— Нет, помогите, — прошептал я и судорожно огляделся.

Небо приобрело зловеще-серый оттенок, а солнце, странными скачкообразными движениями, скрылось за Этной, подсвечивая её пугающим своей красотой сиянием, чем-то напоминающем иконы. Море, кажется, не просто осталось далеко внизу, но и стремительно мелело, постепенно приподнимаясь и формируя на горизонте гигантскую водную стену, кажется, уходящую уже куда-то в космос. Я подумал о том, что если эта масса сейчас обрушится на меня, то сметёт всё на своём пути, но вместо этого, море стало словно закругляться и двигаться по небу в мою сторону, грозя нависнуть смертоносным куполом или таким своеобразным саркофагом. Потом из стены начали вырываться сначала отдельные капли, которые летели почему-то в разных направлениях, в том числе, и вверх. Это походило на начало какого-то безумного дождя, а потом капли удлинились и стали напоминать смертоносные копья, которые полетели в мою сторону и начали с шумом разбивать гигантские колонны, в которые превратилась галька. Я тут же потерял ориентацию — где верх, а где низ, захлёбываясь в фонтанах брызг, облаках летящих кусков камня и пыли. Потом моё тело стало скользить, я взглянул вверх и увидел, что водяной купол начинает походить на гигантское ухмыляющееся лицо, которое, кажется, строит мне рожи, и хочет аккуратно коснуться, чтобы я навсегда остался с этим местом. Но нет — я жаждал выбраться отсюда как можно быстрее, увидеть людей и нормальный мир, продолжать жить, а не умирать или находиться в какой-то обречённой вечности.

— Заходи! — зловещим эхом прогрохотал надо мной глубокий голос и, похожий на щель, рот исполинского лица начал расширяться, постепенно закручиваясь и становясь смертоносным смерчем, который готов был вобрать меня в себя.

— Нет! — завопил я и, закрыв глаза, резко оттолкнулся, покатившись вниз и ощутив падение в бездну, которая казалась мне лучшим избавлением от этого наваждения. Потом всё словно перевернулось внутри, я почувствовал что-то мягкое и твёрдое одновременно, тормозящее падение и тянущее куда-то в сторону, а, открыв глаза, обнаружил, что всё так же лежу на кровати в номере, только вокруг сгустился полумрак, а из коридора слышится топот и детский смех.

Я сглотнул и, задышав неожиданно громко, привстал, пытаясь отогнать от себя остатки кошмара. Кажется, если сейчас снова закрыть глаза, то всё продолжится и омут сна снова завладеет мной, испугав ещё больше. Поэтому, пересилив слабость и слыша хриплые стоны быстро бьющегося сердца, я вскочил, стянул с себя одежду и долго стоял под прохладным душем, глядя сквозь туманный пластик дверей на биде. Отсюда оно напоминало понурую пони, которую оставили одну стоять под дождём, и вызывало какие-то родственные, трепетные чувства. Хотя всё-таки больше я просто старался отвлечься и уверить себя, что это был всего лишь обыкновенный сон, а не какое-то предзнаменование или что-то в таком роде. И с каждым мгновением мне действительно казалось, что это именно так.

Наконец выключив душ, я до красноты растёрся двумя большими полотенцами и, глянув на часы, обнаружил, что уже почти половина восьмого — самое время для ужина. И только в этот момент я осознал, что настроен очень плотно подкрепиться, возможно, выпив не одну, а целых две бутылки вина подо что-нибудь мясное. Быстро натянув шорты и футболку, я спустился в холл, где, как ни странно, ещё никого не было рядом с двойной закрытой дверью, за которой располагался ресторан. Вчера здесь в это время уже выстроилась небольшая очередь, а сейчас стояла лишь худенькая девушка со считывающим устройством, которая начала что-то быстро говорить, видимо, по-английски, но я так ни слова и не понял. В конце она показала пальцем куда-то в район моего живота и сунула в руки цветную картинку, из которой, судя по рисункам, смахивающим на запрещающие дорожные знаки, стало понятно, что вход в шортах и майке запрещён. А ведь ещё вчера мне никто не сказал ни слова, а без проблем пропустили.

— Так что же мне теперь — идти переодеваться? — насупившись, спросил я, осознавая, что девушка вряд ли поняла хоть слово и, махнув рукой, вернулся в номер, по дороге размышляя над тем, что мой внешний вид никак не объясняет отсутствие отдыхающих и закрытость столовой.

А когда спустя десяток минут я снова спустился вниз, облачённый в брюки и рубашку, оказалось, что куда-то пропала и эта девушка — в столовой, хорошо просматривающейся через большие стеклянные двери, было темно и тихо. Что же это такое? Я огляделся по сторонам и решил немного подождать, параллельно сверившись с висящими в холле часами, показывающими время в пяти разных городах мира и убедившись, что мои идут примерно точно. Однако когда до восьми оставалось пять минут, я не выдержал и подошёл к стойке ресепшена, показывая руками на столовую, часы и удивлённо пожимая плечами. Как ни удивительно, меня поняли очень быстро, и строгий мужчина в очках, смеривший меня неприятным покровительственным взглядом сквозь узкие стёкла очков, указал куда-то в сторону внутреннего двора, куда, как я теперь заметил, постепенно стекался народ. Кивнув головой, я проследовал в этом направлении и вскоре увидел вдали множество освещённых столиков, поняв из разговоров толпящихся рядом русских туристов, что здесь раз в неделю устраивается ужин на свежем воздухе. Может быть, это дело правильное и хорошее, однако мне показалось возмутительно-странным, что об этом не было никакой информации на дверях столовой или по крайней мере специальный человек не отводит подходящих туда туристов в нужном направлении. Однако возмущаться дальше по этому поводу не хотелось — по-летнему тёплый вечер располагал к умиротворённости, а после моих дневных приключений и кошмарных снов очень хотелось, чтобы всё просто было хорошо или, по меньшей мере, как обычно. Поэтому я смиренно протянул свою магнитную карту именно той девушке, что полчаса назад послала меня переодеваться, ещё и почему-то чувствуя себя при этом немного виноватым, и вошёл в яркое пятно света, внутри которого окружающая темнота казалась ещё более плотной и глубокой.

Ужин был хорош — вокруг белели столики и галантные официанты, торжественно подвязанные широкими красными поясами, напоминающие тореадоров. А по периметру стояли повара, предлагая разнообразные блюда, венчаемые огромным красивым тортом, изображающим Этну и карамельное извержение её кратеров. Очень многие хотели непременно сфотографироваться с такой экзотикой, и с той стороны непрерывной чередой неслись вспышки фотоаппаратов. Я взял пару тарелок и задумчиво обходил стойки, накладывая себе пышущих жаром макарон, приготовленного на огне мяса, куски осьминогов, красную рыбу и другие яства, от обилия которых буквально разбегались глаза. Всё-таки не зря Анжелика, упоминая вскользь о местной кухне, назвала её обжираловкой. Пожалуй, через несколько дней таких съестных упражнений у меня появится немалый животик, чего, конечно, не хотелось бы, но и отказать себе в чревоугодии на фоне всего происходящего было, пожалуй, просто невозможно.

Когда мои тарелки были полны, я побрёл среди шумных столиков, выискивая свободное место. Наверное, об этом стоило подумать несколько раньше, но теперь уже поздно было горевать, и я надеялся, что уж на одну персону точно что-то отыщется. И тут мой взгляд остановился на стоящем под густым оливковым деревом полностью сервированном, но вообще не занятом столе. Нигде не было даже привычной таблички о том, что места за кем-то зарезервированы, и я поспешил расположиться там, уютно втиснувшись между двумя кустарниками. Издали ко мне тут же поспешил официант и первое, что я подумал, было — сейчас начнёт объяснять, что этот столик специально приготовлен для кого-то другого, однако ничего подобного не произошло. Тем не менее, казалось, что с каждым шагом ему становится идти всё труднее, а на лице гладко выбритого мужчины средних лет промелькнула гримаса страха или отвращения. Наконец он приблизился и застыл в паре шагов от меня, вытягивая вперёд две бутылки вина. Я показал пальцем на «красное», которое тут же было открыто и поставлено на стол, после чего официант поспешил удалиться. А, возможно, мне всё это просто показалось. Однако вскоре я мог убедиться, что занятое мной место и в самом деле имеет какую-то странную ауру. Люди, завидев издали практически пустой столик, сначала радостно устремлялись ко мне, потом начинали притормаживать, останавливаться, неопределённо оглядываться и спешили куда-то на другие, невидимые мне отсюда места. С одной стороны, это не могло ни интриговать, а с другой — несомненно, мне нравилось.

— Я покажу вечером, — неожиданно раздался приглушённый голос прямо из бокала с красным вином, который, налив до краёв, я собирался осушить в первую очередь. — Смотри на балконе.

— Что?

Я застыл и старался понять — откуда идёт звук, невольно подумав о том, что на фоне сегодняшний событий на водном мотоцикле у меня уже начинаются слуховые галлюцинации.