Последствия неустранимы - Михаил Черненок

— Огнянникова о вашем разговоре с Головчанским знала?

— Зачем ей знать мужской разговор?

— Когда она из Новосибирска вернулась?

— Не спрашивал. Утром в субботу дома не было. Когда бежал от Стрункиной, промок до нитки. Хотел у Анюты просушиться, чтобы в гостиницу мокрым не приходить. Звонил, звонил — дверь не открылась. До меня тоже кто-то не мог в квартиру Анюты попасть.

— Кто? — живо заинтересовался Антон.

— Не спрашивал. На лестничной площадке перед дверью мокрые следы остались.

— Мужские или женские?

— Я, понимаешь, не следователь, чтобы разбираться, кто там, по лестнице, ходил.

21. Затишье перед бурей

Дни летели настолько стремительно, что Антон Бирюков порою забывал перелистывать настольный календарь. Сбор информации и допросы, анализ свидетельских показаний и другие неотложные дела безжалостно глотали время, но преступление, будто заколдованное, продолжало оставаться нераскрытым.

Постепенно улеглись в райцентре страсти, поутихли обывательские суды-пересуды. После разговора с Бирюковым в больнице успокоилась Софья Георгиевна Головчанская. Она, казалось, поняла несостоятельность своих жалоб: стала покладистой с обслуживающим медперсоналом, подолгу ласкала Руслана, который приходил к ней каждый вечер.

Надя и Олег Тумановы оформили на работе отпуска и почти не показывались из дому. Когда же Бирюков или следователь Лимакин вызывали их для необходимых уточнений по ходу расследования, приходили обязательно вместе и дожидались друг дружку возле милиции или прокуратуры. Они, похоже, смирились со своей горькой долей и ждали одного: скорей бы все это кончилось.

Беседовал Антон Бирюков и с Огнянниковой. Анна Леонидовна кокетничала и старалась всячески продемонстрировать свои женские достоинства, упорно доказывала, что в последние годы совершенно не поддерживала, отношения с Головчанским. Но вот о Хачике Алексаняне она вдруг резко изменила мнение и, когда Антон намекнул на поданное в загс заявление, ничуть не смутившись, подтвердила, что да, намерена выйти за Хачика замуж, если он раздобудет квартиру в Ереване или в другом приличном городе, пусть даже в Новосибирске.

— Чем Николаевка вам не нравится? — спросил Бирюков. — Все-таки Крым не Сибирь.

— А мне все равно, что Крым, что Нарым, — весело сказала Огнянникова и быстро посерьезнела. — Не ужиться мне со стариками Хачика. Могут вообще на порог не пустить.

— Вы разве знаете их?

— С какой стати? Просто я — сибирячка, могу не найти общего языка с людьми, прожившими всю жизнь на юге. Чего доброго, еще фруктами заставят на базаре торговать.

— Ну а как же с Хачиком? Прошлый раз, помнится, вы о нем и слушать не хотели. Почему отрицали какую бы то ни было связь с Алексаняном?

Огнянникова капризно выгнула тонкие брови:

— Поругалась я с ним тогда. Хотела даже в отпуск тайком уехать, чтобы он тут попереживал. Несчастье назад вернуло. Хачик после этого и принялся обхаживать пуще прежнего. Подумала, подумала и решила, что ловить уже нечего. Поклонников уйма, но как только о серьезных намерениях заговоришь, все в сторону… Лучше уж хоть что-то, чем совсем ничего.

— Когда вы, Аня, из Новосибирска вернулись в райцентр?

— В субботу днем, когда дождик полностью перестал.

— На электричке приехали?

— Да. И в Новосибирск на электричке уезжала.

— Билеты не сохранились?

— С какой стати их хранить? Не в командировку ездила, чтобы перед бухгалтерией отчитываться. — Огнянникова чуть улыбнулась. — Сознаться, обратно «зайцем» прикатила. Денег-то ни копейки не осталось, все отпускные пропали.

— Как же теперь живете?

— Со сберкнижки сняла. — Лицо Огнянниковой внезапно посерьезнело. — Догадываюсь, хотите меня в чем-то обвинить. Если в смерти Головчанского, то прямо скажу: пустой номер…

«Или она талантливая артистка, или в той информации, что собрана о ней, много предвзятого», — подумал Бирюков и тоже с самым серьезным видом сказал:

— Наоборот, Аня, хочу доказать ваше алиби.

— Ох, как страшно! Я ведь русским языком сказала: в ночь с пятницы на субботу, когда отравили Головчанского, была в Толмачевском аэропорту.

— Вот как раз это я и пытаюсь доказать, но… кроме ваших слов, доказательств нет. Кто может подтвердить, что вы всю ночь с пятницы на субботу пробыли в аэропорту?

— Не знаю, кто. — Огнянникова впервые за время разговора вроде бы смутилась. — Там ни одного знакомого лица не было.

— В электричке — тоже?

— Может, меня кто и видел из знакомых, а я — никого. Если бы знакомые попались, я на билет бы у них заняла.

— Видите, какая ситуация получается…

— У вас есть доказательства, что я там не была?

— Нет.

— Вот вам и «видите»…

— Один — один, как говорят спортивные комментаторы. — Бирюков улыбнулся и вдруг спросил: — Аня, признайтесь, версию о Тумановых вы подсказали Софье Георгиевне?

— Разве это версия?.. Это сплетня… Не говорила я Головчанской.

— Откуда же Софья Георгиевна знает об Олеге дословно все, что вы рассказывали мне?

— Об этом лучше у нее самой спросить…

Неожиданно щелкнул динамик селектора, и раздался громкий голос подполковника Гладышева:

— Антон Игнатьевич, прошу ко мне на оперативное совещание.

— Иду, Николай Сергеевич, — ответил Бирюков и краем глаза заметил, как лицо Огнянниковой нервно передернулось, словно Анна Леонидовна испугалась внезапного селекторного голоса.

В небольшой приемной начальника райотдела пожилой участковый инспектор Дубков сосредоточенно изучал приколотый канцелярскими кнопками к стене лист с расписанием авиарейсов из Новосибирска. Пожав ему руку, Антон спросил:

— Куда, милейший Владимир Евгеньевич, лететь собрался?

— Сестра из Москвы погостить прилетела. Смотрю, каким рейсом удобнее ее назад отправить, — ответил Дубков. — Встречая, осечку дал. Получил телеграмму: «Прилечу в субботу рейсом 175». Глянул в расписание — прибытие этого рейса в Новосибирск в два часа пятьдесят минут. Сел накануне вечером в электричку и покатил встречать гостью. И только когда заявился в аэропорт Толмачево, сообразил, что время-то не местное, а московское. «Вот, — думаю, — шляпа! Это ж на полных четыре часа разница». Пришлось всю ноченьку по аэропортовскому вокзалу слоняться…

— Давно это было?

— С пятницы на субботу, когда у нас тут неприятность с Головчанским произошла.

Бирюкова словно укололи:

— Владимир Евгеньевич, товароведа продторга Анну Огнянникову знаешь?