Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети

Но подлинный реванш за свою неудачу Робер взял несколько месяцев спустя после уборочной кампании, когда Доротея, младшая из его жен, разрешилась мальчиком в родильном отделении больницы Паран. Если не считать молодых женщин, отпрыски мужского пола были главной страстью Робера. При их появлении на свет он сходил с ума от счастья, буквально разорялся на подарки для матери и ребенка и на пиры, которые сегодня задавались друзьям, завтра — соседям, а послезавтра — недругам, ибо нельзя же было, как он сам говорил, упускать такую возможность для примирения. Проведя пять лет на службе у колейского коммерсанта, Мор-Замба понял, что эта неуемная страсть к своим отпрыскам мужского пола была одной из причин того, что деятельный, изобретательный, а подчас и рассудительный человек так и не выбился из среднего достатка, так и не сумел сколотить состояние, которое уравняло бы его с самым захудалым греческим торговцем. Уже будучи отцом множества сыновей, он не останавливался ни перед какими расходами, чтобы отпраздновать рождение очередного наследника, после чего ему приходилось начинать все почти на пустом месте.

Целую неделю в доме Робера толпились гости, целую неделю шел пир горой. Торговец взял напрокат такси, чтобы обеспечить непрерывную связь между Кола-Колой и родильным отделением: гуда отправлялись послания, ездили родственники и друзья. Но почему-то получалось так, что большую часть времени машиной пользовался Жан-Луи, с гордым видом разъезжавший в ней по Фор-Негру; и всегда рядом с ним на заднем сиденье восседал Мор-Замба: считалось, что он колесит по городу с ведома и по настоянию хозяина. Однако все обязанности Мор-Замбы сводились к тому, что он должен был каждый вечер просиживать в родильном отделении, развлекая Доротею, с семи часов, когда молодым мамашам разносили ужин, до девяти, когда звонок возвещал о конце посещений. Такси подвозило Мор-Замбу и Жана-Луи к воротам больницы, и там они расставались. Мор-Замба шел развлекать роженицу, а его приятель, которого такое времяпрепровождение нисколько не прельщало, возвращался в Кола-Колу или, что случалось чаще, ехал в центр города, чтобы пустить пыль в глаза своим дружкам и подругам. К девяти часам он возвращался на машине и забирал Мор-Замбу.

В среду, однако, он согласился пройти в отделение вместе с приятелем, попросив шофера такси подождать их. Мор-Замба шепнул ему, что он слегка удивлен поведением Доротеи, которая, как видно, была не прочь завязать с ним интрижку; Жан-Луи изъявил готовность собственными глазами убедиться в этих подозрениях.

Молоденькая женщина повела себя с посетителями более чем любезно; не дав им опомниться, она обрушила на них целый каскад игривых намеков. Легкомыслие колейских кумушек давно вошло в поговорку, равно как и снисходительность их мужей, чаще всего слишком пожилых и неспособных в должной мере одарить своих юных жен супружескими радостями. Удивленная сдержанностью посетителей, которые стеснялись друг друга, ибо им еще не приходилось сообща охотиться на такого рода дичь, она решила, что они чем-то озабочены, и, чтобы развеять их думы, прибегла к давно испытанному и безотказному средству. Указав на большую плетеную корзину, стоявшую у ее изголовья, она воскликнула:

— Господи! Да что же это я! Ведь у меня тут столько всякой выпивки! Да-да, вон там… Да не стесняйтесь! Берите, откупоривайте, наливайте!

Среди гостинцев, наполнявших корзину, и в самом деле были рассованы бутылки с вином, фляжки с напитками покрепче, коробки консервов, флаконы духов. Оба приятеля принялись разбираться в бутылках и фляжках, а десятка полтора молодых матерей, лежавших в том же отделении и тоже приглашенных на угощение, отдали должное другим лакомствам. Подзадоренный Жаном-Луи, чье оживление росло по мере того, как он приглядывался к Доротее, Мор-Замба, питавший естественную слабость к женщинам более скромного достатка и поведения, все-таки не устоял и налег на спиртное с большим усердием, чем обычно. Оба посетителя совсем забыли о времени и покинули больницу лишь тогда, когда санитар объявил им, что свидания давным-давно окончены, часы пробили десять и в больнице пора гасить свет.

Таксист уехал, так и не дождавшись пассажиров, поскольку время было позднее. Не имея возможности вернуться в Кола-Колу через центр Фор-Негра, где африканцам было запрещено появляться по ночам со времени кровавых расстрелов в октябре сорок пятого года, они решили сделать крюк через школьный городок, находившийся в восточной части города, на откосе. После удушливой дневной жары было особенно приятно, слегка подвыпив, шагать в ночной прохладе, карабкаться, отдуваясь и потея, по крутой тропинке и, оказавшись наверху, с наслаждением подумать, что благодаря Роберу у них впереди еще целых два дня блаженного безделья. Проходя мимо фонарей, которые встречались все реже и реже по мере удаления от центра, Жан-Луи тщетно пытался спрятать прихваченную с собой бутылку рома под рубашку, выпущенную поверх элегантных тергалевых брюк. Он рассчитывал извлечь пользу из этого непредвиденного окольного пути, вручив бутылку Жоржу Мор-Кинде, более известному под кличкой Джо Жонглер. Юный щеголь имел причину подольститься к нему, ибо гот при всех своих пороках был братом Альфонсины, очаровательной девчушки, каждое утро направлявшейся в школу мимо дома, где обитали родители Жана-Луи.

Жонглер по большей части нанимался боем; он старался, когда это ему удавалось, устраиваться в европейские дома в центре Фор-Негра. Когда в колонию прибывали европейцы, желавшие у нас обосноваться, целая сеть информаторов предупреждала Мор-Кинду и его друзей, которые, не питая доверия к государственным служащим, рьяно охотились за предпринимателями, коммерсантами и прочими дельцами, которым приходится часто, чуть ли не ежедневно, оперировать наличными деньгами. Много раз осужденный за кражу во всех ее видах, Мор-Кинда не мог рассчитывать на то, что после очередной отсидки ему удастся найти работу: слишком он намозолил всем глаза. Во время тюремного заключения начальство часто одалживало его некоему Сандринелли, директору школьного комплекса имени 18 июня, полновластному хозяину двух школ — мужской и женской, — ремесленного училища и приюта для белых и цветных сирот. И вот, отбыв срок, Жонглер явился к Сандринелли и напомнил ему, что, будучи заключенным, не раз помогал госпоже директорше, у которой, впрочем, было и без того достаточно прислуги, выполнять самую грязную работу по дому. Директор соизволил официально назначить его школьным сторожем, с тем чтобы заодно использовать в качестве слуги. Таким образом, у госпожи директорши появился лишний бой, уже испытанный на деле, да к тому же — чего уж лучше? — получавший жалованье из государственного кармана. Но для самого Жонглера эта служба у государственного чиновника, который обосновался в Африке давно и не даст так просто обвести себя вокруг пальца, была, разумеется, только случайной и временной передышкой. Он являлся на территорию школьного комплекса к четырем часам дня и принимался за работу, которую указывала ему госпожа Сандринелли: прислуживал за ужином, мыл посуду, жадно набрасываясь на объедки, стирал детское белье, накопившееся за день, а часов в десять отправлялся в один из классов, откуда должен был присматривать за школьным городком, состоявшим из нескольких беспорядочно разбросанных небольших строений. Однако заниматься этим делом на сытый желудок было не так-то просто, и Мор-Кинда чаще всего сразу же заваливался спать и просыпался только часа в четыре или пять утра. Он выходил в потемках во двор, подставлял голову под кран и обливался холодной водой, чтобы набраться бодрости; потом завтракал земляными орехами, запивая их пивом из припасенной с вечера бутылки, и дожидался, когда господин Сандринелли проснется, оденется и отпустит его. Тот поднимался обычно часов около шести; Джо Жонглер узнавал об этом, когда хозяин подзывал только что спущенных с привязи сторожевых псов.

В гот вечер, в начале двенадцатого, Мор-Кинда, который закончил трудовой день и как раз направлялся в комнату, отведенную для дежурства, услышал условный стук в дверь: то были Мор-Замба и Жан-Луи, пробравшиеся на территорию школьного городка через известное немногим посвященным отверстие в ограде. Даже еще не зная о роскошном подарке, который ему предназначался, Жонглер принял их с распростертыми объятиями.

— Чего я никак не могу понять, — сказал он, обращаясь к Жану-Луи, — это как тебе удается меня найти в этом скопище лачуг. Молодец, старина!

Потом он обернулся к Мор-Замбе:

— А это, если судить по росту, знаменитый Мор-Замба, гроза охранников! Слышал о тебе, слышал. Ну как дела, парень? Нет, вы только посмотрите на него! При такой комплекции совсем нетрудно схватить за шиворот парочку сарингала и сшибить их лбами! На его месте и я бы это запросто сделал… Тсс! Говорите потише: хозяин еще не улегся. Он хоть и далеко отсюда, но…