Чекисты рассказывают. Книга 4-я - Владимир Листов

Стреляный воробей Рубинштейн видел выход лишь в одном: найти фирму, которая из-за финансовых затруднений стоит на грани краха, и вступить в пай, а еще лучше — откупить патент, не меняя вывески.

Ничего иного не оставалось. Они начали лихорадочные поиски.

В ту пору в Амстердаме уже появилось много коммерсантов-евреев, которые в предвидении худшего предпочли бросить в Германии хорошо налаженные дела и убраться подальше от фашистов. Среди этой публики у Рубинштейна имелись обширные знакомства. И в конце концов он получил ценный бесплатный совет: ему указали на фирму «Импорт — экспорт», сокращенно «Импэкс», основанную еще перед мировой войной и в настоящее время из-за недавней смерти старого владельца и благодаря мотовству и распутству его наследника находящуюся при последнем издыхании.

Резиденция этой фирмы, всегда пользовавшейся безупречной репутацией, которую молодой владелец еще не успел, несмотря на мотовство, сильно подмочить, располагалась на третьем этаже старинного пятиэтажного дома на площади Рокин, украшенной в центре четырехугольным бассейном, соединенным с рекой узким каналом.

Соглашение, которое заключил молодой владелец фирмы с Рубинштейном, было его первой и, вероятно, последней выгодной сделкой. Подписав минимально необходимые бумаги, он взял деньги наличными и исчез, предоставив Рубинштейну возможность самому вводить себя в курс немногочисленных дел фирмы.

Это произошло накануне появления в Амстердаме Абрама Моссе, то есть штурмфюрера Клауса Лёльке. В отеле «Карлтон», где он занял довольно скромный номер, тремя днями раньше поселился и Гай — граф ван Гойен, вернувшийся из Соединенных Штатов.

Предстояло создать Абраму Моссе такие условия, чтобы он в своих поисках неизбежно уткнулся в вывеску «Импэкс» и непременно перешагнул порог фирмы. Рубинштейн в разговоре с Гаем вспомнил про детскую головоломку — фанерный ящичек с верхней крышкой из стекла, в ящичке заключен хитрый лабиринт, в котором бегает стальной блестящий шарик. Он сказал, что провести шарик по дорожкам лабиринта и загнать его в черную дырку гораздо легче, чем то, что предлагает сделать Гай, но тут же отправился к своим берлинским коллегам. А сам Гай, с удовольствием отметив, что господин Рубинштейн за последнее время опять обзавелся брюшком, а костюм его обрел те обтекаемые линии, которые свидетельствуют о благополучии, сел на телефон и принялся звонить в рекламные отделы газет и радио.

В Берлине, инструктируя штурмфюрера Клауса Лёльке, штурмбанфюрер Дитер Бюлов сообщил ему, конечно, некоторые данные о семье владельцев крупнейшей издательской фирмы Моссе. Абрам Моссе должен был выдавать себя за дальнего родственника этой семьи. Но так как во время беседы выяснилось, что Лёльке вообще не слышал о такой фамилии, а из этого, в свою очередь, следовало, что он книжек не читал, — мнимое родство с издателями практической выгоды не давало. Поэтому главная ставка делалась на великолепное знание штурмфюрером того жаргона, на котором изъяснялись еврейские коммерсанты в Берлине.

Действительно, перед Абрамом Моссе в Амстердаме открылись все двери. Исправно посещая синагогу и еврейские культурные общества, он через неделю стал своим в торговых и финансовых кругах. Почти всякий раз, когда он заводил речь о некой гипотетической деликатной финансовой операции и просил совета насчет фирмы, наиболее сведущей в этом вопросе, его собеседники без колебаний называли «Импэкс». Не полагаясь на собственные впечатления и зная, как в Берлине любят документацию, Лёльке обратился за помощью к частным информационным конторам. Его требования были противоречивы и сбивали информаторов с толку, но кипа справок росла, и в конце концов, перечитав их снова и снова, Клаус Лёльке решил, что наиболее скромной, враждебной национал-социалистам и в то же время солидной в лучшем смысле этого слова является фирма «Импэкс», выполняющая иногда и поручения финансового характера. Ни одного скандального случая об этой фирме ни в синагоге, ни в лучшем еврейском ресторане, ни в торговой палате он не услышал.

Довольный сделанным, он сел однажды вечером на скорый поезд и утром доложил свои наблюдения штурмбанфюреру Бюлову.

Осторожный Бюлов с неделю понемногу его расспрашивал, в то же время, очевидно, советуясь со своим начальством, и наконец объявил:

— Ну, хорошо. Выбор одобрен. Теперь вы поедете на Принц-Альбрехтштрассе и примете деньги. Их надо сдать в Нидерландский коммерческий банк через фирму «Импэкс». А список французских адресатов вы сами отдадите непосредственно банку.

— Я понял.

— Вы назвали сумму в восемнадцать тысяч долларов?

— Да. Столько полагается фирме и банку за услуги.

— Хорошо. Значит, вы получите на Альбрехтштрассе триста тысяч долларов и эти восемнадцать.

При этих словах перед глазами у Лёльке проплыли большие радужные круги во главе с высокомерной тройкой, целый поезд с паровозом. Дальнейшее доходило до его ушей как бы под отдаленный звон колоколов, хотя он слушал Дитера Бюлова со всем вниманием.

— Вы поедете на машине. Кроме шофера, вас будут сопровождать двое в качестве охраны. Таможенный досмотр вас не касается — вы имеете дипломатический паспорт. Пересечь границу будет просто. Выгрузиться в «Карлтоне» тоже не трудно. Пока вы будете улаживать дело в банке и у дирекции фирмы, чемодан с деньгами должен находиться в запертом номере под охраной. Опасным моментом будут десять минут переноса чемодана из «Карлтона» в банк на Калверстраат или двадцать минут в помещение фирмы на Рокине. Но Амстердам не Чикаго, эсэсовцы — не американские полицейские.

Дитер Бюлов встал.

— Желаю удачи. — И, нарушая ритуал, протянул одеревеневшему Клаусу Лёльке руку.

Когда Лёльке вышел, Бюлов из неплотно прикрытой боковой двери впустил в кабинет молодого и очень интеллигентного на вид штурмфюрера Конрада Рейтера.

— Вам хорошо было слышно?

— Вполне!

— Вы назначаетесь ответственным за целость денег при всех обстоятельствах. Вам заказаны комнаты по соседству с номером Лёльке. В случае нападения захватите чемодан и немедленно пересекайте границу в любом удобном месте. Не бойтесь нарушить законы. Если понадобится — стреляйте.

Получив подробные инструкции, Рейтер покинул кабинет, и тогда Дитер Бюлов пригласил из своей комнаты для отдыха ожидавшую там молодую женщину в форме унтерштурмфюрера СС.

Вошедшая была светлой блондинкой, великолепно сложена, и даже эсэсовская форма не могла убавить впечатления яркой женственности, и лицо ее, матово белое, было красиво. Но стоило только раз взглянуть в ее зеленоватые узкие глаза, и возникало странное ощущение какого-то тревожного несоответствия. Они убивали всю женственность. Глядя в них, человек невольно начинал лихорадочно соображать: а не натворил ли он чего-нибудь, противного закону и совести?