Лавина - Нил Стивенсон

— А зачем вам со мной знакомиться? У вас есть посылка, которую мне нужно доставить?

Все типы в комнате смеются.

Раскаты хохота несколько удивляют И. В., напоминая ей о том, что она работает на аудиторию. На секунду ее взгляд покидает лицо Дядюшки Энцо.

Дядюшка Энцо это замечает. Его улыбка становится совсем чуть-чуть уже, и он с мгновение мнется. В это мгновение все остальные мужики в комнате встают и направляются к выходу.

— Возможно, ты мне не поверишь, — говорит он, — но я просто хотел поблагодарить тебя за то, что пару недель назад ты доставила ту пиццу.

— Ну, разумеется, верю, — говорит она и сама удивляется, как это с ее губ срываются такие милые вежливые фразы.

И Дядюшка Энцо тоже удивлен.

— Уверен, ты лучше всех сумеешь найти причину.

— Значит, — говорит она, — вы прекрасно проводите время со всеми этими младомафиози?

Дядюшка Энцо награждает ее красноречивым взглядом, мол, следи за своим язычком, дитя. Через секунду после того, как ей становится страшно, она начинает смеяться; ведь это всего лишь притворство, он просто пытается на нее надавить. А Дядюшка Энцо улыбается, показывая, что ей позволено смеяться.

И. В. даже не помнит, когда разговор так бы ее занимал. И почему все люди не могут быть такими, как Дядюшка Энцо?

— Давай посмотрим, — говорит Дядюшка Энцо и поднимает взгляд к потолку, сканируя базы своей памяти, — я кое-что о тебе знаю. Тебе пятнадцать лет, ты живешь с матерью в небольшом ЖЭКе в Долине.

— И я кое-что о вас знаю, — отваживается И. В.

— Не так много, как ты думаешь, это я тебе гарантирую. Расскажи мне, что думает о твоей карьере твоя мать?

Как мило с его стороны употребить слово «карьера».

— Она не все о ней знает или не желает знать.

— Тут ты, вероятно, ошибаешься, — весело говорит Дядюшка Энцо, вовсе не пытаясь ее этим принизить. — Тебя, возможно, шокирует, насколько хорошо она информирована. Так, по крайней мере, было в моем случае. А чем твоя мать зарабатывает на жизнь?

— Работает на федералов.

— А ее дочь доставляет пиццу для «Новой Сицилии»! — от души забавляется Дядюшка Энцо. — И что же она делает для федералов?

— Что-то такое, о чем она не может мне рассказывать, вдруг я проболтаюсь. Ей приходится проходить уйму тестов на детекторе лжи.

Дядюшке Энцо, кажется, прекрасно это понятно.

— Да, у федералов много такой работы.

Повисает компанейское молчание.

— Это меня типа бесит, — говорит И. В.

— То, что она работает на федералов?

— Проверки на детекторе лжи. Ей на руку надевают такую штуку — чтобы измерять давление.

— Сфигмоманометр, — решительно вставляет Дядюшка Энцо.

— От него у нее потом синяки на руках. Это меня почему-то тревожит.

— Это и должно тревожить.

— И весь дом в подслушивающих устройствах. Поэтому когда я дома, что бы я ни делала, наверняка кто-то подслушивает.

— Тут уж я точно с тобой, — говорит Дядюшка Энцо, и они оба смеются.

— Я задам тебе вопрос, который мне всегда хотелось задать курьеру, — говорит Дядюшка Энцо. — Я всегда смотрю на вашу тусовку из окна лимузина. Если уж на то пошло, когда меня кто-нибудь пунит, я всегда прошу Питера — это мой шофер — не слишком ему докучать. А вопрос такой: вы с головы до ног одеты в защитные костюмы с прокладками. Тогда почему вы без шлемов?

— У комбинезона есть шейный воротник, который надувается, если ты падаешь с доски, и покрывает голову, так что вполне можно отскочить от асфальта на голове. Кроме того, в шлеме странно себя чувствуешь. Говорят, он никак не влияет на слух, но на самом деле влияет.

— В своей работе вы сильно полагаетесь на слух?

— Да. Ясное дело.

Дядюшка Энцо кивает.

— Я так и думал. Мы тоже так считали, я и ребята из моего подразделения во Вьетнаме.

— Я слышала, что вы были во Вьетнаме, но… — Она останавливается, понимая, что это скользкая тема.

— Ты думала, это очковтирательство? Нет, я действительно там был. Мог бы держаться в стороне, если бы захотел. Но я пошел добровольцем.

— Вы добровольцем пошли во Вьетнам?

Дядюшка Энцо смеется.

— Да, пошел. Единственный мужчина в моей семье, кто так поступил.

— Почему?

— Думал, там будет безопаснее, чем в Бруклине.

И. В. смеется.

— Неудачная шутка, — говорит он. — Я пошел добровольцем потому, что мой отец не хотел, чтобы я туда отправлялся. А мне хотелось его позлить.

— Правда?

— Конечно. Я многие годы изыскивал способы ему досадить. Ходил на свиданья с черными девчонками. Отрастил длинный хайер. Курил марихуану. Но венец, кульминация — это было даже лучше, чем проколоть ухо, — я записался добровольцем во Вьетнам. Но и тогда мне пришлось пойти на крайность.

Взгляд И. В. перебегает с одной морщинистой мочки Дядюшки Энцо на другую. В левой она едва-едва различает крохотный бриллиантовый гвоздик.

— Что вы хотите сказать? Какую крайность?

— Все знали, кто я такой. Молва расходится, знаешь ли. Если бы я пошел добровольцем в регулярные войска, то остался бы в Штатах, заполнял бы какие-нибудь бланки — может быть, даже на базе Форт-Гамильтон, прямо здесь, в Бенсонхерсте. Чтобы это предотвратить, я пошел добровольцем в спецназ и сделал все, чтобы попасть в часть, которую отправили на передовую. — Он смеется. — И это сработало. Но я что-то заболтался, как старик. Я начал говорить о шлемах.

— Ах, да.

— Нашим заданием было прочесывать джунгли и выкуривать оттуда увертливых малых с пушками больше них самих. Партизан. И мы тоже полагались на слух — в точности как вы. И знаешь что? Мы никогда не носили шлемов.

— По той же причине.

— Вот именно. Даже если они не закрывают тебе уши, они чем-то сбивают слух. Я и по сей день думаю, что жизнью обязан тому, что ходил с непокрытой головой.

— И впрямь круто.

— Можно было предположить, что сейчас эту проблему уже решили.

— Ну да, — вставляет И. В. — наверное, есть вещи, которые никогда не меняются.

Запрокинув голову, Дядюшка Энцо от души смеется. Обычно такие выходки И. В. раздражают, но Дядюшка Энцо смеется так, словно ему действительно весело и интересно, а не для того, чтобы поставить ее на место.

И. В. хочется спросить, как он перешел от запредельного бунта к управлению семейным предприятием. Она не спрашивает. Но Дядюшка Энцо чувствует, что это логичное продолжение разговора.

— Иногда я спрашиваю себя, кто придет на мое место, — говорит он. — О, в следующем поколении у нас полно отличных парней. А вот дальше… Даже не знаю. Наверное, всем старикам кажется, что миру приходит конец.

— У вас миллионы младомафиози, — говорит И. В.

— И всем предназначено носить спортивные куртки и перебирать бумажки на благополучных окраинах. Ты, И. В., таких людей не уважаешь, потому что ты молодая и высокомерная. Но я их тоже не уважаю, потому что я старый и мудрый.

Слышать такое из уст Дядюшки Энцо — просто шок, но И. В. совсем не шокирована. Это кажется разумным соображением ее разумного друга Дядюшки Энцо.

— Никто из них добровольно не пошел бы на то, чтобы ему отстрелили ноги, лишь бы досадить своему старику. Им не хватает какой-то жилки. Они уже побеждены и наголову разбиты.

— Печально, — говорит И. В.

Лучше сказать такое, чем устроить младомафиози взбучку, что поначалу была склонна сделать И. В.

— Ну, — произносит Дядюшка Энцо. Это такое «ну», каким заканчивают разговор. — Я собирался послать тебе розы, но потом решил, что тебя это не слишком заинтересует, правда?

— О, я была бы не против, — говорит она. И кажется самой себе жалкой и слабой.

— Раз уж мы с тобой братья по оружию, есть кое-что получше. — Дядюшка Энцо распускает галстук и, расстегнув воротник, вытягивает на удивление дешевую стальную цепочку с парой штампованных серебряных табличек. — Это мои старые личные знаки, — говорит он. — Я носил их многие годы, просто так. Из протеста. Меня бы порадовало, если бы теперь их носила ты.

С трудом унимая дрожь в коленях, И. В. через голову надевает цепочку. Личные знаки теперь болтаются поверх комбинезона.

— Лучше убери их внутрь, — говорит Дядюшка Энцо. Она опускает таблички в потайное место между грудей.

Таблички еще хранят тепло Дядюшки Энцо.

— Спасибо.

— Это просто так, пустяк, — говорит он. — Но если когда-нибудь попадешь в переплет — покажи эти личные знаки тому, кто на тебя наезжает, и тогда ситуация, думаю, быстро изменится.

— Спасибо, Дядюшка Энцо.

— Береги себя. Будь добрее к матери. Она тебя любит.

22

На выходе из франшизы «Новой Сицилии» ее уже поджидает какой-то тип, который, не без иронии улыбнувшись, отвешивает легкий поклон, чтобы привлечь ее внимание. Выглядит довольно нелепо, но, пообщавшись некоторое время с Дядюшкой Энцо, она определенно стала поборником хороших манер. Поэтому она не смеется ему прямо в лицо, а только смотрит мимо и окорачивает себя.