Крылатые сандалии - Мария Папаянни

– Все искрошится в прах и вознесется снова[64].

«Я помер», – подумал Панда и вновь услышал голос, тот самый знакомый голос, который столько лет вдохновлял его в странствиях:

– Все теряется и возрождается.

Панда вскочил, встряхнулся и с невиданной силой начал разгребать камни, а потом и громадные валуны, пока ему не удалось раскопать маленькую щелочку. Он просунул в щель свою ладонь и с другой стороны почувствовал другую руку, теплую руку.

– Вавель, это ты? Твою ли руку я держу?

И тут из тьмы донесся голос:

– Ну ты опять старое заладил? Твое ли? Мое ли? Сколько раз тебе говорить? Мы сражаемся за всех. Забыл? Нас здесь много, и мы живы, и дожидаемся, пока ваше благородие изволит пошевелиться.

Вскоре Панда снаружи, а другие изнутри, разрыли широкий ход, и люди начали один за другим выбираться к свету. Последним появился Вавель, и Панда, рыдая, рухнул в его объятия.

– Мы справились, Вавель.

– Ты справился, Панда. Сам. Ты поверил и – посмотри! – передвинул целую гору.

Панда огляделся, увидел за спиной целую гору камней и глазам своим не смог поверить, что осилил такое самостоятельно.

* * *

– Эй, ну не совсем уж самостоятельно. Ломовой ему тоже помогал, – Роза перебила Нел, которая рассказывала ей о подвиге Панды.

Они сидели в центре острова вокруг большого костра, который разожгли, чтобы согреться. В сторонке Панда готовил омлетище со спаржей – настолько огромный, насколько можно себе представить. Уцелевшие хранители вместе с Марабу и Вавелем подводили итоги. Потери были значительными, однако большинство гнезд остались скрыты от побежденного врага.

Роза никогда не забудет тот миг, когда распахнулся вид на пиратский корабль. Он стоял посреди залива: тихий, мачты обломаны, ветер гоняет паруса, ни малейшего признака жизни. Покинутый, мертвый, беззубый. Корабль-призрак. Роза и Уршанаби взобрались на палубу и увидели, как Марабу трясет пиратов, будто пытаясь их пробудить. Уршанаби оттащил его и сказал: «Довольно, это их не вернет». Но Марабу не сдавался и все твердил, что они всего лишь зачарованы и обязательно вернутся.

– Вы их еще увидите. Они вернутся, оседлав волны.

Роза не выдержала и разрыдалась, и только тогда Марабу, будто очнувшись от монотонного качания, повернулся и посмотрел на них влажными, постаревшими глазами. Рябь морщин на его лице превратилась в глубокие водостоки, по которым стекали слезы. Роза и Марабу долго обнимались и плакали, пока Уршанаби искал живых среди обломков.

А теперь они сидели вокруг костра, все вместе, и ели приготовленную Пандой еду. И не смеялись. Не разговаривали. Не пели. Они оставили рядом с собой места для тех, кто их покинул, кто больше не вернется в Царство Глубин. Роза задумалась о Гамбито. Она не могла осмыслить, как это возможно, что он больше никогда не увидит вновь госпожу Горемыку, которая все еще ждет его и ищет. Роза вспомнила, как Элли пыталась найти Гамбито и звала его, заглядывая под машины на улице Судеб. От одного воспоминания грудь Розы пронзила жгучая боль. Как это никогда? Больше никогда вместе?

– Роза, – окликнул ее Вавель. – От всего Царства Глубин мы хотим поблагодарить тебя за то, что ты сражалась с нами плечом к плечу. Может, ты сомневаешься, стоила ли того эта битва. Может, на твоих весах потеря друзей тянет чашу вниз. И твои сомнения совершенно обоснованы. Потому мы всегда будем носить погибших друзей в наших сердцах и продолжим их путь, наш путь. Иного выхода у нас нет. Мир за один день не изменится. Сегодня наша страна стала меньше. Но настанет время, и из нее прорастут тысячи новых. Будьте уверены, однажды для нашего мира эта сказка станет былью. Настанет день, когда мы заживем в том самом некотором царстве, некотором государстве…

Роза безучастно улыбнулась. Она уже столько времени смотрела по сторонам, надеясь, что Гамбито вот-вот появится. Разумом она понимала, что Вавель говорит правильные вещи, но ничто не могло унять пылающую боль от утраты друга.

– Я пойду, – только и сказала она. – Я вернусь домой.

– Конечно же, ты вернешься обратно.

– Я хотела еще остаться помочь, но мне надо идти.

– Там, куда ты пойдешь, ты все еще будешь здесь, Роза.

– Как это?

– Без «как» и без «почему». Просто вот так. Завтра, когда ты проснешься, все будет иначе. Достаточно одного вечера, чтобы взглянуть на мир новыми глазами. Ты увидишь в ином свете и близких тебе людей, и тех, кто казались тебе далекими, очень далекими. Тебе достаточно лишь осмелиться нырнуть в глубину.

– А если я вас забуду? Если я вернусь и не смогу вспомнить ничего, что здесь происходило? Как когда просыпаешься и не можешь вспомнить, что приснилось, как бы ни пытался?

– Даже если не сможешь вспомнить, грезы коренятся в нашей жизни. Вот увидишь, мы встретимся снова совсем скоро, когда придет время. Ведь нам предстоит прожить вместе еще одну грезу.

Роза попрощалась с ними. Все новые друзья хотели побыть с ней чуть дольше, и потому все вызвались ее проводить, но Роза настояла, чтобы они продолжили праздник. К тому же путь ей предстоял не такой уж и далекий. Прежде чем Царство Глубин погасло, Роза успела оглянуться и спросить Вавеля:

– А каким будет тот, другой мир?

Вавель, улыбаясь, помахал ей рукой; даже если он что-то и ответил, Роза этого не услышала. Так что она решила, что тот, другой мир будет похож на улыбку. Улыбку, которая объединит множество разных людей, маленьких красных светлячков, загорающихся и гаснущих на карте, – всех тех, многих и разных, кто шагает по земле.

Есть дорога, есть путь[65]

Роза открыла глаза и обнаружила, что лежит в собственной кровати, а снаружи, на улице Судеб, просыпался новый день. Роза постаралась вспомнить все, что она прожила прошлой ночью. Битву, тревогу, горы и пропасть, тьму в трюме пиратского корабля и в брюхе кита-горы. А потом вспомнила, как Панда рыл землю, как Хранители Памяти выбирались к свету, как Нел выбежала встретить Розу, как улыбался Вавель. Она хотела все запомнить. Ничего не забыть. Казалось, со временем Роза сама начинает путаться, что она прожила сама, а что лишь услышала от других людей; казалось, что все было событиями ее собственной жизни. Интересно, а если она потрет глаза, то все истории испарятся, как сны, истлевающие в солнечном свете? Интересно, была ли только сном вся та другая жизнь, другая страна, которая настолько непохожа на эту? А если та жизнь и правда была всего лишь сном, почему до сих пор кажется, что в груди зияет