Выбор – быть человеком! (СИ) - Войлошников Владимир

*хорошая, стоящая

Эта белоснежка родилась в один день с Полинкой (знак, наверное?) и с двухмесячного возраста повсюду была с нами. Обеим вчера кстати, исполнилось по пять наших больших новоземских месяцев*.

*по сорок дней в каждом

Четвёртый сухарь под радостный вопль «а-ддя-дя!!!» просвистел и исчез в собачьей чавке. Галя села в кресле прямее.

— Мам, глянь… — пятый. — Ты глянь, как она метко кидает!

Идили культурно подобрала с пола крошки.

Я отобрала у дочки мешок, вызвав возмущённый ор.

— А ну-ка! Нельзя хлебом кидаться! Ай-яй-яй! Пошли к тёте Марине сдаваться, матери надо пронестись по делам. Подрастёшь — к дядьке Долегону отдам тебя учиться, пусть у него за твою меткость голова болит.

Долегон из всех наших эльфов стал самым что ни на есть настоящим лесным эльфом. Вот прямо классическим эльфским эльфом, чес слово. Увидеть его в лесу (и услышать, кстати) было крайне проблематично. Только Нифредил и справлялся, тепловизор наш ходячий. А по меткости никакой Леголас ему и в подмётки не годился. И если найдутся тут почитатели творчества господина Толкиена, сразу скажу — нечего возмущённо дышать. Леголас — персонаж выдуманный, а наш Дол — натуральный, у него и документы есть. А уж из лука он стреляет так, что с ним давно на спор забиваться перестали. Магия-шмагия, не иначе. Золотой лук Средиземья! Тьфу ты… Белого Ворона, конечно.

МАТЬ ПОНЕСЛАСЬ

Ну вот, я высказала дочерям свои соображения и помчалась сдавать мелкую к Марине на попечение.

Не могу сидеть кочкой. Никогда не могла, а уж теперь-то, когда я вроде как «мать народов» — тем более. Даже когда Поля совсем маленькая была, я выкраивала часа два утром и часа два вечером, чтобы успеть порешать неизбежно накапливающиеся дела, а уж теперь, когда ей полгода стукнуло, можно было с чистым сердцем и на полдня её оставить; Марина — человек надёжный.

Я по-прежнему вела значительную часть секторов нашего феодального хозяйства. Прежде всего, всё, что связано с детьми, с целительством и с рабами. Ну и ещё целый букет направлений курировала по верхам, поскольку там были отличные свои руководители.

Баронство наше за три года, как пришли гномы, сильно изменилось. Достроенный замок стал, конечно, доминантой над округой, но и помимо этого много чего произошло. После Бирюзы и Малахита отстроились и заселились Авантюрин на севере (там сели в основном астраханские) и Лазурит, наоборот, на два километра южнее острова, по берегу залива. Лазурит — чисто посёлок лошадников. Туда, к удивлению Петши Хармановича, помимо цыган высказала горячее желание пойти целая куча совсем даже не цыган. Уехали разводить легконогих скакунов и Андрей с дочкой, и человек ещё тридцать таких же сумасшедших лошадников. Но не все!

Часть осталась, выводить тяжёлую породу добродушных и очень надёжных лошадей. А ещё — супертяжёлых, подхожих для тяжёлого латника, и это была уже совсем другая история. Петька Савельев, например, Андреев сын — остался.

Я, правда, сперва думала, что он остался из-за друиды, влюблённый в неё со всей силой юношеского максимализма. Но Андле вообще мало что видела вокруг (кроме зверей, конечно), так что Петька пережил период горького и безответного отчаяния, но всё равно не ушёл в Лазурит и, прогрустив зиму, снова стал весёлым и бесшабашным Петькой.

Кроме двух рабских посёлков — Песчанки и Хризопраза — в полную силу развернулся Диабаз. Как несложно было догадаться, стоял он на диабазной каменоломне. Туда перевели половину каторжан с Песчанки, часть которых заготавливала камень, а часть — этим же камнем мостила дороги. Ходу от Диабаза до Серого Камня было чуть не сорок километров (со всеми загибами если), так что, думаю, этого задания им хватит надолго.

Теперь вот из новостей ещё — намётку на будущую дорогу (где просеками, а где по редколесью — вешками) довели до самого Евфрата, ребята присмотрели (успели-таки) место под острожек, будем снова строиться.

Что касается роста людского населения, то тут было всё несколько неоднозначно. К началу восьмого года весь состав Белого Ворона едва дотягивал до двух тысяч. После прямо-таки геометрической прогрессии первых лет как-то было не очень оптимистично.

Причин такого торможения я лично видела несколько. После всплеска переселенческой активности в третьем-четвёртом году, многочисленные новости о бандах и бесчинствах, подогретые цыганской междоусобицей, почти перекрыли поток новичков со стороны Иркутского портала.

Кроме того, две тысячи двадцать третий год удивил Россию аж тремя активно развёртываемыми государственными программами. К переселению приглашались прежде всего ветераны различных силовых структур, но и список прочих вакансий тоже был не маленький. А были, между прочим, и негласные проекты. Это нам Мирон рассказал, приезжавший повидаться с внуками. Рассказал не в передачу, конечно, — ну так мы и не трепались, даже между своими не стали афишировать. Сколько было не очень явных и совсем неявных программ — бог его знает. Но бонусы переселенцам предлагались знатные (и деньгами, и матпомощью), так что многие предпочли пойти туда. Да и размахами эти проекты были куда как мощнее нашего. Вон, Миронов сослуживец вписался в один — так номер его дела был аж пятнадцать тысяч какой-то! Сразу — масштаб! А это значит что? Повышенная пассивная безопасность. Ну, по крайней мере, так казалось.

Кроме государства, выступил и частный капитал, я уже как-то писала про Приморское княжество. Получилось оно огромным (во всяком случае, по нашим нынешним новоземским меркам) и, похоже, располагалось на нашем же континенте. Во всяком случае, признаки были. Но довольно далеко — да и к лучшему.

Туда приглашали ещё активнее и куски сулили ещё жирнее. Судя по распечаткам новостей, которые собирали для нас Стольниковы, Приморское княжество набирало целую армию в буквальном смысле этого слова. И ещё одну армию, втрое бо́льшую — обслуживающего персонала.

Кто не хотел работать на большие кошельки — мог зайти сам, занять кусок земли и жить в своё удовольствие, отчисляя малую мзду за охрану. Климат там был мягкий, морской, почти Тайский или Средиземноморский. Многие намёрзшиеся на Старой Земле бросились туда. И я их не осуждаю, ни в коем случае! Человек же ищет, где ему по душе.

А потом явились гномы со своими рассказами о монстрах. И, как ни крути, случилось это, как бы сказать… в пешей доступности от нас — и от ручейка переселенцев остались вовсе единицы.

С другой стороны, от этих неприятных новостей случились несколько неожиданные подвижки: часть переселенцев, живущих до сих пор отдельными дворами, попросилась под крыло Белого Ворона, ибо невнятных угроз, как оказалось, люди боятся даже больше, чем банальных бандитов.

Зато я скажу вам, кто не боялся! Не боялись дети, надеющиеся найти в новом мире семью — за три прошедших года мы приняли более трёхсот детей и подростков.

А ещё не боялись люди, включённые нами в так называемую «инвалидную программу». Нет, кое-кто, испугавшись страшных новостей, отсеялся (не сами, естественно — опекуны), но основная масса — нет. Каждые двадцать дней по Иркутскому времени (а по-нашему — раз в два месяца) — мы принимали очередную группу новичков из двадцати четырёх взрослых несамостоятельных инвалидов. Их печаль была в том, что исцеляясь от заболевания, они сохраняли жизненный опыт маленького ребёнка, и чем сложнее был у них диагноз на Старой Земле — тем менее самостоятельными и дееспособными они оказывались на Новой.

За три прошедших года мы уже обкатали методику ускоренной социализации. Нет, вы только не подумайте, что двух месяцев хватало на всё — про всё, и мы получали полноценного члена общества — далеко нет! До выхода на хотя бы относительную самостоятельность (сопоставимую со здоровыми подростками лет десяти-двенадцати) требовалось минимум полтора года, при самых лучших раскладах. Чаще два и больше. Это только то, что касалось хозяйственно-бытовых вопросов и участия в трудовой жизни баронства. А интеллектуальная компенсация, так же как полная социализация и военная подготовка должны были идти в обычном темпе и по нашим прикидкам занимать ещё лет шесть-восемь.