Последний койот - Майкл Коннелли

— Это я пони…

— Помните, что я сказал вам в первый день? Что все важны — или никто не важен. Ну так вот: долгое время смерть моей матери ни для кого не была важна. Ни для этого управления, ни для общества, ни даже для меня самого. К сожалению, я вынужден это признать — ни даже для меня самого. Когда несколько дней назад я открыл эту папку, то вдруг понял, что дело о ее убийстве просто-напросто похоронили. Подобно тому, как я похоронил ее в своем сердце, примирившись и с ее смертью, и с тем, что ее убили… Дело о ее убийстве положили под сукно по той именно причине, что и при жизни с ней не больно-то считались. И когда я осознал, как долго сам не придавал значения этому делу, мне захотелось… ну, не знаю… закрыть лицо руками, возмутиться, зарыдать… Что-то вроде этого.

Он замолчал, не в силах облечь в слова обуревавшие его чувства. Посмотрев в окно, он вдруг заметил, что утки, висевшие прежде в витрине мясной лавки, исчезли.

— Знаете что? — Он по-прежнему старался не смотреть на нее. — Она, конечно, была женщиной для развлечений и все такое, но я подчас думаю, что ее не заслуживал… Зато сполна заслужил все то, что выпало на мою долю.

Он снова замолчал, продолжая все так же стоять у окна и не глядя на доктора Хинойос. Тогда заговорила она сама:

— Возможно, в этот момент мне следовало сказать вам, что вы слишком к себе суровы. Но вряд ли это поможет.

— Точно. Не поможет.

— Может, вы вернетесь к столу и присядете?

Когда Босх садился, их глаза встретились. Первой заговорила Хинойос:

— Хочу вам заметить, что вы все путаете. Ставите телегу впереди лошади, ну и так далее. Вы не можете брать на себя ответственность за это дело хотя бы потому, что его, возможно, прикрыли вполне сознательно. Во-первых, вы не имеете к этому никакого отношения, а во-вторых, узнали об этом только на этой неделе, заглянув в папку.

— А почему, спрашивается, я не заглянул в нее раньше? Ведь я живу в этом городе всю свою жизнь, двадцать лет прослужил здесь полицейским. Мне давно уже следовало взяться за это дело. И что с того, что я не знал некоторых деталей? Я ведь знал, что ее убили, знал, что никого за это преступление не арестовали и не осудили. Этого вполне достаточно.

— Подумайте об этом, Гарри, хорошо? Когда будете сегодня ночью лететь в самолете. Вы поставили перед собой благую цель, но нельзя допустить, чтобы расследование этого дела еще больше подорвало ваше здоровье. Поверьте, оно того не стоит. Не стоит тех жертв, которые вы, возможно, собираетесь принести на его алтарь.

— Вы говорите, «не стоит»? Но ведь убийца-то на свободе. Он думает, что ему это сошло с рук. Годами так думал. Десятилетиями. А я хочу это изменить.

— Похоже, вы меня не поняли. Я вовсе не хочу, чтобы виновный избежал наказания, особенно убийца. Я говорила о вас. Вы сейчас моя главная забота. У матери-природы есть одно базовое правило. Живое существо не должно бессмысленно жертвовать собой. Для этого природа и наделила нас инстинктом самосохранения. Боюсь, однако, что обстоятельства жизни основательно подорвали этот ваш инстинкт. В погоне за убийцей вы способны загубить не только свое здоровье, но и жизнь. А я не хочу, чтобы вы пострадали.

Она перевела дух. Босх промолчал.

— Должна вам заметить, — тихо продолжила доктор Хинойос, — что очень нервничаю по этому поводу. Подобной ситуации в моей практике еще не было, а ведь я работаю с копами уже девять лет.

— У меня для вас плохая новость, — ухмыльнулся Босх. — Вчера я незаконно проник на благотворительный вечер в доме Миттеля. Полагаю, мне даже удалось его напугать. Я бы на его месте испугался.

— Вот дерьмо!

— Это что же — новый термин из области психологии? Я с ним незнаком.

— Это не смешно! Зачем, скажите, вы это сделали?

Босх на секунду задумался.

— Не знаю. Это было словно наваждение. Я просто проезжал мимо его дома и увидел, что там в разгаре прием. И это… Короче, я на него разозлился. Подумал: «Вот гад, еще приемы устраивает, в то время как моя мать…»

— Вы говорили с ним об этом деле?

— Нет. Я даже своего имени ему не назвал. Мы с ним немного поболтали о разных пустяках — и все. Правда, я кое-что для него оставил. Помните ту газетную вырезку, которую я показывал вам в среду? Ну так вот, я отослал ее ему со служанкой и видел, как он ее читал. Уверяю вас, эта статейка здорово подействовала ему на нервы.

Хинойос с шумом втянула в себя воздух.

— Постарайтесь взглянуть на то, что вы сделали, глазами стороннего наблюдателя. Как считаете, это было разумно?

— Я уже думал об этом. Полагаю, что повел себя неумно. Это была ошибка. Он, возможно, предупредил Конклина. Теперь они оба знают, что кто-то за ними охотится, и будут настороже.

— Видите, что получается? Ваши поступки подтверждают мои худшие опасения. Обещайте мне, что впредь подобной глупости не совершите.

— Этого я вам обещать не могу.

— В таком случае я должна сказать вам следующее: конфиденциальные отношения «пациент — доктор» могут быть нарушены, если врач считает, что пациент способен причинить вред себе и окружающим. Помните, я говорила, что почти бессильна вас остановить? Но почти — не значит полностью.

— Вы пойдете к Ирвингу?

— Пойду, если уверюсь в вашем безрассудстве.

Босх разозлился, осознав, что эта женщина способна контролировать и его самого, и его поступки. Подавив свой гнев, он в знак капитуляции поднял руки:

— Хорошо. Я не буду больше вламываться на чужие вечеринки.

— Этим вы от меня не отделаетесь. Мне нужно нечто большее. Я хочу, чтобы вы держались от этих людей подальше.

— Я могу лишь пообещать, что не трону их, пока не соберу целый мешок доказательств.

— Я серьезно с вами разговариваю.

— Я тоже.

— Очень на это надеюсь.

В комнате повисло молчание. Оба разнервничались и теперь выпускали пар. Она отвернулась от него, должно быть, размышляя, как действовать дальше.

— Ну что ж, продолжим, — наконец произнесла она. — Надеюсь, вы понимаете, что затеянное вами расследование отодвигает на задний план то, чем мы с вами по идее должны здесь заниматься?

— Понимаю.

— По этой причине мне, возможно, придется настаивать на продлении курса.

— В последние дни вопрос о продлении меня не волнует. Мне нужно свободное время, чтобы продолжать расследование.

— Что ж, будем работать до тех пор, пока вам не надоест, — саркастически заметила Хинойос. — Итак, вернемся к инциденту, из-за которого вы сюда попали. Рассказывая об этом на нашем первом сеансе, вы весьма кратко и расплывчато описали происшедшее. И я знаю почему. Тогда мы еще только знакомились, прощупывали, так сказать, друг друга. Но теперь эта стадия позади. В этой связи мне бы хотелось услышать более полную версию этого инцидента. В прошлый раз вы утверждали, что всему виной лейтенант Паундс.

— Это так.

— В чем же он провинился?

— Прежде всего надо учесть, что лейтенант Паундс, являясь начальником бюро детективов, сам детективом никогда не был. Хотя, возможно, он и просидел несколько месяцев за столом в детективном бюро где-нибудь на побережье, и соответствующая запись в его резюме имеется. Но по сути он не детектив, а администратор. Мы называем его Робократ. То есть для нас он не более чем бюрократ с полицейским значком. Он любит составлять отчеты, но не имеет ни малейшего представления о том, как вести расследование, и не видит разницы между допросом и полицейским дознанием. Но это бы еще ничего. В управлении таких людей полно. И я всегда говорил и буду говорить: пусть они делают свою работу и не мешают нам делать нашу. Проблема в том, что Паундс не понимает, в каком деле он хорош, а в каком плох. И это уже не раз порождало в бюро конфликты. В конечном счете это и привело к событию, которое вы продолжаете называть инцидентом.

— Так что же он все-таки сделал?

— Он «тронул» моего подозреваемого.

— Объясните, что это значит.

— Когда вы привозите в отдел подозреваемого по делу, которое расследуете, он целиком находится в вашей власти. Никто не имеет права рядом с ним даже прохаживаться. Понимаете? Неверное слово, неправильно заданный вопрос могут испортить все дело. Это общее правило, которое гласит: не трогай чужого подозреваемого. Оно относится ко всем — к лейтенантам и начальникам управления в том числе. Никто не должен вмешиваться в расследование, не заручившись предварительно согласием двух детективов, которые ведут дело.

— Что конкретно тогда произошло?

— Как я уже вам говорил, мой напарник Эдгар и я привезли в отдел подозреваемого. Расследовалось дело об убийстве женщины. Одной из тех, что оказывают так называемые услуги сексуального характера на Голливудском бульваре. Ее вызвали в номер одного из мотелей на Сансет, которые давно уже считаются в нашей среде притонами разврата. Она приехала и, согласно договоренности, занималась сексом с проживавшим там парнем. Потом ее закололи. Удар был нанесен ножом в верхнюю правую часть грудной клетки. Тип, который пригласил ее к себе в номер, повел себя весьма расчетливо и хладнокровно. Он вызвал полицию, сказал, что это ее нож и что она, угрожая ему этим ножом, пыталась его ограбить. Он сказал, что во время схватки отвел ее вооруженную ножом руку и каким-то образом воткнул этот нож в нее. Короче говоря, утверждал, что действовал в пределах самообороны. На этой стадии в номере появились мы с Эдгаром и сразу заметили некоторые детали, расходившиеся с указанной трактовкой событий.