Я жил в суровый век - Григ Нурдаль

Инспектор приказал полицейским хватать заключенных, вытаскивать из барака и запирать в камеры. Вперед вышел один из заключенных.

— Мы пришли сюда, чтобы заявить протест против выдачи наших товарищей немцам. Добровольно мы не уйдем отсюда. Но незачем грозить нам силой. Мы не собираемся оказывать сопротивление и применять насилие против полиции.

— Хватайте их! — закричал Хеннингсен.

И сильные молодые полицейские бросились на беззащитных заключенных. С профессиональной жестокостью они били их, пинали, волочили по полу. Вскоре все были заперты в камеры. Хеннингсен победил. Два заложника были переданы посланцам Оденсе, нетерпеливо ожидавшим у машины.

Остальных заключенных весь день держали взаперти, а Хеннингсен вел переговоры с министром юстиции Ранэ о дальнейшем ходе событий. Было решено, что лагерь Хорсерёд снова будет эвакуирован, а интернированные переведены в тюрьму Вестре. И снова через Северную Зеландию потянулась вереница зеленых машин с молчаливыми вооруженными стражниками. В тюрьме непокорных размещали по двое в камерах без права общения, без права на свидания, табак и передачи. Они пели и шумели в камерах, звонили, пока звонки не были выключены. Тогда они начали стучать скамьями в двери камер. Шум этот был слышен по всему зданию тюрьмы.

Предстояла выдача четверых заключенных. А из коммунистов, особенно активных, по мнению Хеннингсена, выдаче немцам подлежали двое. Хольгерсен отчаянно протестовал. Он упрямо стоял на том, что интернирование — мера защиты. Он лояльно и послушно выполнял приказы правительства, но не желал нести ответственность за выдачу земляков немцам.

Ранэ не обратил внимания на протест директора тюрьмы. Хольгерсен всего на день смог задержать выдачу, и то лишь потому, что умер. На следующий день из Нюборга прибыл высокий толстый человек. Под его ответственность четыре заложника были выданы. Не без гордости датская полиция в тот день передала немцам трех схваченных ею парашютистов.

За стенами тюрьмы люди готовились к рождеству, многие и не подозревали, что страна только что пережила опасный кризис.

С одобрения немцев и при поддержке всех партий ригсдага министр иностранных дел Скавениус взял в свои руки бразды правления. Новое правительство прежде всего обратилось к ригсдагу с ходатайством издать закон о полномочиях, который дал бы ему право без решения ригсдага принимать необходимые с его точки зрения меры по поддержанию спокойствия и порядка и бороться с деятельностью, которая при данной серьезной ситуации в оккупированной стране могла бы поставить под угрозу ее интересы и безопасность.

Проект закона о полномочиях, изложенный министром юстиции Ранэ, был принят единогласно. Соответствующий параграф закона дал правительству право устанавливать особые правила по рассмотрению дел и вынесению приговоров, без привлечения присяжных и обычных судей и с назначением специальных судей.

Еще до принятия этого закона датским полицейским удалось арестовать руководителя коммунистической партии. Его не судили, а через двенадцать часов после ареста решением правительства выдали гестапо. Через некоторое время пресс-бюро Министерства иностранных дел опубликовало официальное сообщение об аресте нескольких активных коммунистов.

«Усилившаяся за последнее время подпольная активность коммунистических групп в Дании, их призывы к диверсиям и осуществление ими актов насилия привели к необходимости суровой борьбы. В этой связи был осуществлен арест некоторых коммунистов и некоммунистов, объединившихся с целью противопоставить широкие слои датского народа правительству...

...Подпольная организация «Свободная Дания» была создана коммунистами и через свой орган подбивала население на незаконные действия. В газете, в частности, содержались призывы к саботажу и диверсиям. Газета выпускалась в основном на средства коммунистов, но для того, чтобы выступать от имени более широких слоев населения, формально газета не была коммунистической, и, таким образом, удалось заинтересовать ею и вовлечь в подпольное сотрудничество с коммунистами и некоммунистов...»

После изгнания непокорных лагерь Хорсерёд не пустовал. Из переполненной тюрьмы Вестре в него перевели триста арестованных. Инспектор Хеннингсен встретил их обычным криком.

Поднявшись на цыпочки, он кричал бывшим добровольцам гражданской войны в Испании:

— В лагере должны царить порядок и дисциплина! Вы обязаны беспрекословно мне повиноваться и выполнять все мои приказы! Я не терплю возражений! Поняли?

Пока он говорил, заключенные медленно наступали на него, и маленький человечек отступал. Они поняли, что он боится. Тогда они вдруг сделали поворот «кругом» и повернулись к нему спиной. Они не намерены были слушать его вопли.

Большинство арестованных были молодые люди. Они сражались в интернациональной бригаде против фашистов генерала Франко, и их трудно было запугать. Они снова были вместе, это поднимало их дух и создавало у них такое чувство, будто их вновь призвали в бригаду. Преисполненные бодрого, воинственного мужества, они ходили, по-военному твердо ступая по земле.

В лагере им выдали старые шинели. Им это пришлось по душе. Они разделились на колонны, маршировали, делали различные упражнения под веселые выкрики команды и забрасывали друг друга кусками торфа, изображавшими ручные гранаты. Надзирателю, случайно проходившему мимо, набросили мешок на голову и взяли в плен. Правда, его тут же успокоили, объяснив, что это пока лишь упражнения, пусть не боится, это еще не по-настоящему.

Инспектор Хеннингсен подписывал все новые приказы. Спортивные упражнения были запрещены, запрещено было покупать или приносить в лагерь спортивные принадлежности, могущие быть использованными в качестве оружия. Инспектор запретил заключенным собираться вместе. Надзиратели обязаны вмешиваться, обнаружив, что собралось более пяти человек. Кроме того, интернированным было запрещено вести между собой политические беседы.

За две недели Хеннингсен издал пятьдесят восемь приказов, содержавших самые хитроумные и утонченные запреты. Заключенные, получив приказ, клали его в почтовый ящик, откуда он возвращался на письменный стол Хеннингсена.

Нервы Хеннингсена не выдержали. Он не выходил из конторы, помещавшейся за пределами колючей изгороди лагеря. Припадки дикого бешенства перемежались периодами глубокой депрессии. Страх цепко держал его в своих когтях. Его подчиненные не в состоянии были удержаться от улыбок, когда его приказы возвращались к нему на стол. Он не мог обеспечить необходимый порядок в лагере и даже не решался войти за изгородь, где правили заключенные.

Сидя в своей конторе, он приказывал, чтобы заключенных на ночь запирали. На следующий день ему докладывали, что заключенные сломали замки. Привезли висячие замки, но и они оказались сломанными. Хеннингсен обратился в тюремный директорат за помощью, в третий раз требуя эвакуации лагеря.

В директорате с ним говорили холодно. В теперешних условиях эвакуация нежелательна. Нежелательно привлекать внимание общественности к тому, что происходит в лагере. Нежелательно вообще, чтобы о лагере вспоминали.

Из лагеря, вступить в который инспектор не осмеливался, пришел новый рапорт: испанские добровольцы, одетые в военные шинели и подпоясанные ремнями, военным маршем вошли в барак-столовую. Под шинелями они держали отломанные ножки стульев. Они отказывались покинуть барак, пока не будут удовлетворены их требования.

Хеннингсен по телефону послал новый сигнал бедствия в тюремный директорат. Помощь нужна немедленно. Ему сообщили из тюрьмы Вестре, что в Хорсерёд едет новый инспектор, обладающий особыми полномочиями.

В ожидании предстоящей битвы с заключенными Хеннингсен принял свои меры. Он роздал надзирателям слезоточивые бомбы, но не позволял им напасть на барак, пока не придет помощь со стороны. Он не доверял лагерному персоналу.

Инспектор из тюрьмы Вестре приехал в автомобиле с полномочием на месте уволить Хеннингсена. С отвращением он смотрел, как плакал маленький человечек.

В барак был послан надзиратель, чтобы пригласить уполномоченных на переговоры. Три человека решительно вышли из барака, уверенные, что их вызывают выслушать ультиматум Хеннингсена. Они были изумлены, увидев на стуле маленького инспектора высокого толстого человека.

— Кто вы? — с удивлением спросил один из уполномоченных.

— Енсен, инспектор лагеря Хорсерёд.

Он любезно сообщил, что Хеннингсен уволен и что он сам, помимо своей должности инспектора тюрьмы Вестре, взял на себя еще и руководство лагерем Хорсерёд. Он не сможет бывать в лагере ежедневно, но ему назначат заместителя, который будет заниматься текущими делами.