Против течения на велосипеде - Юлия Игоревна Гехт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы и зимой здесь живёте? — я не удержалась и всё же спросила.
— Зимуем потихоньку, — вздохнула Александра. — Я одну зиму, а Захарыч — уж все пять, наверное. А, Захарыч?
— Да уж седьмая будет, я тут старожил, можно сказать, — Захарыч чиркнул спичку, которая в его огромных руках казалась и вовсе ничтожно маленькой, — и затянулся. — Тихо здесь зимой, красота… Вот только темно вечерами, скучно… Морозы трещат. Но мы привыкли.
Казалось, здесь не действуют принятые законы времени, по всем этим людям было не понять, сколько им лет. У мужчин прибавляли возраст отпущенные бороды, по натруженным загоревшим рукам в шрамах и царапинах было видно, что жили они уже долгую и непростую жизнь. Александра, несмотря на свою полноту, двигалась легко и плавно, словно юркая белка. В её тёмные длинные волосы закралась седина, но глаза лучились тёплым светом, как у девчонки, только вот если приглядеться — паутинка морщин уже легла на её румяное лицо и уже не собиралась его покидать…
Возвращаться по мосту было уже не так волнительно, как в первый раз. После нескольких часов прогулки в бору, ледяной озёрной воды и доброй горячей бани, в теле чувствовалась приятная усталость, клонило в сон. Мы, обмякшие, разморённые, шли нога за ногу по улочкам деревни к своему дому. Нам предстояла первая ночь на новом таинственном месте. Когда окна дома налились густой темнотой, мы задёрнули занавески и включили свет. Тишина. Слышно лишь, как счётчик отмеряет электричество. Поднимается ветер — ветви рябины стучат в окно. Сразу уснуть мы не могли, ворочались в спальных мешках с боку на бок, скрипя пружинами старых диванов. К ночи ветер стал ещё сильнее, разъярённо трепал он деревья, хлопал калиткой, колотил худым металлическим листом на кровле дома. Усталость всё-таки взяла своё, и сон накрыл меня тяжёлой пеленой.
И вот я оказываюсь среди незнакомых мне людей. Они обступают меня со всех сторон, я оборачиваюсь — их круг плотно смыкается, и я оказываюсь внутри хоровода, подобно новогодней ёлке. Кто они? Они все смотрят на меня, тянут ко мне руки, что-то просят, чего-то от меня ждут. Что им нужно? Я растерянно кручу головой влево-вправо, вверх-вниз. И внизу наконец обнаруживаю какие-то свёртки. Видимо, люди хотят, чтобы я отдала им эти свёртки. Я не знаю, что там внутри, но раз хотят, пожалуйста, возьмите, не жалко. А хоровод всё кружит, жаждущие лица мелькают, и просят, и требуют отдать… Поднимаю с пола свёртки, отдаю в руки одному, другому, третьему. Пока беру новый свёрток, хоровод всё кружится, и тот, кому не успеваю отдать — выбывает из круга. Так хоровод теряет звенья и становится всё плотнее, всё ближе люди подступают ко мне, движение ждущих ускоряется, я всё реже и реже успеваю отдавать свёртки. И вот круг становится совсем тесным и душным, мне уже трудно дышать, а люди всё ближе, их руки, торчащие из-под рукавов, жёлтые кисти рук, корявые пальцы…. Не могу больше! Я кричу и словно взлетаю, взмываю вверх и просыпаюсь.
Ураган стих. За занавесками утро. Жека спит рядом, отвернувшись к побеленной стене, почти с головой спрятавшись в спальник. Значит ли что-то этот кошмар? Есть ли в нём смысл или это проделки «хозяев» дома? И всё-таки круг разорван! Хоровод ждущих — начальников и коллег с планёрок, клиентов и поставщиков в телефонных трубках — остановлен! Я вырвалась и улетела от них всех сюда, где всё пространство и сама душа расчищаются ураганом, смывая лишнее озёрной ледяной водой… Сквозь задёрнутые лёгкие занавески прорывался свет, отчего ночные тревоги будто рассеивались, казалось, что жизнь снова потекла по привычному руслу тихо и легко. Жека завозилась и открыла глаза.
— Привет! — она расстегнула молнию спальника, вытянула обе руки вверх и сладко потянулась. — Ну и ночь!
— Да уж… — меня всё ещё не отпускало воспоминание о ночном кошмаре, я пребывала где-то на границе между сном и реальностью.
Меж тем Жека уже раздвигала занавески в комнате, и окна загорелись ослепительно ярким холодным светом, что не могло не удивлять, ведь ещё вчера днём ничего подобного не было.
— Смотри! — прильнула Жека к окну. — Ого!
Я поспешила слезть со скрипучего дивана и встала рядом с Жекой. Весь двор устилал безукоризненно белый снег.
— Снег выпал! Вот это да! Вот это девятое мая! — Я действительно впервые видела снег на День Победы.
Снег укрыл сырую чёрную землю, деревянную лавочку, завалинку дома. «Надо сфотографировать пока не растаял!» — вспыхнуло у меня в голове, и я отыскала в рюкзаке фотоаппарат. Одевшись потеплее, я зашла в кухню за ведром, что стояло под окошком, чтобы по пути принести в дом воды. Едва протянув руку к ведру, я остолбенела: из нашего кухонного окна, выходившего на внутренний двор дома, я увидела, как зашевелилась часть почвы и обозначилась крышка люка, о существовании которого ещё вчера мы и ведать не ведали, его словно соорудили сегодняшней дурной ночью. Земля, запорошенная снегом, на моих глазах вдруг разверзлась, выдав тайную дверь в какой-то иной, невидимый до сих пор магический мир. И оттуда, из-под земли, появилась дряхлая скрюченная старуха в чёрном платке и телогрейке.
У меня пересохло в горле, я не могла и двинуться с места. А старуха закрыла крышку люка, и, несмотря на то что тело её было сковано болезнью и старостью, проворно двинулась к нашему окну. Да, я была замечена! Она шла ко мне! Нас разделяла лишь пара тонких стёкол в трухлявой оконной раме. Что, ну что ей нужно от меня? Может, она ведьма, упыриха из подземелья?.. Она вплотную приблизилась к окну, и мне удалось разглядеть её жёлтое перекошенное лицо, выражение которого мне было не уловить, и старуха стала стучать костяшками пальцев в окошко. Стекло взволнованно задребезжало, я с ужасом и полным непониманием происходящего глядела на незваную гостью.
— Чернички не хотите? — даже через закупоренное окно её слова были вполне различимы и суть их ясна.
— Чего? — еле выдавила я, уставившись на старуху. А та
