Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова

— Сашечка, тебе суп понравился?.. Солнышко, ты ешь поскорее, а то мне не терпится тебе что-то показать…

— Показать?.. Что показать? А ну-ка, марш в постель!

— Да-да, — живо соглашается Лиса. — Я пару минуточек посплю? Ты не обидишься? — и, не дожидаясь ответа, с закрытыми глазами бредёт в спальню. Ткнувшись коленями в кровать, падает на неё как подкошенная. Причём как-то неловко, на самый край. Упала и моментально провалилась в глубокий сон.

Догнавший жену Саша попытался помочь ей переодеться, хотел уложить удобнее, но она не далась.

Ещё нет одиннадцати, и Саша уходит на кухню. Он убрал со стола, вымыл посуду и со спокойной совестью отправился в зал, смотреть телевизор.

В зале на столе, застеленном старинной льняной скатертью, аккуратно разложены детские вещи. Скатерть им на свадьбу подарила мама его Лисы. Саша вдруг вспоминает рассказ о том, что этой скатертью был застелен стол на тёщиной с тестем свадьбе.

Надо же — подарить такую памятную вещь…

Всё вместе, и воспоминания, и картинка рукоделья его жены — сжимает Сашкино сердце щемящей нежностью. Хорошо, когда вокруг тебя умеющие любить люди!

Хорошо!

Расчувствовавшись, Сашка осторожно берёт одну из распашонок, прижимает её ткань к лицу и глубоко вдыхает. На какое-то мгновение ему кажется, что сквозь пока ещё бездушный запах новой вещи пробивается едва уловимый, но такой родной запах его жены… Расчувствоваться окончательно не даёт неожиданный звук. В одной из комнат упало что-то тяжёлое. Или кто-то? Когда Сашка оказался в спальне и на ощупь хлопнул по выключателю, то в залившем комнату ярком свете увидел сидящую на полу Лису. Вид у неё жалкий, растерянный, взъерошенный.

— Саша, у меня внутри что-то порвалось.

— Что порвалось?!

— Не знаю… Что-то.

Он нагнулся к ней, попытался поднять, но она, скривившись от боли, не далась.

— Не трогай, больно… Мне ногу сводит, Саша!

— Не нервничай! Успокойся! Выпрями её до предела и тяни носок на себя! — он очень старался, чтобы его голос звучал максимально спокойно. — Объясни, что случилось? Как ты упала? Почему?!

— Не знаю… Ничего страшного. Не беспокойся. Уже проходит… Нет!!! Не надо! Больно!

Но Саша её не слушал. Встав на колени, он растирал ей стопы, разгоняя кровь от лодыжек к коленям.

— Хватит, Сашечка… Спасибо, не надо больше… Ну остановись уже! — она опёрлась на его плечо и попыталась встать. Поднимаясь, вдруг почувствовала, как из неё потекло что-то густое, тёплое. Потекло совершенно помимо её воли. В тот же миг остро пронзило низ живота.

Неприятные ощущения сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Вслушивавшаяся в себя Лиса боялась сдвинуться с места. Она даже дышала осторожно, через раз. Едва приступ боли отпустил, тут же устремилась в ванную. Что там делала — было непонятно, но вышла оттуда бледная, растерянно посмотрела на мужа и, найдя в его взгляде поддержку и сочувствие, решилась:

— …Саша, у меня там кровь… Много крови…

Признавшись, словно передала ему ответственность за дальнейшее. Стала какой-то сонной, безразличной к происходящему. Звуки окружающего мира, мгновенно поблекшего в своих красках, едва доносились до её сознания. Саша усадил супругу на диван и укутал в старое мамино пальто, уже более года бесхозно висевшее в стенном шкафу. Как и зачем он его нашёл было совершенно не понятно. В своё время руки не дошли выбросить это ветхое помилованное молью старьё, и вот теперь оно на ней… Притерпевшаяся к боли Лиса безмолвно покорилась и думала лишь о том, как всё должно быть плохо, раз на неё надели такую старую вещь…

Она стеснялась даже не ситуации, в которой вдруг оказалась, а своей беспомощности, бесполезности и никчемности. Лиса не любила быть кому-либо в тягость.

Саша куда-то судорожно звонил. Он зачем-то очень громко выкрикивал адрес и её имя. Наверно ей сейчас тоже надо что-то делать и говорить, куда-то идти, что-то предпринимать, но от сковавшего страха, почти ужаса, она всё позабыла. Пришла озабоченная соседка, села рядом с Лисой и принялась гладить ей руки, приговаривая, что всё будет хорошо, но Лиса знала, что все её заверения — чистой воды выдумка.

Что может быть хорошего, когда на ней такое пальто?!..

— Посмотрите, что он на меня надел… — пожаловалась она.

— Саша прав! Нельзя туда хорошие вещи одевать! Не дай бог своруют! Вот будет забирать, тогда и привезёт самое лучшее. А ты засекай время, сынок, засекай!

И Саша засекает. С часами в руке он нервною тенью маячит у окна. «Скорой» всё нет. Впрочем, что ещё можно ожидать в том вселенском бардаке, в который превратился Баку девяностых? Сашка, считавший себя человеком выдержанным и невозмутимым, и подумать не мог, что так разволнуется. Как мальчишка!

Он бы и рад помочь Лисе, забрать себе всю её боль и страдания, но не знает как. Да и разве возможно такое? Единственная сейчас доступная для него эмоция — волнение за жену и маленького, ещё не рождённого сына. И кто бы знал, как это, оказывается, непросто! От запредельного напряжения Сашка стал хуже соображать и ориентироваться. Стал уязвимым. Может, так и надо? Может, так оно у всех?..

Час спустя темноту двора прорезают фары подъезжающей кареты «Скорой помощи».

— Уф-ф… — облегчённо выдыхает Сашка. — Приехали, слава Богу!

Врач меланхолично заполняет какие-то карты и бланки, с массой совершенно непонятных граф и клеточек. Делает он это очень медленно, надолго задумываясь и картинно уставившись в потолок. Словно кроссворд разгадывает. Заполнив бумаги, начинает задавать массу ничего не значащих вопросов. Он явно никуда не торопится. Наконец Сашка опомнился, «просёк ситуацию» и, подойдя к доктору, опустил в карман его халата хрустящую бумажку. Лицо доктора тронула лёгкая ироничная улыбка, но его движения не убыстрились.

— Может, мы всё же повезем мою супругу в больницу? — не выдерживает Саша. Ему кажется, что в надёжных стенах роддома всё сразу наладится.

— Куда торопитесь, молодой человек? Всё идёт своим чередом. Надо ещё решить куда её в таком состоянии везти. Думаете, кто-то обрадуется роженице с таким сроком? Она же у вас не доходила! Надо чтобы согласились принять…

Доктор говорит спокойно, но от его слов Сашке становится жутко.

— А что, могут не согласиться?

— Не мешайте работать, молодой человек. Лучше дайте сюда телефон.

Доктор долго звонит по разным номерам, тщательно закрыв губы ладонью, что-то шепчет в трубку, явно нервничает, но продолжает улыбаться. Его хладнокровию можно позавидовать.

— Всё! Договорился! — внезапно ошарашивает он и стремительно поднимается. — Собирайтесь! Жду вас внизу!

Когда всё окончательно готово к отъезду, Лису охватывает нерешительность. Она не может заставить себя уйти из тепла, из защищающего её дома. Уйти в неизвестную неизбежность, которая страшно её пугает… Вдруг вспомнилось, как в детстве ей вырезали аппендицит. Жуть!!!.. Лиса в полглаза разглядывает окружающих её людей, обстановку и предметы в комнате. В ней крепнет уверенность, что больше она сюда не вернётся. Никогда!

— Я остаюсь! — заявляет она звенящим от волнения голосом.

Саша вздрагивает. Он хорошо понимает её состояние и, запасшись терпением, просто садится рядом. Помолчав некоторое время, начинает даже не уговаривать, а просто размышлять над её решением. Вслух размышлять. Лиса, прикрыв глаза, сопровождает каждое его слово кивком. Соглашается. Ей кажется, что Сашка перебирает не аргументы, а чёрные чётки. Такие, которыми пользуется их сосед, Аяз Мамедов, бывший Сашкин сокурсник по Бакинскому общевойсковому.

У красавчика Аяза и чётки красивые… Лиса откуда-то помнит, что во время беременности надо думать исключительно о красивом и смотреть только на красивых людей, тогда и ребёнок родится красивый. Додумать эту мысль до конца не получается:

— …Пойми, глупенькая, надо думать не только о себе, но и о других! На дому уже давно никто не рожает. Особенно до срока. Так что ты сейчас соберёшься с духом, пойдёшь и родишь мне ребёночка, правда? — спрашивает Саша.

Он гладит её руки, волосы, целует в щёку, но всё в нём говорит лишь о том, как он спешит отправить её вниз. В карету «Скорой помощи».

— …Ты главное кота не забывай кормить, хорошо?.. Хотя бы раз в сутки, — смирившаяся с судьбой Лиса тяжело вздыхает, неохотно поднимается и понуро идёт на выход.

Голова кружится, в одночасье став пустой и лёгкой.

— Кота? Да этот толстомордый пару недель и без еды проживёт! — неосторожно откровенничает Сашка, но тут же спохватывается и заверяет: — Разумеется, буду кормить! Буду!!! Раскормлю как мамонта! И вообще, теперь мы с ним за-жи-вём!

«Толстомордый…» Крупный пятилетний пушистый зверь тоскливо сидит под стулом и переминается с лапки на лапку. Судя по всему, он всё понимает — настолько обречённое выражение на моське…