Мальчик и Тьма - Сергей Лукьяненко

– А кто тогда я, Котенок? Если ты инструмент Света, то я что, инструмент инструмента?

Котенок захихикал:

– Тоже мне молоток… Нет, Данька, ты человек. А это совсем другое. Ты сам решаешь, что тебе больше нравится – Свет или Тьма. И начинаешь бороться – на той или на другой стороне. Я твой помощник, и ты на стороне Света, а где-то здесь…

Котенок замолчал, словно подавился последней фразой.

– …есть человек, у которого в помощниках Тьма, – докончил я. – Так? И я должен его убить. Так?

– Оба раза «так», – буркнул Котенок. – Только все немножко сложнее. Тьма не с одним человеком. И ее так просто не убьешь. Ты должен поделить людей между Светом и Тьмой. И помочь победить тем, кто за Свет.

– Они и так поделены!

– Да? Ты считаешь, что Крылатые – это те, кто за Свет?

Я вспомнил Клуб Старших. И как мне выкалывали глаза…

– А что же тогда? – спросил я. – Кого мне звать на сторону Света? Торговцев, что ли? Им вообще все по фигу!

– Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать, – твердо сказал Котенок. – Это кто-то из людей сказал. И сказал правильно. Если Крылатые считают, что они на стороне добра, на стороне Света – заставь их быть добрыми!

– Ни черта себе! Заставить быть добрыми?

– Да! Заставь их говорить о Свете, чтобы они поверили в него! Заставь их не просто называть себя хорошими и добрыми! Заставь их стать такими!

– Как я могу это сделать? Я же мальчишка, хоть и с Настоящим мечом!

– Хотел бы я посмотреть на мальчишку, который признается, что он мальчишка, – с какой-то грустной ухмылкой сказал Котенок.

Минуту я молчал, а потом ответил:

– Зря мы отдали Настоящее зеркало. Я хотел бы в него посмотреть.

– Для тебя все зеркала – Настоящие, – сказал Котенок и отвернулся.

Вначале я не понял. А потом встал и подошел к зеркалу у двери.

Зеркало как зеркало. Самое обычное. Пыльное, с облупленными краями, послушно отражающее мою физиономию. Лицо обыкновенного мальчишки, бледное, почти как у Крылатых, с растрепанными волосами, тонким шрамом на щеке – старым-престарым шрамом… Вот только глаза светятся, словно смотришь сквозь прорези в маске на звездное небо.

Это было так просто – и я так боялся это сделать… Словно прыгая с башни Крылатых, я посмотрел в зеркало Настоящим взглядом. И успел еще увидеть, как зрачки вспыхнули белыми искрами, прежде чем мое отражение растаяло. Теперь я видел в зеркале лишь комнату, спящего Лэна и Солнечного котенка, который тихо сказал:

– Жди, ты не сразу увидишь себя… Жди.

И словно услышав его слова, в зеркале вновь проступило лицо. Мое – и не мое. Оно было взрослым – тому, кто смотрел на меня из-за стекла, могло быть и двадцать, и тридцать лет. Но не это было самым страшным.

Тот – за стеклом – улыбался. Приветливо улыбался, словно наконец-то дождался встречи и безмерно этому рад. Лицо у него было спокойным и уверенным. Это он – не я – хотел уйти из дома. Это он – не я – легко и красиво отомстил Ивону. Это он – не я – сумел пройти Лабиринт, потому что давно не грустил по маме, не боялся отца и не собирался умирать за друга.

– Почему? – спросил я, но губы моего Настоящего отражения не шевельнулись. Ему этот вопрос был ни к чему, он знал ответ.

– Потому что ты такой, – грустно сказал Котенок. – Ты совсем-совсем взрослый, который ненавидит быть ребенком.

– И ты знал, что я такой?

– Да.

Я посмотрел на Котенка, а когда вновь повернулся к зеркалу, там опять был мальчишка.

– Он жестокий, – ни к кому не обращаясь, сказал я.

– Конечно.

– И злой.

– Вовсе нет. Ты жестокий, когда добиваешься своего. Но цели у тебя добрые, Данька.

Я молча подошел к кровати, разделся, лег под одеяло и лишь после этого спросил:

– Так часто бывает, Котенок?

– Так, как с тобой, редко. Чаще наоборот, когда во взрослом живет ребенок. И вот это страшно. Тогда можно смело говорить – он милосердный и злой. Он мягко и нежно добивается зла… А теперь спи, Данька. Давай будем все решать завтра.

7. Мы загораем

Меня разбудил Лэн. Потряс за плечо и чуть виноватым голосом сказал:

– Данька, завтракать пора. – И тут же, без всякого перехода, добавил: – Извини, что я вчера на тебя дулся. Понимаю, тебе не хочется вспоминать этот Лабиринт…

– Да брось, проехали уже, – успокоил я. – А где наш мудрый и пушистый?

– Вниз пошел, ему есть захотелось, – с готовностью ответил Лэн.

Вчерашний день как-то стерся у меня из памяти. И Лабиринт казался ерундой, и страхи его – детскими, ненастоящими. Меч я взял, это хорошо. Лэн за мной в Лабиринт не лазал – еще лучше. А что в глубине души я взрослый и жестокий, так и что с того? В возрасте мы с моей сущностью когда-нибудь сравняемся… А жестоким я не был и не буду.

– Лэн, а в Лабиринте я тебя встретил, – похвастался я, умываясь. – То есть не тебя, это Меч меня обманывал.

Лэна мои слова не обрадовали. Он перестал плескать в лицо водой и смущенно спросил:

– Данька, ты что, меня боишься?

– Не тебя, а за тебя, дурак, – сказал я с обидой. – В Лабиринте тебя… то есть ненастоящего тебя, похитили Летящие. Это у меня такой страх был, представляешь?

Лэн смутился еще больше:

– Так ты меня там спасал? А я еще злился вчера…

– Нет, это был не Настоящий страх, – признался я. – Настоящий – другой. Пошли завтракать?

– Пошли, – скучным голосом сказал Лэн.

Мы спустились по лестнице. Ножны хлопали меня по ногам – одни тяжелые, с мечом Туака, другие совсем-совсем легкие – это были ножны Настоящего меча.

Народу в «Заведении» стало еще больше, Магда носилась между столиками не одна, а с незнакомой девицей, их постоянно окликали, требуя вина. И неудивительно.

Котенок висел над блюдцем со сливками и неторопливо лакал.

– Ты зачем это делаешь? – прошипел я, садясь за столик.

– Настало время, – невозмутимо заявил Котенок, с видимым сожалением отрываясь от опустевшего блюдца. – Теперь уже можно… Лэн, а ты чего такой кислый?

Лэн что-то буркнул и принялся ковырять в тарелке – жареная рыба вперемешку с картошкой.

– Они тут решили, что мы тоже коты, – предположил я. – Точно, Лэн? Все время рыбой кормят.

Ответить Лэн не успел – к нам подошла какая-то женщина. Я поднял на нее глаза – и узнал. Гарет, жена торговца! Я зашарил взглядом по столикам, но Габора не увидел. А вот их рыжая дочка сидела метрах в пяти и нахально улыбалась мне!

– Привет, Крылатые, – весело сказала Гарет. – Я присяду?

– Конечно. – Лэн торопливо отодвинул один стул. Тоже мне джентльмен!..