Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Вот такой залом и был у села, в котором мы расположились. Бригады сплавщиков растаскивали его. Дело это очень хитрое, требующее большого опыта, знаний и того шестого чувства, которым обладают хорошие специалисты любой специальности. Мастера сплавного дела, присмотревшись к залому, угадывают, где, в каких точках надо растащить бревна, для того чтобы двинулся весь залом. Это дело самых опытных и самых умелых. Так развито у них чутье, что безошибочно угадывают они те несколько точек, в которых надо ослабить напряжение. Тогда за работу берутся самые ловкие и самые смелые из сплавщиков. В указанных стариками точках баграми растаскивают они бревна и ставят их вертикально. Работа требует ловкости и смелости. В какой-то момент вся эта масса бревен тронется с места. Момент этот надо точно почувствовать. Тут нельзя упустить секунду, оступиться или поскользнуться. Тут каждое движение должно быть рассчитано, каждая секунда учтена.

Расположились мы в просторной избе у веселой и добродушной хозяйки. Консервы нам осточертели, и с огромнейшим удовольствием поужинали мы вареной картошкой с кислым молоком, потом вышли на берег подышать свежим воздухом, посмотреть, как работают сплавщики. Мы влезли на невысокую гранитную скалу. Отсюда было далеко видно. В обе стороны русло реки сворачивало, так что чистой воды нигде не было видно. Только огромное нагромождение бревен, колоссальный хаотический лесной завал. Сплавщики в сапогах и ватниках с баграми в руках громко перекликались, вытаскивали бревна и ставили их торчком. Человек пять бородатых крепких стариков стояли на берегу. Они внимательно следили за работой сплавщиков, переговаривались, видно советуясь, и иногда громко кричали, давали указания сплавщикам, подбадривали медлительных.

Мельком увидел я, что в стороне какой-то человек поднял лежащий на земле ватник, надел его, поднял с земли картуз, нахлобучил его на лоб, пошатываясь, нетвердыми шагами спустился с берега и пошел по бревнам. Наверное, кто-нибудь из сплавщиков, разгоряченный, скинул картуз и ватник, а теперь надел их снопа и идет работать.

“Почему у него нет багра? — подумал я. — И потом, почему он так шагает? Пьян он, что ли? Нельзя же туда пьяному”.

Старики, стоявшие на берегу, увидели его и стали кричать, чтобы он возвращался. Но он как будто не слышал их. Он даже ускорил шаги. Скользил на бревнах, перешагивая с одного на другое. Очень резко отличалась его походка от уверенной, твердой походки сплавщиков. Он дошел почти до середины удивительной бревенчатой реки, когда вдруг сразу громко закричали сплавщики, таскавшие бревна, и старики на берегу, и все, кто только был у реки. Сперва я подумал: они кричат этому странному человеку, но в это время чуть-чуть дрогнули бревна. Все сразу задвигалось. Сплавщики побежали к берегу, уверенно перепрыгивая с бревна на бревно, иногда опираясь о багор, иногда балансируя руками. А бревна зашевелились. Бревна как будто ожили. Сплавщики попрыгали на берег, какой кому был ближе, и теперь на этой ожившей, шевелящейся массе бревен остался только один человек. Тот, у которого была нетвердая походка, тот, который только что надел ватник.

Он растерянно оглядывался, еще не понимая, что происходит. И в какую-то долю секунды я узнал — это же Климов! Это он надел ватник, чтобы его приняли за сплавщика, это он перебирается через реку, чтобы уйти из насторожившегося района в район, где еще неизвестно, что его ищут. Я закричал. И сразу услышал отчаянный крик Пашки. Он тоже узнал Климова. Он кинулся было вниз со скалы, не то чтобы поймать Климова, не то чтобы спасти его. Нельзя спокойно смотреть, как человек погибает, даже если это плохой человек. Климову кричали все: сплавщики с обоих берегов реки, жители села, пришедшие посмотреть, как разбирают залом. Климов растерянно огляделся. Масса бревен шевелилась, двигалась, как будто восстала на нею. Климов споткнулся, но устоял на ногах. Теперь он тоже кричал, протяжно, отчаянно. Он метался то в одну, то в другую сторону, и с каждой секундой быстрей и быстрей шевелились, ворочались, двигались бревна. В ужасе Климов упал на огромное бревно и руками вцепился в него, но оно под огромным напором других бревен, как живое, приподнялось и скинуло Климова. На берегу дрожала земля. Бревна терлись друг о друга с каким-то особенным скрипучим скрежетом. Огромный ствол сломался пополам, как спичка в руке человека. Теперь все стоявшие на берегу замолчали. Предупреждать Климова было поздно, спасти его невозможно. Еще один раз сквозь треск и скрежет разъяренного леса прорвался отчаянный его крик, и Климов замолчал. И сразу же стих напор сплава. Теперь мимо нас плавно плыли, иногда сталкиваясь друг с другом, бревна, и где-то внизу по течению виднелось на бревнах маленькое темное пятнышко. Впрочем, скоро оно скрылось за поворотом.

Нас вызвали для опознания трупа в село, расположенное ниже по реке. Там выловили труп Климова. Он был весь избит и исцарапан бревнами, и все-таки изуродованное его лицо даже сейчас выражало отчаянный, безумный страх. Мы подписали протокол опознания и отправились обратно. Рано утром нам нужно было идти в маршрут.

Н. Томан. В СОЗВЕЗДИИ “ТРАПЕЦИИ”

Повесть

1

“Надо было сесть на такси, — с досадой думает Ирина Михайловна, озябшим пальцем протирая прозрачный кружок в оледеневшем окне троллейбуса. — Совсем замерзну, пока доеду…”

Время позднее — за полночь. В троллейбусе малолюдно — всего пять—шесть человек. Сквозь замерзшие окна ничего не видно, а водитель не считает нужным объявлять остановки.

В протертом кружочке мелькает свет уличных фонарей. Ирина Михайловна всматривается в него, почти касаясь лбом толстой наледи на стекле. В столь поздний час на улицах уже выключена часть освещения и густые тени затушевывают многие приметы хорошо знакомых зданий. Да и прозрачный кружочек то и дело затягивается сизой пленкой изморози. Его почти непрерывно приходится протирать стынущими пальцами.

Лишь после Каляевской Ирина Михайловна начинает ориентироваться безошибочно. Теперь скоро площадь Маяковского, а там уже недалеко.

В скверном настроении возвращается домой режиссер цирка Ирина Михайловна Нестерова. Не очень приятный был у нее сегодня разговор с директором и главным режиссером. Они все торопят с программой к открытию нового здания цирка. Времени хотя еще и много, однако нужно ведь не только придумать программу, но и отрепетировать ее. И не какую-нибудь просто новую, а нечто грандиозное, небывалое. В ее ушах и сейчас еще звучат патетические слова директора: