Осознание. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гравен замолчал, но лишь для того, чтобы осторожно позвать мыслеречью:
— Тана? Что происходит? С тобой всё в порядке?
Теперь мыслеречь использовал я:
— Приказываю тебе сказать ему, чтобы он не мешал. Живо!
К алому добавился синий, второй цвет. Указ в два цвета.
Мгновение ничего не происходило, а затем Тана охнула, когда Верность над ней засияла, щедро награждая болью за непослушание.
— Уб… Аргх-х-х! — застонала Тана, пытаясь открыть глаза, дёрнуться и, наверное, произнести совсем другие, не те, что я просил слова.
Да, это больно. Особенно больно для той, кто редко покидает стены города и участвует в схватках.
Подбородок у неё дрожал, над верхней губой повисли крошечные бисеринки пота, глаза под плотно зажмуренными веками яростно вращались. Тана явно не ожидала, что всё так выйдет. А чего она ожидала, когда полезла осматривать меня? Чего ей не лежалось, не лечилось? Дура тупая, хотя самый тупой здесь я.
Как там сказал Седой? Причиняю добро? Тупица.
Добавил в Указ третий цвет. Не стоит рисковать. Я и так уже вляпался со своей добротой. Подлечил? Помог парню с любимой? Как бы тут всех не пришлось либо убивать, либо делать своими молчаливыми слугами.
Нужно постараться обойтись малой кровью.
— Успокой этого влюблённого. Живо, либо мне придётся убить и тебя, и его, и всех, кто здесь стоит.
Сообразив, что требую то, что сам же запретил, забрал дух из части своих символов, немного повозился, подбирая дух к Указу союза Трёх Сестёр, а едва справился, как забрал из него всё, наконец, освободив Тану от давления его Верности.
Тана тут же широко распахнула голубые глаза, в которых плескался ужас. Выдохнула:
— В-всё хор-рошо, Гр-равен. Ч-чуть-чуть больно, ог-гонь сопротивляется, е-его, ок-казывается, м-много во мне. Нужно п-потерпеть, н-не м-мешай.
— Да ладно? Что это за лечение такое, что ты от боли слова выговорить не можешь? Я не хочу, чтобы тебе было так больно, ты бы себя сейчас видела — белая, словно молоко, а взгляд такой, что хочется тебя схватить и бежать прочь.
— Г-гравен, н-не мешай. Не мешай, п-прошу тебя.
— Старший.
Гравен ухватил меня за рукав, и в этот миг Тана выдохнула:
— Ты же хочешь… — замолчав, продолжила уже мыслью. — Ты же хочешь, чтобы моё лицо стало прежним? Я этого хочу, а ты? Может, тебе я нужна со шрамами? Чтобы больше никто другой даже не взглянул на меня? Так ты меня любишь?
— Ох, Тана, — вдохнул Гравен. — Какая же ты…
Но отпустил рукав моего халата и сделал шаг назад.
Нас, наконец, оставили в покое.
— Молодец, — похвалил я её и тут же отдал новый приказ: — А теперь молчи.
Тана сглотнула, закрыла глаза и застыла. Чуть помедлив, я вновь использовал духовный взгляд лекаря и снова провалился в её тело. Тяжело вздохнув, отправился в полёт к голове, к лицу и тому, зачем я, вообще, ввязался во всё это и так крупно влип.
Раны Таны… Не очень впечатляли. Нет, думаю, получи я подобную рану, подобное отравление огнём в той схватке, после которой так невзлюбил тех, кого коснулся огонь, то думаю, я бы там на склоне горы и умер, не успев даже услышать вопроса от Пратия.
Но здесь и сейчас… Не впечатляли.
Да, Тане не хватало сил, чтобы защититься от удара и чужой стихии, Духовная Защита подвела, да ей не хватало таланта и понимания стихии, чтобы справиться с чужой стихией уже внутри себя. Возможно, сказалось и то, что техника могла быть составной, но…
Не впечатляло.
Я выпустил несколько змеев воды, которые с большим удовольствием сожрали весь огонь, что вспыхивал в меридианах и узлах, прятался в тумане ран. После этого они рванули дальше, вцепились в плывущую по телу синюю пыль. Похоже, Гравен, не будь дураком, к лечебным зельям добавил что-то вроде Стихиального, чтобы ослабить огонь, но силы зелью не хватило, а теперь бесполезную штуку с удовольствием пожирали мои змеи, не давая ей подпитывать огонь.
Вздохнув уже в который раз я занялся тем, чем и должен заниматься добрый, туповатый и наивный дарсов лекарь, который на ровном месте нашёл себе проблем. Я начал лечить, причём стараясь не совсем терять связь с телом и прислушиваться к тому, что происходит там, где я держу руки на запястьях Таны, а рядом сопит переживающий Гравен.
И получилось вполне неплохо. Я даже слышал обрывки разговоров Властелинов, Седого и прочих. Тана молчала, что тоже было хорошо, но я не забывал, что, вообще-то, будет время и после окончания лечения и думать об этом будущем нужно уже сейчас.
Осторожно попробовал сам, той крохотной частью, что оставалась снаружи, не сжимая лечебные техники, толкнул мысль Тане:
— У союза Трёх Сестёр есть мастер Указов?
Через миг, не дожидаясь наказания, а может, подталкиваемая Верностью, Тана ответила:
— Да, старший.
— Он здесь?
— Нет, старший, он спрятан в месте, о котором знают только главы Илимия и Плавит.
— А когда всё закончится, как быстро он заметит, что у тебя появился чужой Указ?
— Н-не знаю, — в этот раз у Таны случилось сложности даже в мыслеречи, но она справилась с собой. — После того, что происходило сегодня, после всех этих… — сглотнув, предположила. — З-завтра?
— Отлично, — процедил я. Повторил, пытаясь найти способ выкрутиться. — Отлично, — зло спросил. — Ну, чего молчишь, любопытная, дай совет. Как нам скрыть от твоих старших, что ты им больше не верна и оставить тебя в живых?
— Старший, — Тана даже открыла глаза, впилась взглядом в меня, сидящего напротив неё. — Вы ведь можете приказать мне молчать о себе, а всё остальное вернуть как было. Я буду верна и вам, и Сёстрам.
— Ты думаешь, я настолько хорош в Указах? Могу чинить сломанное?
— Н-не можете? — Тана замолчала, там, снаружи, принялась кусать губы, видно, пытаясь найти выход.
Я с досадой буркнул:
— Зачем ты, вообще, сунула свой любопытный нос ко мне? К чему тебе чужие тайны?
— П-простите, старший, простите.
Но, вообще, предложенный способ выкрутиться был неплох, тем более что Указ Сестёр я не стирал, а лишь поглотил его силы, заставив его выгореть. Я как раз пытался сообразить, будет ли он работать одновременно с верностью мне и молчанием.
