Ущелье смерти - Юрий Бахорин

— Ты смотри! — хмыкнула Соня, глядя на изучавшего надпись спутника.— Даже перед Аренджуном на Тракте нет никаких указателей!

— Так то Аренджун,— заметил Север, осматриваясь.— Все дороги в Заморе ведут либо к нему, либо от него.

— Тоже верно,— кивнула девушка.— Ну что, пообедаем в Яме? — бодро спросила она.

— Ты вроде как-то уже обедала в таверне Пограничного Королевства,— насмешливо заметил Север.

— Ну…— протянула воительница.— Не может же везде царить такой кошмар! К тому же Яма стоит на перекрестке дорог, и наверняка ее жители кормятся за счет проезжающих.

— Ну что ж, посмотрим,— отозвался Север.— Вулоф! Вилва! — крикнул он волкам.— Держитесь поближе к коням!

Он ударил гнедого пятками, и тот быстрой рысью понес его вперед. Почти сразу Соня поравнялась с ним, так что на пригорок они въехали одновременно и здесь вновь остановились. Четыре холма и впрямь располагались почти правильным квадратом, точно насыпанные специально. Деревня состояла примерно из сотни покосившихся хибар, стоявших довольно далеко друг от друга чуть ли не у них под ногами, потому что селение и правда находилось в яме, или во впадине между холмами.

Две пересекавшиеся дороги делили деревню на четыре равные части. В центре, где они сходились, Соня увидела нечто напоминавшее площадь, на юго-восточном краю которой громоздилось показавшееся ей огромным по сравнению с другими здание.

— Но-о! — Север легонько ударил по крупу своего скакуна, и тот шагом начал спускаться по дороге, ведущей в Яму.

Очень скоро они достигли границ селения. Здесь уже дорогой явно пользовались. Это Соня поняла сразу по бесконечным рытвинам и ухабам, которые в осеннюю распутицу наверняка делали дорогу непроезжей, а ведь копыта коней ступили, как показалось всаднице, на главную улицу.

Вблизи деревенька производила гораздо худшее впечатление, чем с вершины холма. Дома едва стояли, и иногда девушка не могла понять, почему они еще не рухнули. По краям улицы между кособокими строениями высились груды мусора и пищевых отходов, которые, быть может, только благодаря стоявшей все лето прохладе не смердели. Однако исходивший от них запах тлена говорил о том, что по осени Яма станет походить на отхожее место. Над кучами с надсадным жужжанием кружились огромные серые тучи мух. Поднимавшаяся от дороги пыль настойчиво набивалась в нос, и Соня только отфыркивалась и недовольно поглядывала на Севера, словно это он затащил ее сюда против воли, а не она сама изъявила желание отобедать в придорожной таверне.

Путники уже приближались к центральной площади, когда заметили первые признаки жизни: хриплые голоса нестройно горланили песни похабного содержания. Соня с Севером подъехали к краю площади и здесь уже в третий раз остановились, осматриваясь. Здание на противоположном углу перекрестка и в самом деле оказалось огромным и даже сохранилось лучше прочих, хотя крыша посередине просела, грозя провалиться в любое мгновение. На булыжной мостовой, по крайней мере в трех местах, никак не могла как следует разгореться драка. По-видимому, жара нагоняла на жителей Ямы непривычную вялость. О том же свидетельствовали и несколько разморенных пьяниц, которые разлеглись на площади и сосредоточенно храпели, не обращая никакого внимания на полчища мух. Дверь отворилась, и на пороге возник невероятно широкоплечий, словно приплюснутый сверху, коротышка. Он обернулся на миг и хрипло гаркнул:

— Я сейчас! Разомнусь только…

Все, кто был на площади, поняли его слова совершенно однозначно, потому что один из вяло дерущихся мгновенно оживился и бросился на новичка, но тут же получил дубинкой по голове и сел, ошарашенно тряся нечесаной башкой. Соня подумала, что если такое происходит постоянно, этим в какой-то степени объясняется низкорослость обитателей Ямы.

— Смотри, какие они все породистые! — хмыкнула она.— Оп! Один получил по мозгам!

— Не думаю, что это слишком повредило ему,— отозвался Север.

Он тоже обратил внимание на то, что все участники потасовки, включая спящих, оказались такими же широкоплечими коротышками. Появление нового действующего лица заставило-таки остальных зашевелиться, и потасовка разгорелась с новой силой. Плечистые крепыши метались по площади, размахивая кулаками размером с голову годовалого ребенка. Удар — падение, еще удар — и опять падение. Соня покачала головой, представив, сколько сил тратится бессмысленно, а главное, насколько крепким должен быть череп, чтобы выдерживать такое вот ежедневное развлечение.

— Славная мужская гулянка,— ухмыльнулась красавица,— а не развлечение для слюнтяев.

Вожак кивнул, соглашаясь. Становилось ясно, что в Яме не только любят, но, что самое главное, умеют отдыхать. Наконец в центре площади завязалась настоящая драка. Коротышки подпрыгивали и орали друг на друга, а тот, кто держал дубинку, орал на всех одновременно. Вестница и ее ученица кружили над дерущимися и яростно каркали, добавляя неразбериху во всеобщую сумятицу, так что понять, о чем идет спор, ни Соня, ни Север так и не сумели.

— Хватит с меня развлечений. Едем! — решительно заявил Север и направил гнедого к таверне.

Возле оглушенного дубинкой, который так и сидел в пыли, Вожак придержал коня.

— Скажи, уважаемый, где здесь можно хорошо пообедать? — спросил он.

Тот, не отводя взгляда от спорящих, медленно, словно во сне, поднял руку и указал на огромное строение на углу площади.

— А не скажешь ли, добрый человек, где я могу оставить коней? — продолжил Север.

Так и не посмотрев на них, коротышка указал на угол таверны где воин заметил нечто вроде коновязи. Самым интересным оказалось то, что жители Ямы не обратили никакого внимания ни на путников, ни на их животных, словно такие гости являлись к ним по десять раз на дню. Север привязал коней и подошел к остановившейся у двери подруге, которая внимательно изучала вывеску. Прибитая над дверью широкая, покрытая трещинами доска еще хранила на себе следы соблазнительного приглашения: «Промочи глотку!»

— Что-то мне не хочется здесь пить, я только перекушу.— Девушка толкнула ногой покосившуюся дверь и вошла внутрь.

В нос ей ударили запахи перекисшего пива, перебродившего вина и прогорклого жира. Север вошел следом и остановился рядом, окидывая внимательным взглядом огромный зал. Загаженные окна почти не пропускали солнечных лучей, и все освещение состояло из нещадно чадивших сосновых факелов да двух огромных очагов, разожженных в дальних углах зала. Почти половина из двух десятков столов оказалась занятой. Четыре столба, судя по всему установленные сравнительно недавно, подпирали провалившийся конек крыши. Один из столбов, переломленный посередине, носил следы небрежного или, скорее, неумелого ремонта. Над одним из очагов жарилась кабанья туша, над другим — не иначе как бычья. Бревенчатая перегородка отделяла часть зала, как видно, под кухню. К ней же примыкала занавеска, за которой явно что-то происходило.