Роберт Оппенгеймер и атомная бомба - М. Рузе

Отдельные отрасли современной науки, которые в прошлом были общими (или почти общими), сегодня далеко ушли друг от друга, но и они столь же обязательны для понимания специальных вопросов биологии, астрономии или физики, как человеческие знания вообще необходимы для понимания жизни цивилизованных людей и их общения. Я знаю, что никто не может сейчас охватить сразу все эти различные отрасли, столь близкие между собой и в то же время столь специфичные. В настоящее время развитие ушло уже так далеко, что большинство из нас не может плодотворно работать в различных отраслях науки.

Однако в нашем распоряжении остается значительное число коллективных достижений, которые привели нас к совместной жизни, разговорам, работе.

Специальные отрасли науки, как пальцы одной руки, имеют общую основу, но лишены непосредственного контакта.

Теперь мне хотелось бы отметить принципиальное различие между двумя абсолютно разными проблемами, которые наука ставит перед учеными, занимающимися научно-исследовательской работой, и перед всеми, кто стремится через печать поддержать огонь всемирных знаний.

Я говорил о науке на основании того, что мы знаем о Природе, об открытиях, обо всех тех вещах, которые кажутся невероятными, чудесными или поразительными, но которые можно легко разъяснить, использовав технические приемы или методы, приведшие к этим открытиям. Все это наглядно доказывает, что предоставленное самому себе человеческое воображение не является границей реальности. Уже само по себе это составляет проблему, которой я коснусь в дальнейшем.

Вторая проблема заключается в том, что любые накопленные знания, естественно, ведут к практическим делам. Именно на их основе построен мир, в котором мы живем. Именно в результате научной революции изменилось лицо Земли, изменилось сильнее, чем когда-либо ранее в истории человечества.

Практическое использование достижений науки можно легко разъяснить общедоступным языком, поскольку оно отвечает (или должно отвечать) конкретным нуждам человека. Нет необходимости познавать строение и природу атома, силы и законы, которым подчиняются элементарные частицы,, чтобы объяснить, что такое ядерная энергия. Небольших усилий потребовало бы и описание атомного оружия, если бы только нам не мешало в известной степени требование секретности. Равным образом, не составляло большого труда описать роль вакцин в предотвращении болезней, это не требует никакой теоретической базы. К тому же известно, что вакцинация была изобретена без большого теоретического багажа, а атомная бомба была готова в те времена, когда мы очень мало знали о силах, которые связывают атомы между собой. Да и сейчас мы об этом почти ничего нового не узнали.

Поэтому мне кажется, что в какой-то степени следует противопоставить проблему изложения практических последствий научного прогресса (я считаю эту проблему абсолютно разрешимой), которая принадлежит к сфере действия печати, проблеме, совершенно отличной от нее и заключающейся в том, чтобы позволить столь широкому кругу людей применить на практике новые знания. В моем представлении деятельность в этом направлении имеет весьма малую связь с методами, позволяющими сделать конкретную научную работу доступной для использования другими отраслями науки или сделать работу ученого доступной пониманию широкой публики. Подобно этому я считаю, что нельзя искать сходства между пониманием или горячим признанием, которые может вызвать у своих коллег ученый, и радостью и раздумьями, которые вызывает у зрителя актер, раскрывший ему те чувства, которые он смутно испытывал, музыкант, танцор, писатель или спортсмен, у которых простой человек обнаруживает в более утонченном виде свои качества или таланты, а подчас, если расширить эти понятия, – свои слабости и ошибки.

К этому надо добавить, что ученые становятся специалистами в области каких-то отдельных отраслей знания, но всю сумму знаний не в состоянии объять один человек, каким бы гениальным он ни был. Мы разбираемся в какой-то части существа данного предмета, а наше представление о других его частях с каждым днем становится все туманнее и туманнее. Времена сильно изменились после Ньютона. Опыты, которые он ставил, были одновременно и широко известны и широко обсуждены. Орбиты небесных тел, борьба между коперниковской и птоломеевской системами, законы динамики – все это не было отдалено от практики человеческой жизни, находилось в пределах досягаемости. Любой простой смертный мог понять эти опыты и самостоятельно разобраться в них. Нетрудно было понять и революционные идеи, вводившиеся Ньютоном в обращение, хотя некоторые из них и восходили к Буридану и тринадцатому столетию. Поэтому не следует удивляться, что энтузиазм, развитие мысли и обогащение культуры Европы, вызванные этими открытиями, были исключительно яркими.

В настоящее время существуют науки, которые родились совсем недавно, как это было в девятнадцатом столетии с микробиологией и теорией эволюции. Психология может дать много таких примеров, когда наука только начинает удаляться от классических опытов, техника нового опыта еще не слишком нова, а традиции окончательно не установились, так что каждый, кто действительно захочет, еще может понять эти опыты.

Если осмыслить проблему во всей ее совокупности, она представляется хоть и фантастической, но все же не совсем неразрешимой. Правда, вряд ли решение этой проблемы под силу одной печати. Думается, что частично вопрос можно решить путем улучшения образования, но полного ответа на него, по-видимому, нет.

Естественно, речь теперь уже не может идти о том, над чем человек мог бы господствовать, и не существует двери, в которую он мог бы постучать в надежде получить ответ; но если знать, как жить в новых условиях, то эти условия приобретают неоспоримую красоту. Суть заключается в признании: главное не в том, чтобы говорить о проблемах, непонятных для нас, а в том, чтобы воспринять доступные нам.

Ведь помимо необходимости обсуждать практические вопросы, помимо необходимости информации, существует просто человеческая потребность понимать друг друга. Потребность в знаниях представляет собой, на мой взгляд, единую, главную и фундаментальную потребность человека, и я считаю одной из наиболее серьезнейших черт нашей эпохи то, что самая значительная часть новых знаний сегодня оказывается удельным владением кучки людей и не может обогатить всеобщую культуру.

Мы, ученые, – если я смею считать себя одним из них – обладаем неким чувством солидарности, которому я придаю значение примера для всего общества, ибо это чувство частично порождено аналогией нашей работы, частично же тем фактом, что мы можем признать наши разногласия и общую точку зрения в соответствии с присущей нам традицией; в ходе опытов и открытий, работая по существу бок о бок, мы находим своего рода новую гармонию.