Старый чердак - Алексей Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они не могли наговориться. Она удивляла его своими неожиданными суждениями, и он соглашался с ней, даже когда чувствовал, что что-то не так, и спорил, когда был совершенно согласен. Важно было только слышать этот удивительный голос. Важно было, чтобы она была рядом. И ничего в этом мире больше не существовало. Когда они уже поздно вечером, уставшие и голодные, вернулись к кафе, предложение посидеть у него дома за бутылочкой кьянти и настоящей итальянской пастой с болоньезе и пармезаном, было принято безоговорочно. Но, понятно, до кьянти дело не дошло. Практически до утра они насыщали совсем другой голод и заснули только с рассветом.
***
Проснулся Валентино один. Беатрис нигде не было. Он бросился на кухню, заглянул в ванную ― никого. Больше в его квартирке искать было негде. Может, всё это приснилось? Осмотрев ещё раз комнату, он увидел на столе клочок бумаги. Ровным почерком там было написано: «Спасибо! Это было великолепно. Я буду помнить тебя всегда. Надеюсь, и ты меня не забудешь». Сверху на этой бумажке лежали её маленькие часики.
Целый месяц Валентино ходил каждый день в кафе, где первый раз её увидел. Все бармены и официанты знали описание Беатрис наизусть. Каждый вечер он ездил на побережье и ходил по местам, где был так расточительно счастлив с ней. Он уволился с работы, потому что не хватало времени ездить по тем районам города, о которых она рассказывала. Через три месяца он понял, что результата не будет, и прекратил бесполезные поиски. Друзья знакомили его с девушками, но он никого не хотел видеть. Только через год, хорошо выпив, Валентино ночевал не у себя дома. Утром рядом оказалась симпатичная девушка из их компании, и он сдался.
Постепенно жизнь вошла в обычное русло, но теперь ему было уже не так одиноко. Когда у него случались неприятности, он вспоминал эти несколько часов счастья, и, казалось, что ничего другого в его жизни не было вообще.
Через три года, показывая родственникам жены город, на мосту Ватерлоо он увидел в толпе туристов её. Не заметить было невозможно. Яркая, в красной кожаной куртке, она просто бросалась в глаза. Забыв обо всём на свете, он кинулся к ней, но был остановлен, как когда-то в кафе, вопросительным взглядом и поднятой бровью.
Разговаривая о чём-то с похожей на неё девушкой, наверное, младшей сестрой, она прошла мимо, даже не взглянув на него. Это была его Беатрис, он не мог её не узнать. И она узнала его. Он почувствовал это по её взгляду. Ничего не понимая, повинуясь инстинкту, он пошёл следом. Девушки говорили на итальянском. Повернувшись к сестре и скосив глаза на Валентино, Беатрис громче обычного, слегка нарочито произнесла:
– А у тебя были когда-нибудь чернокожие?
Девушка засмеялась, оглянулась на Валентино и понизила голос.
– Тише ты. Сзади как раз такой. Услышит.
Беатрис её успокоила.
– Не волнуйся, здесь никто по-итальянски не понимает. А я вот однажды попробовала. Рекомендую.
Девушки рассмеялись и ушли дальше, ни разу не оглянувшись.
Сон дальнобойщика
Испепеляющее солнце Меркурия раскалило скафандр до невероятной температуры. Мокрый от встроенного душа Вовка снимал его и отбрасывал в сторону, но тот, как живой, прыгал обратно и снова налезал на него. Дышать было нечем. «Ну, конечно ― подумал Вовка ― на Меркурии же почти нет атмосферы». «Тихо, тихо, спи» ― раздалось в шлемофоне, и всё исчезло.
Вовка открыл глаза и увидел себя в тёмной комнате. Он лежал в кровати, а рядом был папа, который поправлял ему одеяло. Значит, я не на Меркурии ― понял мальчик, и это его успокоило. Только ощущение ужасной жары не проходило. Так всё было замечательно ― вспоминал он ― удалось уговорить маму, чтобы папа взял его с собой в рейс, а у мамы получилось убедить папу. Так было здорово ехать в кабине мощного грузовика, смотреть свысока на маленькие юркие легковушки и наблюдать, как бесконечная серая лента асфальта исчезает внизу под бампером.
А ещё ему понравилось помогать папе, рассказывая, какие дорожные знаки встречаются по пути и что они означают, сверять по карте маршрут и подсказывать, куда надо свернуть. Папа сказал, что сын ему очень помог сэкономить время, ведь ему не пришлось останавливаться на обед. Вовка разворачивал домашние пирожки, мамины бутерброды и подавал ему, чтобы он мог перекусить прямо в дороге. Он даже наливал кофе из термоса ― в движущейся машине это совсем непросто. Ну и, конечно, ел сам. Прямо в кабине, а не за столом, совсем как взрослый. Когда закончатся зимние каникулы, и он расскажет об этом пацанам в классе, те лопнут от зависти.
Ёлки сплелись ветвями, как будто взялись за руки, и стали бегать вокруг Вовки, качая верхушками. Они что-то кричали ему, но он не мог понять, что именно. Нет, это не они. Это вороны галдят: «Не сиди на снегу, не сиди на снегу». Вовка хочет встать, но снег такой приятный и прохладный, босым ногам от него так хорошо. Надо снять ещё пальто и шапку, только что-то мешает. Мальчик просыпается, видит, как отец закутывает его ноги в одеяло ― «Спи, спи, всё хорошо» ― и опять проваливается во что-то липкое и тёмное. Почему он не спит? ― успевает мелькнуть мысль, и всё опять исчезает.
Узкая полоска песка идёт прямо. Она только немного сворачивает там, где стоит треугольный знак с зигзагообразной линией. Слева и справа прохладные волны моря так и манят к себе. Но он идёт только по песку. Жаркое солнце ослепляет, а он, завёрнутый в тяжёлое ватное одеяло, идёт и идёт по обжигающей полоске. Очень хочется пить. Он просит стоящих рядом мужчин дать ему воды, но они только смеются и хлопают его по плечу: «Давай, парень, расти, настоящим дальнобоем станешь». Один из них берёт его на руки, поднимает над землёй и начинает трясти. Солнце вдруг гаснет, и от испуга Вовка просыпается.
«На вот попей» ― это папа протягивает ему кружку с каким-то неприятно тёплым и приторно-сладким чаем. Парень с жадностью, не обращая внимания на вкус, выпивает всё до дна, откидывается на подушки и засыпает на
