Гостья - Джоанна Расс

- Да ты ничего не знаешь, - сказала Руфь. Она замахала через весь зал каким-то своим друзьям: потом я увидела, как она танцует перед оркестром с каким-то мальчиком. Танцевали старшие ребята, их родители и другие взрослые пары. Я оставалась возле пуншевого столика. Взрослые, знавшие моих родителей, подходили и заговаривали со мной: они спрашивали, как мои дела, и я отвечала, что хорошо; они спрашивали, как мой отец, и я отвечала, что прекрасно. Кто-то собрался меня кому-то представить, но я отвечала, что уже знакома с ним. Я воображала себя Айрис Марч, сидящей с любовником в кафе и курившей сигарету в длинном мундштуке. Так было в "Зеленой шляпе". Отойдя от столика, я вышла через французское окно на веранду. Наша гостья сидела на перилах, вытянув длинные ноги, и читала журнал при помощи маленького фонарика. Цветы, росшие вокруг веранды, были едва различимы в свете декоративных лампочек, и лишь когда она переворачивала страницу, белые петунии вспыхивали в двинувшемся луче. Я решила, что сейчас и мне было неплохо выкурить сигарету в длинном мундштуке слоновой кости. И чтобы он блестели при луне. Луна уже вставала над лесом у края газона, но ночь была облачной, и в том направлении виделось лишь смутное свечение. Было тепло.

Наша гостья перевернула еще страницу. Я подумала, что она чувствует мое присутствие. Я снова подумала о любовнике Айрис Марч, выходящем за мной на террасу, когда кто-то похлопал меня по плечу: это был отец Руфи. Он взял меня за запястье и подвел меня к нашей гостье, оглянувшейся и рассеянно улыбнувшейся нам в темноте под цветными фонариками. Отец Руфи сказал:

- Вы знаете? Там, внутри, вас ждет родственник! - Она продолжала улыбаться, но ее лицо словно отвердело. Она окончательно повернулась к нам, все еще улыбаясь, но из этой улыбки исчезло все.

- Как чудесно, - сказала она. Потом спросила: - А кто это?

- Я не знаю, - ответил отец Руфи, - но он высок и выглядит почти как вы - прошу прощения. Он сказал, что он ваш кузен.

- Por nada [ни за что (исп.)], - рассеянно ответила наша гостья, и встала, пожав руку отцу Руфи. Мы втроем вернулись в зал. Журнал и фонарик она оставила на стуле: они скорее всего принадлежали Клубу. Отец Руфи поднялся с нами по ступенькам в галерею и там, в самом конце ждал наш гость, высокий, даже когда сидел. На нем был смокинг, между тем как половина мужчин на вечере была в обычных костюмах. Он был не очень похож на нее: его лицо было смуглее и более плоским: когда мы подошли к нему, он встал. До потолка ему оставалось совсем немного. Это был гигант. Он и наша гостья не обменялись рукопожатием. Оба они взглянули на отца Руфи, с формальными улыбками, и он оставил нас: затем незнакомец вопросительно посмотрел в мою сторону, но наша гостья уже опустилась в ближнее кресло, вся гибкость, вся грация. Они выглядели прекрасной парой. Незнакомец достал из брючного кармана оправленную в серебро фляжку: взяв со стола стакан воды, он добавил туда виски из фляги, но наша гостья не притронулась к нему. Она просто отодвинула его одним пальцем и сказала мне: "Сядь, малыш", и я подчинилась. Потом она сказала:

- Кузен, как ты меня нашел?

- Par chance, кузина, - сказал незнакомец. - Повезло.

Он ловко завернул фляжку и спрятал ее в карман. Взболтав напиток, он положил деревянную мешалку с эмблемой клуба.

- Мне пришлось потерпеть, - сказал он, - уж очень меня раздражал этот тип, с которым ты говорила. Здесь нет ни единого специалиста: все они недоумки, тупые и разболтанные.

- Он добрый и умный человек, - сказал она. - Преподает математику.

- Дважды дурак, - сказал чужой, - если думает, что это математика! и он выпил свою смесь. Затем он сказал: - Думаю, что нам пора домой.

- Ха! С кем? - спросила моя подруга, полупрезрительно, полушутливо оттопыривая губы. - Только не с ним!

- Почему, кто меня знает? - спросил чужой.

- Потому что, - сказала наша гостья и, отвернувшись от меня, приблизила свое лицо к его лицу и что-то зашептала ему на ухо. При этом она не отрывала глаз от танцующих - половина в обычных костюмах, половина пар уже пожилые, Руфь, Бетти и студенты на каникулах. Оркестр играл фокстрот. Лицо чужого слегка изменилось. Оно потемнело: допив свой стакан и поставив его, он грузно повернулся вместе со стулом ко мне.

- Она выходит из дому? - резко спросил он.

- Ну?.. - лениво протянула наша гостья.

- Да, - сказала я. - Да, она выходит. Каждый день.

- В машине или пешком?

Я взглянула на нее, но она никак не помогла мне. Ее указательный и большой пальцы сложились в кружок.

- Не знаю, - ответила я.

- Пешком? - настаивал он.

- Нет, - внезапно буркнула я. - Нет, на машине. Всегда на машине!

Он откинулся на спинку стула.

- Ты сделала все, - спокойно сказал он. - Все, что можно.

- Я? - сказала она. - Я еще не посвящена. Я могу и передумать.

После секунды молчания он сказал:

- Поговорим.

Она пожала плечами.

- Дома у девочки, - сказал он. - Я выхожу через пятнадцать минут после вас. Дай руку.

- Зачем? - сказала она. - Ты же знаешь, где я живу. Я не буду прятаться в лесу, как животное.

- Дай мне руку, - повторил он. - Ради старой дружбы.

Она протянула руку через стол. Они сплели пальцы, и она вздрогнула. Затем они оба встали. Ее улыбка была слегка удивленной. Она взяла меня за запястье и мы пошли по лестнице, а чужой сказал нам вслед, как будто ему нравились эти слова:

- Ради старой дружбы! Здоровья тебе, кузина! Долгой жизни!

Оркестр заиграл рэгтайм-марш. Она остановилась поговорить с пятью-шестью людьми, среди них был и отец Руфи, и дирижер оркестра, и Бетти, которая пила пунш с мальчиком из нашего класса. Бетти шепнула мне:

- Твои маргаритки вот-вот отвалятся.

Мы прошли мимо припаркованных машин, пока не увидели одну, понравившуюся ей.

Все они были открыты, а в некоторых владельцы даже оставили ключи: она залезла в одну и усевшись за руль, запустила мотор.

- Но это не ваша машина! - сказала я. - Вы не можете...

- Влезай!

Я скользнула к ней.

- Еще только десять часов, - сказала я. - Мы разбудим отца.

- Молчи!

Я подчинилась. Она вела очень быстро и очень плохо. На полпути к дому она сбавила скорость. Затем внезапно она громко расхохоталась и очень доверительно произнесла, но как будто не мне, а кому-то другому:

- Я сказала ему, что создала Нейлсенову петлю вокруг этого места, что вывело половину графства Грин из фазы. А это надо отключать каждую неделю, ездить и отключать.

- Что такое Нейлсенова петля? - спросила я.

- Путай вчера, путай сегодня, но никогда не путай сегодня и завтра, процитировала она кого-то.

- Что такое... - начала я энергично.

- Я уже сказала тебе, детка, - ответила она, - и не дай тебе бог узнать больше, - и свернула в наш двор с таким визгом, который разбудил бы и мертвого; выпрыгнув из машины, она метнулась в кухню, словно зная, что отец и мама спят или в гипнотическом трансе, как в рассказах Эдгара По. Затем она приказала принести кочергу из мусоросжигателя на заднем дворе и попробовала, горяч ли еще конец: потом она сунула его в пламя газовой плиты. Пошарив под раковиной, она достала мамину бутыль "Чистого Растворителя".