Тарантелла, или Танцы с пауками - Анна Дубчак

КРАСИВАЯ ЛЮБА

Андрей постучал в дверь и очень удивился, когда ему никто не открыл. В десять часов Люба всегда бывала дома. Он обошел по скрипучему снегу дом и заглянул в окна: светятся, но никакого движения нет. Не видно теней за занавесками, не слышно Любиного смеха…

А ведь дом заперт изнутри. Вязовка спала.

Люди здесь ложились спать рано. Голубоватый снег, казалось, отражал самый нежный тон зимнего ночного неба, усыпанного звездами. Но Андрей ничего этого не замечал. Он должен был непременно попасть в дом и убедиться, что Люба там одна. Люба Прудникова, 20-летняя доярка, несмотря на свою грубую работу, всегда выглядела как артистка. Высокая, полногрудая, с длинными тонкими стройными ногами, она привлекала внимание всего мужского населения Вязовки. Или даже двух Вязовок: Нижней и Верхней, разделявшихся небольшой речкой (тоже, кстати, Вязовкой), но соединявшихся недавно построенным бетонным мостом. Люба, как и мост, тоже соединяла мужчин, но в основном для драки. Потеряв надежду выйти замуж за Ванеева, нынешнего директора вязовской птицефабрики, она просто пошла по рукам. И вот насколько ее любили местные мужчины, которым она редко отказывала в своей благосклонности, настолько ее ненавидели женщины. Ревность, помноженная на зависть природной, данной ей Богом красоте, оказалась страшной силой. Никто из женщин не хотел работать с Любкой. Куда бы она ни устроилась, ее всячески пытались вытеснить, а то и просто говорили в лицо: уходи, мол, ко двору не пришлась. И только на молочной ферме, где всегда не хватало практически дармовых рабочих рук, Любка задержалась. Но работала не напрягаясь, частенько отлучаясь то в магазин, то домой, а то и в поле или лес…

Андрей снова постучал, затем, не выдержав, стал сильно колотить железной скобой по замку, да так, что услышала вся Вязовка.

И только после этого дверь открылась, и он увидел на пороге заспанную, розовую ото сна Любу. Джинсы, мятый белый свитер, копна спутанных волос и черные, с тяжелыми веками глаза…

— Ты чего не открывала?

Она как-то странно посмотрела на него.

— Сейчас ночь или утро, я что-то не пойму? — При всей своей порочности. Люба, гуляя с мужиками, никогда не пила и не курила. Женственности в ней было в достатке.

Поэтому Андрей удивился, услышав такой вопрос. — Ты чего молчишь-то? Не видишь разве, заспала я все… Ничего не помню.

— Может, пустишь в дом?

— Пущу, конечно. — Она отстранилась, пропуская его, но вдруг почувствовала, что ноги ее не держат. Больше того, они дрожали так, как если бы она целые сутки полола капустные грядки или картошку. — Где же это я так натрудилась?

— Ты сегодня какая-то странная, словно и не рада мне… — Андрей, который на свидание вырядился в новый адидасовский костюм китайского производства, прошел в комнату, где Люба обычно, перед тем как лечь с ним, поила его чаем или угощала чем-нибудь вкусным. — Ты случаем не выпила?

— Я же не пью… Проходи, Андрюша… — Она села за стол, подвинула к себе сахарницу и снова как-то странно посмотрела на Андрея.

— Знаешь, по мне словно ходили… Все тело болит… Ноги дрожат… Может, я заболела? — проговорила она, невольно подумав, что это болезненное состояние граничит у нее с верхом блаженства: так обычно она чувствовала себя после близости с Ванеевым. Только он, Сергей Николаевич, мог так утешить ее, так усладить… Андрей был тоже ничего в постели, но какой-то торопливый, нервный и постоянно задавал дурацкие вопросы, на которые ей не хотелось отвечать.

— У тебя такое лицо, будто ты только что…

Словом, как в анекдоте… Лимон у тебя есть?

— А при чем здесь лимон? — не поняла Люба и усмехнулась, потягиваясь всем своим гибким телом.

— Откуси лимону, может, не такое блаженное лицо будет…

— Андрюша, давай я тебе лучше чаю согрею… — Она встала, но поняла, что далеко не уйдет: у нее горели пятки, икры, бедра…

Она никак не могла понять, что с ней происходит.

Поэтому, когда Андрей начал раздевать ее, она впервые в жизни оттолкнула его от себя, как не отталкивала еще ни одного мужчину.

— Я не могу… У меня такое чувство, словно я весь день только этим и занималась…

Он сжал кулаки: подобной наглости от этой потаскухи, которая сегодня должна была принадлежать только ему, он не ожидал. Андрей кинулся на нее и начал срывать одежду. Но стоило ему содрать с нее сорочку и чулки, как он увидел на ее теле ссадины и царапины, синяки и непонятные розовые пятна… Грязно выругавшись и понимая, что его обошли, что кто-то успел побывать с этой женщиной раньше него, он, одеваясь на ходу, выбежал из дома и прямо с крыльца бросился лицом в холодный, обжигающий снег.

Глава 3

ПУТЕШЕСТВИЕ В ВЯЗОВКУ

Наталия впорхнула в кабинет Логинова с улыбкой на губах. Она знала, что известие, которое она ему принесла, огорчит его, но решение уже было принято, и Люся ждала ее в машине у ворот прокуратуры…

— У меня хорошие новости. — Она подошла к нему сзади и обняла за шею. — Бланш взяла Люсю в школу, а я нашла ей хорошую квартиру неподалеку от нас…

— Ты уверена, что из-за таких пустяков, как устройство твоих многочисленных подруг, меня можно отвлекать от дела? — У него было довольно благодушное настроение, но Наталия поняла скрытый намек. — Так что еще?

— Тебе понравилось, как мы встретили Новый год?

— Конечно…

— И маскарад, и мое платье с блестками, и елка, и норвежский свитер с орнаментом из синих оленей? Скажи, понравилось?

— Понравилось, а в чем, собственно, дело?

— А в том, что пора тебе, Игорь, от меня отдохнуть. Я уезжаю. Вместе с Люсей.

— Куда?! Ты что это придумала? — Логинов тотчас оторвался от своих бумаг, в которых уже несколько минут пытался уловить хоть малейший смысл. Вот уж чего он не ожидал, так это чтобы какая-то там подружка Люся похитила у него Наталию.

— Я сейчас позвоню, и тебя не выпустят…

— Звони. Но я все равно уеду.

— Куда?

— В Вязовку.

— И что ты там будешь делать?

— Ничего. Там на месяц освободился большой деревенский дом учительницы-польки по имени Зося, которая уезжает по делам в Москву… Кажется, ей причитается наследство. Вот в этом доме я и поживу.

— А как же я?

— А ты работай. Город без тебя просто утонет в крови. Не сердись, но я знала, что ты все равно не сможешь вырваться… Скажи, что не злишься на меня, и я поеду…

Он посмотрел в ее светлые глаза и в который уже раз понял, что эта женщина никогда не будет принадлежать ему полностью. И либо с этим надо мириться, либо навсегда с ней расстаться…

Третьего не дано. Но тут же, представив себе всю безысходность и тоску, которые охватят его сегодня же вечером, когда он вернется домой и обнаружит на кухне только Соню, Логинов понял, что уже не может без Наталии. Однако сказать ей об этом вслух, вот так неожиданно, здесь, в этом кабинете, в этих казенных стенах, пропитанных миазмами преступлений и лжи, было не в его стиле. Он мог бы, положим, признаться ей в своей любви дома, в минуту нежности, когда они оставались наедине и принадлежали только друг другу.. Но почему он этого не сделал? Почему не сказал?