Избранные произведения - Жуакин Машадо де Ассиз

Тема «утраченных иллюзий» в «Доне Касмурро» раскрывается писателем камерно, изолированно от бурного и пестрого бытия, протекающего за стенами дома: в отличие от «Записок…» этот роман скорее «история одной любви», чем «история одной жизни», ибо вся жизнь героя заключается в любви к подруге детства, ставшей затем его женой.

Подобно «Запискам…» «Дон Касмурро» — тоже исповедь, и начинает ее старый, разочарованный скептик, укрывшийся от мира в своем доме, построенном им как точная копия дома, в котором прошло его детство. Счастливое детство, счастливая юность, освещенная счастьем идеальной любви к красавице Капиту, но, увы, любви не вечной, ибо жизнь человека, как полагает рассказчик, подобна опере, текст к которой написал бог, а музыку — сатана, отчего «в некоторых сценах музыка и текст не соответствуют друг другу». Однако тональность исповеди при переходе к описанию детства и юности резко меняется: горечь, скепсис, ирония растворяются в прелести воскрешенного первого чувства, целиком захватившего когда-то юного Бенто, и старик рассказчик как бы вновь перевоплощается во влюбленного подростка, повествуя о всех перипетиях своей первой и единственной любви с присущей ему в те далекие годы наивной взволнованностью. Рассказ о безоблачном детстве и юности, описание радостей семейной жизни занимают более двух третей романа; драма, постигшая героя, изложена им почти скороговоркой. И если в «Записках с того света» герой отчасти даже смакует свою несостоятельность, свой эгоцентризм, свое неверие, умно и беспощадно препарируя причины происшедшей с ним жизненной катастрофы, то в «Доне Касмурро» повествователю тягостно и больно говорить о крушении всех своих надежд, о гибели еще недавно столь радостного мира, в котором любовь, дружба, отцовские чувства оказались ложью и обманом. Браз Кубас претерпевает трансформацию своей личности постепенно, он, собственно говоря, сам участвует в ней, разменивая свои чувства, природные задатки, честолюбивые мечты; среда и обстоятельства лишь способствуют этому процессу. Напротив, Бенто, созданный для тихого семейного счастья, доверчивый идеалист, терпит крах неожиданно и незаслуженно. Только что он был на вершине блаженства: Капиту стала его женой, после «райского» медового месяца молодожены вернулись в город, Бенто ведет, и успешно, дела многих торговых домов, Капиту исполняет роль прелестной хозяйки дома. Супруги развлекаются: навещают друзей и родственников, выезжают в театры или на балы. Они счастливы, единственное, что их огорчает, — отсутствие детей. Но вот рождается долгожданный наследник. «Трудно описать мое ликование, когда он появился на свет; никогда я не испытывал такого восторга… Я даже проиграл несколько процессов в суде из-за невнимательности». Продолжается счастливая жизнь с любимой женой и желанным сыном, и вдруг… все гибнет, словно от удара молнии. Пережитое героем крушение навсегда лишает его радости, любви, веры. Он превращается в мрачного затворника и себялюбца и сам с печальным недоумением замечает, как его угрюмая подозрительность и нелюдимость отталкивает от него немногих случайных друзей.

Если в «Записках…» отчетливо присутствуют социальные предпосылки «утраты иллюзий», то в «Доне Касмурро» все как бы уже заранее предопределено судьбой, ее зависимостью от таинственных сил, которые человеку не дано познать, а тем более подчинить своей власти. И в самом сюжете, и в стилистике произведения сильнее звучит романтическое начало, и роман можно рассматривать как своего рода возвращение писателя к истокам творчества, к идеалам юности, как реквием по несбывшимся надеждам.

Как и в «Записках с того света», в «Доне Касмурро» Машадо де Ассиз обнаруживает блестящий талант рассказчика; мастерское построение сюжета, живописные портреты действующих лиц, виртуозное владение языковыми пластами — все это украшено россыпями всевозможных отступлений: здесь и притчи, и философские и лирические монологи, и житейские истории, поведанные тем или иным персонажем.

Оба эти романа — вершины творчества Машадо де Ассиза.

Однако его природный дар рассказчика прекрасно виден и в его новеллах. В период между «Записками с того света», романами «Кинкас Борба», «Дон Касмурро», «Исаак и Иаков», «Записки Айреса» писатель выпустил сборники рассказов: «Разрозненные страницы» и «Реликвии старого дома» (о других сборниках мы упоминали выше).

Включенные в предлагаемое издание новеллы в основном повествуют о «странностях любви». Порой сюжет их весьма необычен (к примеру, «Ангел Рафаэл» или «Капитан Мендонса»), но и в более традиционных по сюжету новеллах писатель на редкость изобретателен. Его психологические «ходы» зачастую непредсказуемы, но тем не менее они основаны на глубоком знании скрытых человеческих побуждений и потому вполне убедительны. Печальная ирония, свойственная таланту Машадо де Ассиза, окрашивает и эти на первый взгляд «развлекательные» повествования. Но ирония не может скрыть сострадания к несчастному неудачнику Леонардо («Оракул») или сочувствия влюбленному поэту, тщетно пытавшемуся завоевать право жениться на юной Франсиске («Франсиска»). Счастливые концы в некоторых новеллах отнюдь не означают всеобщего счастья: обычно одни счастливы за счет других.

И представленные романы и новеллы Машадо де Ассиза знакомят нашего читателя с наиболее яркими страницами его творчества: они полны блестящего иронического скептицизма и изображают жизнь такой, какая она есть, не склоняясь перед злом и не восторгаясь добром. Философическая манера их автора близка манере Анатоля Франса, однако ирония Машадо де Ассиза, как нам кажется, более меланхолична и менее язвительна, хотя и достаточно беспощадна. Искусство, с которым писатель исследует души своих персонажей, позволяет видеть в нем первого психологического романиста Бразилии, и мы надеемся, что в этой книге читатель откроет для себя превосходные образцы художественной прозы, прошедшей школу европейского реализма и вместе с тем сохранившей свое национальное и индивидуальное своеобразие, а в творчестве ее создателя ощутит трагическое восприятие трагических сторон действительности, которое хотя и не позволило писателю избежать «ворчливого пессимизма», но зато наполнило его произведения страстным и глубоким биением жизни.

Инна Чежегова

СТИХИ

© Перевод А. Богдановский

STELLA[2]

Откинула ночь покрывало,Прощальной слезою блистая,И мгла не скрывает густаяПростор без конца и начала.

И слабым свеченьем окрашенХолст неба в причудливой раме:Рассвет восстает над горами —Подобьями замковых башен.

Сияя, восходит Аврора,Небесный чертог занимая,И сонная, злая, немаяЗвезда уступает без спора.

И с каждым мгновеньем тускнея,Она небосвод покидает,И греза ночная растает,Вослед устремившись за нею.

Несбывшейся, невоплощеннойМечтою все помыслы полны…Гляди: беспокойные волныГотовы принять ее в лоно.

С лилового выйдя востока,Дневное восстанет светило,Его светозарная силаРасправится с тьмою жестоко.

От думы возвышенно-праздной,Укрытой полночною тьмою,От слез, тайно пролитых мною,От речи, излитой бессвязно,

От страсти моей бессловесной,Глубоко запрятанной страсти,От робкой надежды на счастье,Таинственной, чистой, чудесной,

Меня беспощадно пробудитТот луч восстающей денницы:Душа от любви отрешитсяИ опустошенной пребудет.

По воле светила дневногоПриходит пора расставанья…Прощай же, звезда! До свиданья!Мы завтра увидимся снова.

ДВЕ ГРАНИ

В существовании — две грани:

Одна — печаль по невозвратным,Навек минувшим временам;Другая — светлая надеждаНа то, что счастье снидет к нам.Мы в яви ощупью бредемИ все никак не перестанемДо гроба тешить дух мечтаньемО будущем и о былом.

Безгрешные утехи детства,Проворных ласточек полет,И запах роз, и шум прибоя,И дом — опора и оплот,И долгожданная любовьВо взоре пылком и горящем…Таким предстанет в настоящемБылое перед нами вновь.

Полузабытое тщеславьеВнезапно голос подает.Взыскуя истинной любови,Глядим с надеждою вперед.Там жизнь привольна и чиста,Там не сочтешь себя пропащим —Таким предстанет в настоящемГрядущее — и неспроста.

В существовании — две грани;Та и другая нам близка:На будущее упованьеИ по минувшему тоска.Дух беспокойный наш палимОгнем, мечтанию присущим,Но настоящему грядущимНе стать. И не бывать былым!

Ты, уподобясь кораблю,Затерянному в океанеБесчисленных воспоминаний,Что ищешь? — Отзвук их ловлю.—Чего же алчешь ты, скажи?— Сквозь лет бесчисленные звеньяПостичь пытаюсь откровеньяТаящейся в грядущем лжи.

В существовании — две грани.

ЗИМНЕЕ УТРО