Моя шоколадная беби - Ольга Степнова

Сытов секунду колебался. Затем быстро прошел в угол, взял чемодан и вышел из вагончика.

– Э-эй, мужик! – услышал он пьяный вой, закрывая за собой дверь.

Сытов не побежал. Он спокойно, даже размеренно пошел к машине. Когда услышал за спиной запинающуюся возню пьяных ног, развернулся, коротко и не очень сильно ударил сначала одного, потом другого. Они упали. Лобастый тяжело поднялся и, размазывая по лицу кровь, поволокся обратно к вагончику, помогая себе руками отрываться от земли. Другой так и остался лежать, не двигаясь. Сытов пошел, напружинив мышцы, – чемодан был тяжелый.

Кэт вышла из машины по нужде и залезла в кусты. Она поцарапала о ветки руки, лицо, даже попу.

«Придет Сытов, пожалеет», – подумала она и тут увидела Сытова – со спины.

С каким-то чемоданом он уже подходил к машине. Сытова нагонял страшный мужик с головой, похожей на огромную голую шишку. В руках у мужика было... Это же такая штука, из которой по телеку...

– А-а-а! – истошно закричала Кэт и в нечеловечески длинном прыжке к Сытову налетела на выстрел.

Сытов услышал не выстрел. Он услышал, как кричит Кэт, и ринулся на крик. Она, согнувшись пополам, приземлилась на бок. Лобастый, отбросив обрез, кинулся бежать. Сытов оторвал ее руки от живота, ощутив под ладонями кровавое месиво.

– Сейчас, Кэт, – он содрал куртку, потом рубашку, стал перевязывать ей живот, отрывая от сорочки длинные лоскуты. Она морщилась, как ребенок, от боли.

– Все, Сытов, не надо, – попросила она, закрывая глаза.

Сытов почувствовал дикий, животный страх. Первый раз в жизни.

– Кэт! – заорал он. Она спокойно открыла глаза. – Не умирай, беби, – тихо попросил Сытов и заплакал.

– А я думала, ты не умеешь плакать, – улыбнулась Кэт и улетела в небытие.

« ...... да был ли клад-то?»

Сытов сидел в грязи и держал на руках Кэт.

«... погнался за химерой».

Сытов прижался к Кэт лицом.

«...а может, «родственник» был настоящим родственником, а домик с крестиком – наивным бабкиным рисунком?»

Он встал и понес Кэт к машине.

Когда идти оставалось несколько метров, где-то в пролеске раздался шум. Шум нарастал, приближался, и Сытов с ужасом понял, что это машина. Он даже услышал, как под колесами чавкает грязь и ломаются сухие, старые ветки. Наверное, это трактор с каким-нибудь деревенским увальнем за рулем. Сейчас пролесок расступится, увалень увидит, как Сытов несет на руках окровавленную девушку, а в нескольких метрах валяется обрез.

Сытова охватила паника.

Деревенский кретин наверняка не проедет мимо. Остановится, начнет расспрашивать: что случилось и кто они такие. Сытов хотел ринуться в кусты и укрыться там, но понял, что не успевает, он ничего не успевает – ни донести Кэт до машины, ни укрыться с нею в кустах.

Милиция, разбирательства, суд? Его в чем-нибудь да обвинят!

Он остановился и попытался нащупать у Катьки пульс. Пульса не было, а шум работающего мотора все приближался.

– Она все равно умерла, – громко сказал Сытов самому себе. – Она умерла, а мне еще жить да жить.

Он опустил Кэт на холодную землю.

– Извини, беби, – прошептал он и помчался к машине. На пути ему попался чемодан, который он прихватил из вагончика. Он отчаянно пнул его, тот раскрылся, и из его убогого чрева вывалились грязные рубашки, носки, еще какое-то тряпье и бутылки – много пустых бутылок.

– Она все равно умерла, – снова сказал себе Сы-тов в машине, рванул ручку скорости, газанул и с пробуксовкой сорвался с места.

Сытов гнал машину. Гнал с космической скоростью. Он уверял себя, что хочет разбиться. Но его реакции были до автоматизма точны и безошибочны. Мыслей не было, чувств не было, и, чтобы не сойти с ума, он вслух начал петь, на ходу сочиняя стихи и музыку:

В стране апельсиновых грезЖивет шоколадная беби,Она затоскует до слез,Услышав про белых медведей.Не плачь, моя беби,Я белых медведейК тебе приведу,Я белых медведейУ ног своей бебиНавек приручу.И будет пасти моя бебиБелое стадо медведей...

На следующий день он вышел в эфир.

1

ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

К красному цвету очень подходит черный цвет.

Она была в красном платье. Ей подошел брюнет.

Она проснулась первой.

Откинула простыню и стала рассматривать свое голое тело.

Она осталась довольна осмотром: длинные ноги, высокая грудь, плоский, упругий живот. Живот, правда, портил шрам. Он имел странную форму, с рваными краями, и бледно-розовым цветом сильно выделялся на темной коже. След от ранения. Шрам давней любви. Катерина усмехнулась. В целом, она была довольна осмотром: только темнокожие женщины имеют такую совершенную гармонию пропорций, такой первобытный тонус мышц и такую неунывающую душу. Шрам – ерунда. Это даже шикарно! Партнеров в постели он интригует, они все задают один и тот же до безобразия пошлый вопрос:

– Тебя кесарили?

– Ага, – усмехалась Катерина, – калибром семь-шестьдесят два.

Мужики шалели от такого ответа и спешно начинали демонстрировать недюжинные мужские способности. Огнестрел в наше время – круто! Он вызывает не жалость, а уважение.

Катерина скосила глаза: рядом спал безмятежно красавчик-брюнет, и она не очень хорошо помнила его имя – то ли Игорь, то ли Дима. Нет, Игорь был вчера, значит, этот – Дима. Или Дима был вчера?.. Сколько раз она клялась себе, что будет тщательнее запоминать имена тех, с кем ложится в постель!

Катерина вскочила и побежала к велотренажеру. Она всегда вставала легко и как первую необходимость ощущала не желание умыться или глотнуть кофе, а острую потребность подвигаться – выплеснуть накопившуюся за время долгого сна энергию.

Она закрутила педали – сразу в бешеном темпе, потому что не понимала, что отдохнувшее тело нужно разогревать постепенно. Катерина любила утро, любила эти два часа до работы: можно заниматься собой и только собой. Примерять перед зеркалом многочисленные наряды, краситься, слушать музыку, плескаться под душем, курить, да, курить, хоть она и бросила. Потом ей надоедало заниматься собой, и она забывала про все это до следующего утра.

Парень на широкой кровати проснулся от шума педалей.

– Зюзик, охота грузиться в такую рань?! – сонно выдал он незатейливый текст.

Зюзик? Похоже, красавчик тоже не помнит ее имя. Как там, в старой шутке? Постель – не повод для знакомства.

– Хорош шуршать, – пробормотал брюнет. – Ну что ты, как белка в колесе, лапами сучишь?

– Вставай! – Катерина вихрем налетела на него и сорвала шелково-упакованное одеяло. – Поднимайся, одевайся, умывайся и растворяйся. Можешь выпить кофе, я разрешаю.

– Ну зю-узик, – пробормотал то ли Игорь, то ли Дима и тут же заснул, раскинувшись на спине. Катя некоторое время рассматривала его молодое тело. Бугры мышц, легкая поросль на груди, сильные ноги и... ну, в общем, она не ошиблась, притащив к себе с презентации именно эту особь мужского пола. Да, лицо... Но в лицо она старалась особо не всматриваться. Главное, чтобы был брюнет.

Она с силой ущипнула юношу за упругий бок. Он подлетел, сел и ошарашенно уставился на Катерину.

– Так бушуют африканские страсти? – продемонстрировал он остроумие.

– Нет, это свирепствует здравый смысл. Мой муж вот-вот вернется из командировки. Будет лучше, если он не найдет в своей постели тебя. – Она вдруг вспомнила, что зовут его Алик.

– Врешь, – ухмыльнулся не Дима, не Игорь. – У тебя нет никакого мужа. – Он встал, пружинисто походил по спальне, уселся на тренажер и лениво надавил на педали. – У тебя нет мужа, нет детей, нет тетушек, дядюшек, бабушек, дедушек. По-моему, у тебя нет даже полного набора соседей, так как ты отхапала шикарный пентхауз с видом на ...

– Я тебя прощаю, – оборвала его Катерина.

– Ты меня – что?! – Он перестал крутить педали и замер, став похожим на картинку из журнала – тщательно срежиссированную, с наведенным лоском. Катерина пару секунд им профессионально полюбовалась.

– Про-ща-ю, – спокойно повторила она. – Ты молоденький, глупенький жеребчик. Ты даже не знаешь, как называется то, на что открывается вид из моего окна.

– Хочешь меня обидеть? – Он подналег на педали, медленно и вальяжно. – Не получится. Я поживу у тебя пару деньков, зюзик.

Он не спрашивал. Он утверждал. Катерину это развеселило. Сколько ему – двадцать три? Двадцать пять? Он уверен, что возраст и внешность – его козырная карта. Кажется, он из модельного агентства «Кино», именно оно обслуживало вчерашнюю презентацию. Катерина сама договаривалась с холеной, амбициозной директриссой, которая пообещала «шикарных девушек» и «стильных юношей». Как всегда, к концу вечеринки Катерина почувствовала, что не может одна возвращаться в свою пусть и шикарную, но пустую квартиру на вожделенном последнем шестнадцатом этаже с видом на ... черт, да как же это там называется?